Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		оглавление

Итак, закон (конституция) при республиканском способе правления выступает в роли некоего “новоявленного диктатора нового типа”, качественно отличающегося от традиционного диктатора-человека, однако требующего подчинения всех граждан (включая и главу!) республики. Но известно, что добровольного подчинения не бывает или почти не бывает. Возникает вопрос: как заставить всех членов общества подчиняться закону и как поступать с теми, кто не желает подчиняться? Снова возникает вопрос о механизме (“технологии”) принуждения человека к соблюдению закона, так сказать, правового обуздания его воли, свободы действий. Новизна здесь в том, что в случае власти человека над человеком воля подданного подавляется и ограничивается волей властителя, а в случае власти закона воля подданного ограничивается или подавляется чем-то иным, неодушевленным, абстрактным, что носит имя “Закон”. Выражаясь техническим языком, “технологии” подчинения человека человеку и подчинения человека закону различны,

Первое, что бросается в глаза при анализе этих двух [c.162] видов правления (монархического и правового), – это то, что первый вид правления гораздо проще второго. (Здесь слова “монархический” и “правовой” являются синонимами слов “диктаторский” и “конституционный” или, по Канту, “деспотический” и “республиканский”.) Простота и отработанность монархического (строго иерархического) способа правления и подчинения подданных хорошо известны. Понять “стимулы” такого “естественного” подчинения нетрудно: нижестоящий подчиняется вышестоящему под страхом наказания, назначаемого вышестоящим.

Гораздо сложнее изобретенный человеком механизм подчинения закону. Процесс признания этого изобретения, как и многих других изобретений человека, был долог и трагичен. Пользуясь инженерной терминологией и обращаясь по нашей традиции к механическим аналогиям, можно сказать, что механизм подчинения человека закону настолько же сложнее механизма подчинения человека человеку, насколько, например, механизм колеса сложнее механизма полоза (волокуши): понимание преимуществ колеса требует понимания различий качения и скольжения, требует использования таких абстрактных геометрических понятий, как окружность, центр окружности, циклоида и т.п., а в полозе, работающем по принципу простого скольжения, этого нет. Боязнь сложности и непонятности механизмов законов и основанный на опыте страх перед их запутанностью и злоупотреблениями “законников” всегда в глазах “простого народа” были факторами в пользу “неписаных”, но простых и понятых законов “хозяина”, а не в пользу “писаных” сложных и непонятных юридических законов. В пьесе А.Н. Островского городничий Градобоев спрашивает провинившихся обывателей и купцов: “Судить ли мне вас по законам или по душе, как мне бог на сердце положит?” и велит показать купцам толстые книги законов. Купцы хором отвечают: “Суди по душе, будь отец, Серапион Мардарьич!” И недаром живет по сей день в народе русская пословица, выражающая неверие в закон: “Закон что дышло, куда повернул, туда и вышло”.

Попытаемся внимательно рассматривать механизм власти “писаного закона”, так сказать, технологию его действия на человека. Для такого анализа используем широко применяемый в науке метод моделирования. В качестве модели правового механизма подчинения [c.163] закону выберем “спортивную модель борьбы”, поскольку законы спорта являются простым примером борьбы, регламентированной правилами, знакомы и понятны всем и здесь “правовая модель конфликта” весьма показательна.

Рассмотрим правовую модель конфликта на примере спортивной игры, например футбола, баскетбола, бокса и т. п. Очевидно, что во всякой игре есть участники (обычно это две соперничающие стороны), существуют правила игры и судьи. Наличие судей непосвященному может показаться необязательным, “если игроки сами хорошо знают правила игры”. И судьи действительно в этом случае не нужны, если бы игроками были, например, роботы, а не люди. Обоснование необходимости судей – это очень важный и тонкий вопрос, касающийся “натуры” человека, “человеческого фактора”. Роботы или машины отличаются от человека прежде всего тем, что они, даже обладая логикой человеческого мышления, не имеют воли (желаний) человека. Воля и желания как раз и мешают человеку быть объективным и справедливым, строго выполнять логические предписания правил игры. Поэтому-то и нужны судьи. Но можно возразить, ведь судьи – тоже люди и, стало быть, они не лишены желаний и человеческих факторов. Да, это верно, но что делать? В этом, конечно, слабая сторона человеческого, то есть субъективного, судейства. С субъективностью судейства борются, ее контролируют и подавляют, но она, как шило в мешке, обнаруживает себя то здесь, то там. Наиболее распространенный прием повышения объективности судейства – коллективное судейство, где мнения отдельных судей осредняются и вследствие этого приближаются, как считается, к объективной оценке. Кроме того, мощным источником контроля судейства являются зрители, общественное мнение, хотя известно, что болельщики также очень часто не могут быть объективными. Приглашение судей издалека, из нейтральных стран – также весьма распространенный прием в спорте для повышения объективности судейства.

Итак, игроки, правила, судьи – необходимые атрибуты спортивной борьбы. Однако эти атрибуты, как говорят математики, необходимы, но не достаточны. Дело в том, что судьи должны не только хорошо знать правила игры, но и обеспечивать их выполнение игроками. Последняя задача судей (соблюдение правил игроками) [c.164] качественно отличается от первой (знание судьями правил игры). Спортивные судьи одновременно выступают в двух ролях: экспертов, определяющих меру наказания, и исполнителей этого наказания. Очевидно, что для выполнения второй роли (соблюдение правил, то есть. подчинение воле судей) у судей может не хватить сил и им понадобится помощь для реализации своей власти над игроками в случае неподчинения последних. Но известно, что заставить кого-то подчиниться противному его воле решению можно только при помощи власти, принуждением, то есть при помощи превосходящей силы⁶⁹. Такой силы у судей по отношению к игрокам, как правило, нет и поэтому в роли гаранта такой силы власти судей выступает государство с его “превосходящими, силами” над игроками и даже над болельщиками, которые тоже, как показывает опыт, могут иногда “активно выступить против судей. Поэтому следует признать тот факт, что за спортивным судьей стоит в качестве гаранта его власти государственная мощь с ее аппаратом насилия – полиция, милиция и даже армия (например, известен факт, когда во время футбольного матча между двумя южноамериканскими странами для погашения конфликта между игроками, зрителями и судьями были брошены регулярные войска обеих стран и началась самая настоящая война между ними).

Для иллюстрации мысли о том, что для гарантии соблюдения правил игры, то есть закона, нужна сила принуждения, приведем интересную газетную заметку под названием “Находчивый арбитр” (“Известия”, 4 сентября 1986 г.): “Редкий футбольный матч в Гондурасе не заканчивается массовой потасовкой игроков, в которой не прочь поучаствовать и болельщики. Однако то, что произошло во время встречи футбольных команд города Сан-Педро-Сула, удивило даже видавших виды поклонников этой популярной игры. Впервые за последние годы футболисты проявили действительно джентльменское отношение друг к другу. Наученный горьким опытом футбольный арбитр Аурелио Лопес основательно подготовился к этому матчу и, помимо свистка, взял с собой на поле... пистолет и внушительных размеров [c.165] кинжал. Матч прошел практически без единого нарушения правил. Футболисты быстро и точно выполняли указания арбитра и даже не делали попыток вступить с ним в какие-либо препирательства”.

Можно добавить, что, очевидно, никакое самое “образцовое воспитание” игроков и болельщиков не позволит проводить спортивные состязания без судей и стоящих за ними сил принуждения. По этой же причине государственная модель подчинения граждан закону также, по господствующему сегодня мнению, может быть лишь императивной, “силовой”.

Совершенно очевидны функциональное сходство нашей “спортивной модели” и механизма подчинения закону в правовом государстве и вытекающая из него аналогия между “спортивной” и “государственной” системами власти. Структуры спортивной и государственной “моделей власти” и их атрибуты – одни и те же. Игроки в спортивной модели – это аналог противоборствующих политических деятелей или групп в государственной модели; правила игры в спорте – аналог конституции (закона) в государстве; судьи – юристы; зрители – общественное мнение; силовые гаранты подчинения законам – это государственные правоохранительные органы (полиция, милиция, инспекция и т. п.). Вся схема обеспечения законности способов и приемов борьбы друг с другом политических соперников в правовом государстве по своему замыслу и исполнению та же, что и в спортивной борьбе. Здесь даже налицо кроме трех властей правового государства (законодательной, судебной и исполнительной) “четвертая власть”: в спортивной модели – это прямо выражаемое мнение зрителей и болельщиков, а в государственной модели – это сила общественного мнения, выражаемая средствами массовой информации.

Можно сказать, что способ разрешения конфликтов между людьми является важнейшим показателем степени цивилизованности общества: в первобытном анархическом обществе, где действует “закон джунглей”, – это схватка между соперниками “без судей и правил борьбы”, в более цивилизованном иерархически упорядоченном (монархическом) обществе – подчинение вышестоящему уровню или монарху, воля которого выступает одновременно в роли судьи и закона; в правовом государстве – подчинение “писаному закону” по довольно сложной схеме: конфликтующие стороны – свод [c.166] законов – судьи – исполнительная власть государства. Последняя схема, как видим, наиболее сложна и требует учреждения специальной структурной организации, осуществить (внедрить) которую на практике не так-то просто. В этом, по-видимому, и заключается основная трудность построения внутригосударственных правовых демократических систем, гарантирующих власть закона в обществе. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что власть закона (судьи) иногда трудно осуществить даже в спорте, где спортивная (правовая) борьба иногда стихийно переходит к своей “более естественной форме” – драке между игроками и болельщиками, прекратить которую можно лишь при помощи “превосходящей мощи” государства.

В связи с этим уместно напомнить о трудности поддержания правового характера межгосударственных конфликтов: ведь над государствами сегодня нет “превосходящей силы”, гарантирующей законность и правовой характер конфликтов. В этом главная трудность поддержания мира в международном плане. Эта трудная и важная задача, стоящая сегодня перед мировым сообществом, по-видимому, может быть разрешена при помощи “третьего изобретения” – создания надгосударственного органа власти, о чем мы кратко расскажем в следующей главе. Здесь лишь отметим, что осуществление на межгосударственном уровне “правовой модели конфликта”, аналогичной описанной нами “спортивной модели”, – задача гораздо более трудная, чем внедрение этой схемы на внутригосударственном уровне. Однако оптимистический прогноз здесь основан на знании известного качества человека – его способности разрешить любую задачу в том случае, если он убедится в насущной и острой потребности ее решения. Такой задачей, как можно заключить с позиций теории иерархических систем, является создание глобального надгосударственного органа, обладающего превосходящей силой по отношению к любому отдельному государству, который поэтому может взять на себя роль гаранта подчинения государств международным “правилам игры”. До сих пор, как известно, такого органа нет. Не потому ли история человечества – это прежде всего история межгосударственных войн? Такие может далее продолжаться в век современного технического прогресса и средств массового уничтожения, поэтому современный мир [c.167] вплотную подошел к необходимости решения проблемы запрета межгосударственных войн, являющейся, по существу, проблемой выживания человечества. С позиции изложенной нами теории иерархических систем способом решения этой проблемы может быть лишь учреждение еще одного “этажа власти”, стоящего над участниками возможных конфликтов. Когда общество убедится в насущной необходимости внедрения “третьего изобретения”, это изобретение в той форме, в какой мы ее здесь изложили, или в какой-то иной будет использовано.

Реальная схема правового механизма власти, конечно, гораздо сложнее изложенной нами модели спортивной борьбы (“игроки – правила – судьи”), так как она осложнена многими обстоятельствами, особенностями, различным “фоном”, на котором строятся эти механизмы, но в своей основе это та же схема, сходная со схемой “спортивной модели”. Известное разделение общественной власти в правовом государстве на три части – законодательную, судебную, исполнительную – отражает именно закономерности изложенной выше “спортивной модели”: законодательные органы являются авторами “правил игры” (законов, конституции), судебные органы контролируют соблюдение этих правил гражданами и организациями, а исполнительные правовые органы (полиция, милиция и другие “силовые структуры”) вынуждают соблюдать правила игры тех, кто этого не. желает делать добровольно. Независимость этих частей власти друг от друга предотвращает “скатывание” власти к своему “естественному” виду – власти одного “хозяина”. Обеспечение этой независимости компонентов власти – “сверхзадача”, которая решается различными приемами в разных государственных правовых системах.

Следует сказать, что описанная нами схема механизма действия государственной власти и вытекающая из нее необходимость разделения власти на три компонента (законодательную, исполнительную и судебную) всегда имели и сторонников и противников. Среди ее противников был, например, такой известный поборник свободы и теоретик государственной власти, как Жан-Жак Руссо. Во-первых, Руссо считал законным неотчуждаемость власти от субъекта, от личности, не признавал делегирование (поручение) власти одним лицом другому. Он говорил, что избрание представителя и передача ему своей воли (власти) – это такое же позорное дело, как [c.168] наем вместо себя солдата для защиты отечества, и защищал точку зрения античных городских прямых демократий, не знавших представительства. Во-вторых, Руссо был сторонником неделимости власти, то есть противником ее разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Такое разделение он сравнивал с действиями японских фокусников, разделяющих ребенка на три части, но сохраняющих его живым. В своих сочинениях, в частности в книге “Общественный договор”, Руссо много внимания уделяет анализу понятия “свобода личности” как части чего-то целого (ассоциации, государства), поискам приемлемого компромисса между частным и общим. Основная задача “общественного договора” между личностью и обществом, считал он, заключается в том, чтобы найти такую форму ассоциации, благодаря которой “каждый, соединяясь со всеми, повинуется только самому себе и остается также свободным, как и был прежде”⁷⁰. Руссо считал сохранение свободы человека в обществе самой главной задачей и говорил, что эта задача чрезвычайно трудна. Он отмечал, что на вопрос “Почему человек рождается свободным и везде находится в цепях?” он не знает ответа. [c.169]

69 Кроме принуждения заставить подчиниться можно также при помощи убеждения (спортивные судьи пользуются и этим средством).

Вернуться к тексту

70 Герье В. Энциклопедический словарь. – Т.27. – СПб.: Брокгауз и Ефрон, 1899. С. 358.

Вернуться к тексту

	предыдущая		следующая
		оглавление