каталог |
Источник:
Куда движется мировое сообщество?
Геополитика третьего тысячелетия /
Отв. ред.: Э.Р. Григорьян. –
М.: Институт социальных наук, 2006. С. 50–54.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
Любые социальные теории – и политические теории здесь не являются исключением – призваны, строго говоря, выполнять две главные функции: объяснения особенностей объекта исследования, многообразия связей составляющих его структуру элементов (прежде всего, связей причинно-следственного характера), а также прогнозирования его будущей эволюции. В отличие от наук о природе в социальных науках функция прогнозирования всегда была развита гораздо слабее, чем функция объяснения. На фоне соперничества различных теоретических школ, методологических подходов и концептуальных построений, а также межпарадигмальных споров нередко складывается впечатление, что современная политология, и в частности международно-политическая наука, «может обосновать все и не способна доказать ничего»1. В этих условиях особую привлекательность приобретает концепция мир-системного анализа, предложенная известным современным американским социологом Иммануилом Валлерстайном в качестве когнитивной конструкции, претендующей на реализацию не только объяснительной, но и прогностической функции в плане анализа социальных процессов, характерных для современного мира.
Концепцию И. Валлерстайна нередко называют неомарксистской. В самом деле, она в значительной мере опирается на свойственный как классическому, так и современному западному марксизму терминологический аппарат, но при этом выдвигает, в сущности, принципиально новый подход как к организации исторического материала, так и к прогнозированию грядущих социально-политических событий. Нетрудно заметить, что Валлерстайн своей теорией пытается преодолеть во многом присущий современной западной политической науке евроцентризм путем органичного и далеко не безуспешного сочетания формационного и цивилизационного подходов на основе использования методологии системного анализа.
Согласно Валлерстайну, на рубеже XV–XVI вв., в эпоху великих географических открытий, в структуре мира произошли радикальные изменения. На смену совокупности своеобразных, относительно замкнутых и в значительной мере самодостаточных цивилизаций, [c.50] называемых автором «мир-империями», основой которых выступало политическое властвование, пришла основанная на торговле «капиталистическая мир-экономика», первоначально зародившаяся в рамках западной, европейской цивилизации. С тех пор на протяжении вот уже 500 лет «капиталистическая мир-экономика» выступает как «современная мир-система», или «миро-система модернити», общая характеристика которой в наиболее сжатом виде сводится к следующим десяти тезисам:
«– Миро-система модернити представляет собой капиталистическое миро-хозяйство, и это означает, что ею управляет стремление к безграничному накоплению капитала, которое иногда называют законом стоимости.
– Эта миро-система сформировалась на протяжении XVI века, и первоначально сложившееся в ней разделение труда вовлекло в ее состав большую часть Европы (за исключением Российской и Оттоманской империй), а также отдельные части [обеих] Америк.
– Эта миро-система территориально расширялась многие столетия, последовательно инкорпорируя в принятую в ней систему разделения труда все новые регионы.
– Восточная Азия стала последним большим регионом из тех, которые были таким образом инкорпорированы, и это произошло лишь в середине XIX века, после чего миро-систему модернити можно было счесть поистине всемирной […].
– Капиталистическая миро-система представляет собой [совокупность] миро-хозяйства, определяемого отношениями центра и периферии, и политической структуры, состоящей из входящих в международную систему суверенных государств.
– Фундаментальные противоречия капиталистической системы проявляются на уровне глубинных процессов в череде циклических колебаний, служащих разрешению этих противоречий.
– Двумя наиболее важными циклическими колебаниями выступают 50–60 летние циклы Кондратьева, на протяжении которых основные источники прибыли перемещались из производственной сферу в финансовую и обратно, и 100–150-летние циклы гегемонии, определявшиеся подъемом и упадком сменявших друг друга “гарантов” мирового порядка […].
– Эти циклические колебания приводили к постоянным, пусть медленным, но значительным, географическим сдвигам центров концентрации капиталов и власти, которые, однако, не отрицали [c.51] существовавших внутри системы фундаментальных отношений неравенства.
– Эти циклы никогда не были строго симметричными, и каждый новый из них приносил незначительные, но важные структурные изменения в направлениях, определяющих исторические тенденции развития системы.
– Миро-система модернити, подобно любой системе, не может развиваться вечно и придет к своему концу, когда исторические тенденции приведут ее в точку, где колебания системы станут настолько масштабными и хаотичными, что окажутся несовместимыми с обеспечением жизнеспособности ее институтов. В случае достижения этой точки случится бифуркация, и как результат эпохи перехода (хаотического) система будет заменена одной или несколькими другими системами»2.
Касаясь циклических колебаний в рамках развития «миро-системы модернити», следует обратить особое внимание на 100–150-летний цикл смещения ее внутреннего «центра силы». Как справедливо отметил российский исследователь А.М. Ушков, пики гегемонии каждого нового «центра» обычно наступали после крупномасштабных военных конфликтов, или «мировых войн», охватывавших мир-систему в целом и длившихся примерно 30 лет, что видно из следующей схемы:
Тридцатилетняя война (1616–1648) Наполеоновские войны (1792–1815) Мировые войны (1914–1918, 1939–1945) |
Голландия (1620–1672) Великобритания (1815–1837) США (1945–1967/1973) |
При этом весьма примечательно, что каждый будущий победитель начинал с того, что брал себе в партнеры предыдущего гегемона (Великобритания – Голландию, США – Великобританию)3.
Согласно концепции мир-системного анализа, нынешний цикл развития «капиталистической мир-экономики» должен завершиться в середине или последней трети XXI века. Пик гегемонии США уже остался позади, и со второй половины 70-х годов ушедшего века начался ее упадок. «Растущий» гегемон уже должен налаживать партнерские отношения с США, однако кто им будет – этот вопрос пока остается открытым.
Сам Валлерстайн полагает, что существуют два наиболее вероятных сценария. Первый из них сводится к тому, что «капиталистическая мир-экономика» может продолжить свое развитие на более или менее прежних основах и вступить в новую волну [c.52] циклических изменений. Согласно второму сценарию, в конце нынешнего цикла «миро-система модернити» может достичь кризисной точки и подвергнуться радикальным структурным трансформациям, пережить направленный вовне или внутрь взрыв, влекущий за собой становление какой-либо новой исторической системы.
В случае реализации первого сценария, как полагает Валлерстайн, в ближайшем будущем мы станем свидетелями очередной восходящей фазы кондратьевского цикла. В ее основе будут лежать новые виды продукции, производство которых началось в последние двадцать лет. При этом между США, Европейским Союзом и Японией возникнет жесткая конкуренция за лидерство в производстве этой новой продукции и одновременно обострится конкурентная борьба между Японией и Европейским Союзом за статус гегемона, утрачиваемый Соединенными Штатами. Логика данной конкурентной борьбы приведет к тому, что каждый член триады будет продолжать укреплять экономические и политические связи с определенными регионами: США – со странами Северной и Южной Америки, Япония – с Восточной и Юго-Восточной Азией, Европейский Союз – со странами Восточной и Центральной Европы и бывшего СССР. Так как в ходе жесткой конкуренции триада обычно превращается в биполярную конструкцию, наиболее вероятным станет основанное главным образом на экономических факторах сближение Соединенных Штатов и Японии для противостояния Европейскому Союзу. Этот альянс вернет мир к классической модели геополитического противоборства Японии как державы, которая контролирует море и воздух и имеет поддержку со стороны прежнего гегемона – США, и сухопутной, «континентальной» державы, в роли которой оказывается Европейский Союз. В этом варианте геополитические и экономические факторы дают основание, по мнению Валлерстайна, предсказать в итоге победу «Большой Японии» – Японии в союзе с государствами Юго-Восточной Азии4.
Рассматривая первый сценарий, следует подчеркнуть, что достаточно сложной, но в принципе решаемой политической проблемой в ходе такой геополитической реструктуризации видится включение России в зону Европейского Союза. Однако инкорпорирование Китая в японско-американскую зону, причем на правах «младшего партнера», на наш взгляд, представляется маловероятным. Сегодня пока неясно, сможет ли Китай перехватить у «Большой Японии» экономическое лидерство либо мирным, либо военным путем. Но если в этом противостоянии победит «социализм с китайской спецификой» – а подобный исход отнюдь не следует считать невозможным, – не будет ли [c.53] это означать конец «капиталистической мир-экономики»? Так или иначе, но первый сценарий логически приводит нас к тому, что судьбы мира в XXI веке будут, в конечном счете, решаться не на Западе, а на Востоке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Результатом второго сценария, как считает Валлерстайн, «могут стать долгие смутные времена, возникновение очагов гражданских войн (локальных, региональных и, возможно, даже принимающих мировой масштаб)… Итоги подобного процесса подтолкнут к “поискам порядка” в противоположных направлениях (бифуркации) с их абсолютно непредсказуемыми последствиями»5. Если воспользоваться известной терминологией И. Пригожина, из такого состояния «хаоса» в конечном счете родится некий новый «порядок», на сегодняшний день абсолютно неопределенный – в том смысле, что его пока нельзя предсказать в деталях, – но принципиально отличный от модели «капиталистической мир-экономики» в той же мере, как сама «капиталистическая мир-экономика» отличалась и от феодальной модели западной «мир-империи» и от традиционалистских моделей незападных цивилизаций. Единственное, что, на наш взгляд, сегодня возможно, так это назвать такой будущий «порядок» весьма расплывчатым и не вполне определенным термином «посткапиталистический». Иными словами, следует согласиться с Валлерстайном, по крайней мере, в том, что наступает «конец знакомого мира». [c.54]
Примечания
1
2 Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. – М., 2003. С. 50–51.
3 См.: Ушков А.М. Сравнительная политология // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 1999. № 1. С. 79.
4 Валлерстайн И. Указ. соч. С. 65–66.
5 Там же. С. 68.
каталог |