Библиотека Михаила Грачева

предыдущая

 

следующая
 
оглавление
 

Грачев М.Н., Ирхин Ю.В.

Актуальные проблемы политической науки

М.: Экономическая демократия, 1996. – 188 с.

 

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

 

ГЛАВА 2
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ

 

2.1. Сущность политической власти. Методы властвования

 

Проблема власти и властных отношений занимает центральное место в политической науке, поскольку политика и власть нераздельны и взаимообусловлены. Власть представляет собой средство осуществления политики, и борьба за завоевание, удержание и использование власти выступает одним из ключевых аспектов политической жизни общества. С другой стороны, политика сопряжена прежде всего с формированием, объемом и функционированием власти. Следовательно, вполне справедлива точка зрения, что “политика и власть связаны круговой причинно-следственной зависимостью”1.

Термин “власть” имеет много разных толкований. В одном случае он может обозначать индивида, облеченного властью, в другом – орган власти, в третьем – право и возможность распоряжаться, ограничивать свободу путем навязывания воли либо силу, обеспечивающую подчинение деятельности подвластных лиц и т. д. Если, кроме того, учесть, что на каждом историческом этапе власть как реальное явление обогащается новым содержанием и это, несомненно, приводит к изменению объема соответствующего обществоведческого понятия, то представляется вполне естественным наличие целого ряда определений власти в различных социально-философских, социологических и политологических теориях.

Так, в определении М.Вебера власть рассматривается как “возможность для человека или для нескольких человек реализовать их собственную волю, даже несмотря на сопротивление других, участвующих в действии”2. Т.Парсонс понимает власть как системно-функциональное взаимодействие, особого рода связь, обеспечивающую способность одних субъектов реализовать функцию управления в отношениях с другими3. Нередко власть рассматривается как созидательное начало, основанное на знании, постоянное совершенствование которого влияет на понимание целесообразности и своевременное изменение существующего порядка. “Общественная власть, – отмечает политолог из Великобритании Б.Барнс, – является одним из аспектов или одной из характеристик социального знания... Любое конкретное распределение знания наделяет индивидов, обладающих этим знанием и конституирующих его, способностью к действию; эта способность к действию и есть общественная власть, власть общества, которую они конституируют [c.20] благодаря обладанию знанием”4.

В общем смысле власть понимается как “форма социальных отношений, характеризующаяся способностью влиять на характер и направление деятельности и поведения людей, социальных групп и классов посредством экономических, идеологических и организационно-правовых механизмов, а также с помощью авторитета, традиции, насилия... Сущностью власти являются отношения руководства и подчинения”5.

Властные отношения присутствуют в любой организованной, более или менее устойчивой общности людей. Они формируются вместе с образованием самого человеческого общества как сложной самоуправляющейся и самовоспроизводящейся системы, которая предполагает постоянную координацию деятельности своих основных элементов в рамках единого целого. Именно потребность в подобной координации, или социальном управлении, и служит объективной основой властных отношений, направленных на снятие противоречий между интересами индивидов или социальных групп и реально существующими возможностями их удовлетворения в конкретно-исторических условиях. При этом властные отношения определяют меру свободы и самостоятельности социальных субъектов посредством механизмов согласования действий индивида с деятельностью других индивидов, общностей, общества в целом. Такое “согласование” реально проявляется в совокупности институционально и нормативно закрепленных общественных взаимосвязей, регламентирующих, каким образом одна сторона формирует и реализует руководящую волю, исполняет функции управления, а другая, будучи “подчиненной”, действует в соответствии с требованиями первой.

Конечно же, властно-управленческие отношения нельзя представить как некое безличное социальное образование. Они всегда получают персонифицированную окраску, внешне “проявляясь” через отстоящую от “управляемых” личность того или иного руководителя – президента, премьер-министра, мэра и т. п., чьи индивидуальные качества могут оказывать значительное влияние не только на деятельность возглавляемого им органа управления, но и на функционирование других властных структур – в зависимости от места и роли данного органа в конкретной общественной системе. Тем не менее, собственные возможности любого руководителя, независимо от его полномочий и властно-волевых качеств, неизбежно ограничены объективным характером социальных отношений. Именно поэтому невозможно осуществить какую-либо радикальную реформу, если она не отвечает потребностям общества и не пользуется широкой поддержкой со стороны значительных социально-политических сил. Следовательно, источник власти заключается в существующих общественных отношениях, структура которых оказывает решающее воздействие на сущность и характер власти, на функционирование системы социального управления как в обществе в целом, так и в составляющих его общностях.

Таким образом, власть представляет организованную деятельность [c.21] людей, направленную на согласование противоречивых индивидуальных или групповых интересов и воли посредством их подчинения формируемой единой общественной или групповой воле. Без власти в том или ином ее проявлении – племенного вождя над соплеменниками, пророка над последователями его учения, лидеров общественных организаций над рядовыми членами, государства и его органов над гражданами и т. д. – ни одна из общностей не могла бы существовать.

Рассматривая общественную власть как специфическую форму социальных отношений, существующую на любом этапе развития общества, в качестве одной из ее разновидностей, наряду с племенной или, например, религиозной властью, следует особо выделить политическую власть, которая исторически формируется с возникновением государства и характеризуется способностью одного субъекта политики навязывать свою волю другому субъекту – индивиду, социальной группе или обществу в целом, – используя различные методы и средства. По отношению к другим видам власти политическая власть выступает в качестве верховной, ибо с ее помощью принимаются решения, обязательные для всех сфер общественной жизни.

Властная деятельность – это сложное, многоаспектное и динамичное социальное явление. Она осуществляется различными методами, имеет множество видов и форм. Под методами властвования мы будем понимать способы, приемы, средства воздействия, используемые властвующей стороной с целью добиться повиновения подвластных.

Любое сообщество обеспечивает координацию действий входящих в него индивидов или социальных групп лишь через “потестарное разделение труда”, то есть путем своего саморазделения на “властно-управляющую” и “подчиненную” подсистемы. Реально это проявляется в закрепляемых соответствующими нормами и институтами отношениях подчинения воли отдельных лиц или групп единой руководящей воле, вырабатываемой в рамках данного сообщества. Однако подобное подчинение не следует рассматривать только лишь как пассивное следование приказам и повелениям властвующих субъектов. Так, например, широко распространенная в зарубежных политологических школах теория “принятия власти” исходит из предположения, что подчиняющийся расценивает властные указания или приказы как авторитетные и обязательные только при одновременном соблюдении четырех требований: во-первых, он может понять и понимает приказ; во-вторых, в момент получения приказа он не считает его несовместимым с общими целями; в-третьих, в момент принятия своего решения он осознает властное указание в целом как совместимое со своими интересами и намерениями, и, наконец, он интеллектуально и физически способен выполнить этот приказ6. Следовательно, в системе властных отношений подчинение может быть осознанным, когда руководящая воля сообщества и интересы входящих в него индивидов либо социальных групп совпадают, или же когда создается иллюзия их совпадения. Оно также может приобретать активный характер и сопровождаться участием в формировании руководящей воли, в [c.22] поддержке проводимых в соответствии с ее установками мероприятий.

С другой стороны, подчинение бывает реальным и формальным, добровольным и вынужденным. В последнем случае подвластные, несмотря на неприятие, способное проявляться в различных формах, тем не менее действуют в соответствии с руководящей волей сообщества, поскольку не могут преодолеть ее силу. При определенных обстоятельствах вынужденное подчинение трансформируется в неповиновение и сопротивление существующим институтам власти, деятельность которых не может основываться только на принуждении и подавлении. Как заметил еще Талейран, “штыками можно сделать все, что угодно, на них нельзя только сесть”. Поэтому при росте неповиновения институтам властной деятельности приходится добиваться “принятия власти”, изменяя тем или иным образом в проводимом ими политическом курсе соотношение методов принуждения и убеждения.

Принуждение выступает как специфическое свойство любой власти и предполагает достижение властвующим субъектом своей цели вопреки неповиновению подвластного объекта путем использования силы или угрозы ее применения. Тем самым подвластный объект лишается возможности выбора между подчинением и неподчинением. Принуждение как метод власти подразделяется на физическое и психическое.

Физическое принуждение – это воздействие властвующего на личную или материальную сторону бытия подвластного в целях реализации руководящей воли. К числу форм физического принуждения относятся, в частности, штрафы и другие санкции экономического характера, исключение из сообщества или организации, лишение свободы, лишение жизни. Физическое принуждение может и должно осуществляться только в рамках социальных норм, регулирующих деятельность как подвластных, так и властвующих. В этом случае оно применяется при наличии отклонений в поведении индивидов и их групп от требований, сформулированных в единой руководящей воле данного сообщества и выраженных в соответствующих нормативных предписаниях. Однако история показывает, что как только возникает угроза правлению господствующих верхов, на первый план нередко выходит не санкционированное законом принуждение в форме открытого произвола власти – репрессии, террор.

Под психическим принуждением понимается такое властное воздействие, когда подвластный осуществляет волю властвующего, чтобы избежать определенных негативных последствий в случае ее неисполнения. Весьма распространенным видом психического принуждения является общественное мнение, регулирующее поведение людей и социальных институтов посредством выработки и “насаждения” определенных норм взаимоотношений, отклонение от которых влечет за собой, например, общественное порицание.

Убеждение как метод властвования представляет собой применение комплекса различных приемов и способов побудительного обеспечения должного поведения индивидов или их групп. В отличие от психического принуждения суть данного метода состоит в том, что подвластным не только раскрываются все возможные варианты действий в данной конкретной ситуации и их последствия, но также оставляется и право [c.23] выбора, собственного волеизъявления. При этом, однако, стимулируется выбор, заслуживающий одобрения и не наносящий какого-либо ущерба в пределах данного сообщества. Одной из форм убеждения выступает влияние, когда властвующий субъект добивается выполнения своей руководящей воли не путем угрозы, а постановкой таких требований, которые представляются подвластному обоснованными с точки зрения его собственных ценностей. Влияние осуществляется при помощи таких средств, как сдерживание, побуждение, активизация ответственности. Сдерживание – это показ подвластному субъекту негативных последствий его возможных поступков и утверждение необходимости воздержаться от их совершения. Побуждение, напротив, подразумевает моральную ориентацию на совершение действий, имеющих положительное значение для сообщества и входящих в него индивидов, и, соответственно, разъяснение ожидаемых позитивных результатов. Активизация ответственности предполагает напоминание о нормативных ценностях сообщества, помогающее переориентировать поведение подвластных субъектов в соответствии с их представлениями о долге. Преобладание методов убеждения или влияния можно расценивать как показатель авторитетности, гибкости власти, а также ее легитимности, то есть признания массами в качестве необходимой и обоснованной. [c.24]

 

2.2. Типы легитимации политической власти

 

Легитимация политической власти как процедура ее общественного признания, объяснения, оправдания и положительной оценки является результатом восприятия и отражения властных отношений общественным сознанием. “Легитимность, – отмечает профессор В.П.Пугачев, – коренится в политической культуре населения и означает соответствие ее устройства ценностным представлениям граждан. Однако их отношение к власти может быть не только ценностным – с позиций норм нравственности, но и инструментальным – оценивающим ее с точки зрения того, что она дает или может дать людям”7. Это означает, что легитимация политической власти может достигаться как путем апелляции к каким-либо доводам идеального порядка – абсолютным и высшим ценностям (свобода, справедливость и др.), национальным традициям, обычаям и т. д., – так и посредством обращения к утилитарным, прагматическим аргументам, оправдывающим политику с позиций ее практической полезности, например, для оздоровления экономики. В зависимости от источников легитимации М.Вебер выделял три типа власти – традиционную, харизматическую и легальную8. Разумеется, в данном случае речь идет об известной теоретической идеализации, поскольку в конкретных исторических условиях элементы каждого из указанных типов власти присутствуют в различных сочетаниях и по-разному влияют на характер властных отношений9. [c.24]

Традиционная власть опирается на веру в ее вечность и священный характер. Решения и действия лиц, осуществляющих эту власть, считаются правомочными, если они соответствуют сложившимся в обществе традициям или историческим прецедентам, соблюдение которых препятствует абсолютному произволу: если властители нарушают традицию, то массы могут отказать им в легитимности. Тем не менее вне традиционных норм властители могут принимать произвольные решения, поэтому фактические властные полномочия как бы складываются из двух компонентов: с одной стороны, власти, связанной и ограниченной традициями, с другой – власти, не связанной с традиционными началами и ограниченной только чувством справедливости властителя. В зависимости от соотношения этих компонентов М.Вебер выделяет четыре вида традиционной власти: патриархализм, патримониализм, султанизм и феодализм10.

Патриархализм означает полную зависимость властителей от традиций и представляет “чистый” вид традиционной власти, свойственный родовым отношениям. Патримониализм характеризуется определенной свободой властителя от традиций и появляется тогда, когда возникает потребность в создании армии и административного аппарата для управления захваченными территориями. При этом и армия, и административный аппарат по сути являются собственностью правителя – он содержит и вооружает войска из своих личных средств, а также по собственному усмотрению назначает чиновников и определяет их полномочия.

По мере дальнейшего расширения подчиненной территории наступает период, когда правитель вынужден делегировать часть своих властных полномочий аппарату управления. Если чиновники рекрутируются из социальных низов и зависят от воли властителя, получая плату за выполнение административных функций, то происходит централизация власти, ведущая к формированию султанизма – разновидности патримониализма, характерной для стран Востока, при которой власть передается по наследству, а правитель фактически свободен от патриархальных традиций, что на деле нередко граничит с абсолютным произволом.

Западная разновидность “позднего патримониализма” – феодализм – отличается от султанизма тем, что чиновники рекрутируются из местной знати, образуя сословие нотаблей, которые при выполнении управленческих функций обычно не нуждаются в оплате. В результате происходит децентрализация власти: формируется сильная местная власть в лице крупных землевладельцев – феодалов, которые выступают посредниками между центральной властью и подданными. При феодализме верховный правитель – король, царь и т. д. – может передавать часть властных полномочий и соответствующих привилегий нотаблям, строя свои взаимоотношения с ними на договорных началах, поэтому административные проблемы решаются на основе права. По мнению М.Вебера, в силу последнего обстоятельства феодализм тяготеет к легальному типу власти и служит ступенью на пути к формированию рационального государства. [c.25]

Для обозначения особого типа легитимности, основанной на исключительных, “сверхъестественных” способностях и свойствах того или иного индивида, позволяющих ему осуществлять в обществе функцию пророка, вождя или реформатора, М.Вебер использовал понятие харизматической власти (от греческого charisma – благодать, божественный дар)11. Данный тип легитимации возникает, как правило, в период кризисов, революций, войн и других социальных потрясений, когда для достижения определенной цели становится необходимой мобилизация всех сил и резервов общества. Выполняя “историческую миссию”, харизматический властитель, опираясь на собственные чувства, “дар ясновидения” и поддержку народа, стремится подорвать основы существующего социального порядка, отвергнуть действующие традиции или нормы закона и установить новые. Последователи, ученики, а также народные массы подчиняются такому лидеру до тех пор, пока он способен доказывать свою исключительность.

Харизматическая власть основана исключительно на вере в “особенные” свойства лидеров, которыми в экстремальных условиях становятся не только положительные личности, но и демагоги, шарлатаны и даже главари бандитских формирований. Такая власть может возникать в любых исторических условиях: М.Вебер приводит в качестве примера подобных властителей племенных вождей, сосредоточивших в своих руках функции главы рода, предводителя на охоте и войне, главного мага или шамана, судьи и т. д., и в то же время подчеркивает особое значение харизматических моментов при формировании демократических институтов Запада в период первоначального накопления капитала. Латиноамериканский политолог Л.С.Санистебан относит к харизматическому типу власть в Римской империи при Юлии Цезаре, режим Наполеона во Франции, фашизм в Италии и Германии, социализм Ленина и Мао Цзэдуна12.

Поскольку харизматическая власть персонифицируется с конкретным индивидом, обладающим “уникальными” качествами, она не может быть постоянной и передаваться обычным путем. Если лидер не назначит преемника, то между его последователями нередко возникает борьба за право наследовать власть, которая грозит перерасти в кризис и привести к утрате их влияния на общество. Однако “соратники вождя” могут и объединиться, чтобы в той или иной степени сохранить харизматическое воздействие. Если при этом “особые” качества лидера переносятся на его семью, род, то возникает родовая харизма, а если на должность или организацию, которую он, соответственно, занимал или создавал, то харизма превращается в безличную и становится свойством того или иного социального института. Очевидно, что в обоих случаях характер легитимации властных отношений сближается с традиционным.

Легальная власть возникает на том этапе исторического развития, когда в обществе складываются общеобязательные нормы, регламентирующие процессы социального управления. Наиболее развитой формой этого типа власти выступает рациональное государство, где властные отношения легитимируются нормами права. Основным правовым актом [c.26] такого государства является конституция, устанавливающая определенные правила социального поведения, которые обязаны соблюдать все без исключения граждане, в том числе и политические руководители. Законы в рациональном государстве принимают политики, а их исполнение осуществляет бюрократия13. Следует отметить, что бюрократия как административный аппарат существовала в различных цивилизациях, начиная с Древнего Египта, однако говорить о рациональном управлении становится возможным только с того момента, когда государство начинает оплачивать работу чиновников в денежной, а не в натуральной форме, как это было характерно для всех видов традиционной власти, включая и феодализм.

Содержание легального типа власти включает следующие элементы:

– право как совокупность принципов, регулирующих все сферы общественной жизни;
– социальное управление как процесс применения права;
– элиту как субъект власти, деятельность которого ограничена правовыми рамками;
– бюрократию как субъект управления, чьи функции также регламентированы правом;
– массы, подчиняющиеся не чиновникам административного аппарата, а применяемым ими нормам права.

Эффективность социального управления при легальном типе власти во многом зависит от контроля за деятельностью бюрократии со стороны политиков. Ослабление такого контроля дает чиновникам возможность решать административным путем любые политические вопросы. Чтобы этого не происходило, политики и бюрократы, с точки зрения М.Вебера, должны обладать определенными “идеальными” качествами14. Так, идеальный тип политика характеризуется:

– свободой мышления и действий;
– активным участием и самоотдачей в борьбе за власть;
– ответственностью перед гражданами, избирателями;
– способностью к самостоятельным действиям, за которые он несет личную ответственность;
– умением находить сторонников и союзников, достигать в необходимых случаях компромисса;
– способностью снять с себя ответственность за действия, противоречащие его взглядам, и в определенной ситуации уйти в отставку, тем самым исполнив свой долг;
– независимым материальным положением.

Идеальному бюрократу, по мнению М.Вебера, должны быть присущи следующие качества:

– высокая профессиональная квалификация;
– готовность выполнить любой приказ;
– умение эффективно действовать в рамках существующих законов и правил;
– беспристрастность;
– предпочтение чувства долга всем остальным. [c.27]

Наряду с личностными свойствами идеального чиновника, М.Вебер также показал и отличительные черты бюрократии как наиболее рационального способа управления15. Среди них:

– управленческая деятельность осуществляется постоянно, становится особой профессией;
– сфера власти и уровень компетенции устанавливаются в зависимости от места в структуре аппарата управления;
– иерархия образует основной принцип контроля за чиновниками;
– чиновники отделены от собственности на средства управления;
– подготовка чиновников осуществляется по определенной системе образования;
– управленческие функции документируются;
– в управлении господствует принцип безличности.

Если хотя бы один из этих аспектов отсутствует либо заменяется чертами патримониальной или харизматической бюрократии, то властные отношения следует признать не соответствующими рационально-правовому типу легитимности.

Нетрудно заметить, что идеальные характеристики политика и бюрократа содержат в себе определенные противоречия. Так, чтобы выиграть борьбу на выборах, политик должен обладать харизматическими качествами, благодаря которым он может принимать ответственные решения и, опираясь на поддержку масс, противостоять бюрократизации политической власти. Однако апелляция к массам способна в итоге привести к установлению режима личной власти политика, поэтому его действия должны находиться под контролем парламента и применяющей нормы права бюрократии. Но власть чиновника, обеспеченная соответствующим положением в бюрократической иерархии, и власть профессионала, основанная на специальных знаниях, противоречат друг другу: подчинение профессионалу обычно подразумевает добровольное признание его квалификации, компетентности, тогда как подчинение бюрократу, обладающему правом приказа, всегда в той или иной степени связано с принуждением. В зависимости от конкретных социальных условий это противоречие может существенным образом отразиться на характере властных отношений: нарастание кризисных явлений в обществе служит почвой для того, чтобы усомниться в компетентности правящих кругов, и в конечном счете подрывает доверие граждан к рационально-правовым способам легитимации власти.

Идеальные характеристики политиков и бюрократов основаны на предположении, что указанные “действующие лица” властных отношений не преследуют каких-нибудь собственных целей. С этой точки зрения, парламент как институт власти политической элиты, включающий представителей различных социальных слоев и групп, призван выражать интересы всего общества, а не отдельных лиц, обладающих депутатскими мандатами, тогда как бюрократия должна лишь реализовывать задачи, сформулированные в парламентских решениях и переданные ей через главу исполнительной власти. Однако было бы неверным полагать, что политиками движут исключительно [c.28] общественные интересы. “Многие, – отмечает в этой связи В.П.Пугачев, – вообще предпочли бы уклониться от руководящих должностей и связанных с ними психологической и социальной ответственности, если бы власть не открывала широкие возможности для получения различного рода благ: высокого дохода, престижа, выгодных связей, привилегий и т.п. Для них стремление к власти имеет инструментальный характер, то есть служит средством достижения других целей”16.

Что же касается бюрократии, то ее интересы находятся в сфере перераспределения результатов и продуктов общественного труда. Профессиональное знание предмета управления, контроль над социальными связями дают возможность административному аппарату пользоваться благами перераспределения, причем во все возрастающих масштабах. Обычно это реализуется путем регулярного принятия нормативных актов о повышении заработной платы или премировании государственных служащих в качестве своеобразного “аванса” из бюджетных средств, рассчитанного только на возможный в будущем положительный эффект от управленческой деятельности в виде прироста общественного благосостояния. Нередко подобное премирование носит косвенный характер. Достаточно нагляден в этом плане следующий пример. Указом Президента Российской Федерации от 11 мая 1995 года № 478 “О мерах по обеспечению гарантированного поступления в федеральный бюджет доходов от приватизации” установлены “Нормативы распределения средств, поступающих от приватизации предприятий на аукционе или по конкурсу, а также при продаже акций акционерных обществ, созданных в процессе приватизации”. В соответствии с этими нормативами, 2% от каждой суммы, поступающей в бюджет, направляются в специализированный “фонд для финансирования развития инфраструктуры рынка ценных бумаг”17. Что же касается использования средств данного фонда, то, как выяснилось, согласно постановлению Федеральной комиссии по ценным бумагам, они расходуются в том числе “на премирование и поощрение работников государственных органов, осуществляющих контрольные функции на рынке ценных бумаг. Указанные выплаты производятся... без ограничения количества окладов”18. Так всеобщий государственный интерес трансформируется в особую частную цель чиновничества, использующего государство и его аппарат в качестве средства присвоения материальных благ. И в данном смысле бюрократия, как подчеркивал полтора века назад в одной из ранних работ К.Маркс, “имеет в своем обладании государство, ...это есть ее частная собственность19. Располагая реальной возможностью влиять на принятие соответствующих решений и контролировать ход их выполнения, бюрократия, объединенная корпоративными интересами, фактически становится одним из субъектов[c.29] политики, реализующим свои цели посредством политической активности. [c.30]

 

2.3. Субъекты политической деятельности

 

Властные отношения, независимо от источника легитимации, преимущественно добровольного или же, напротив, принудительного характера их принятия обществом, представляют, с точки зрения системно-структурного подхода, асимметричное взаимодействие “управляющей” и “управляемой” сторон. Как отмечается в “Словаре социальных и политических наук” под редакцией аргентинского политолога С. Ди Телла, власть есть “способность или возможность производить желаемое воздействие на поведение того или иного объекта, что предполагает наличие активного субъекта, который влияет на объект какими-либо физическими (материальными) или идеальными (духовными) методами. В сфере социальных наук субъектами и объектами являются люди. Власть подразумевает определенное веление или желание (намерение) со стороны субъекта повелевать и предполагает, что объект (другой человек) воспримет определенное отношение и последует желаемому поведению, но при этом вовсе необязательно, чтобы объект осознал смысл данной ситуации; то есть он может следовать определенному курсу, не понимая, что тот ему навязан. Другими словами, в социальных науках власть – это “отношение властности” (между субъектом и объектом)”20.

Понятия “субъект” и “объект” (лат. subjectum – подлежащее, objectum – предмет) – философские категории. Под субъектом подразумевается активно действующий и познающий, обладающий сознанием и волей индивид или социальная группа; под объектом – то, на что направлена познавательная и иная деятельность субъекта21. Соответственно, в качестве субъектов политики следует рассматривать носителей целенаправленной политической активности. В их роли могут выступать как индивиды, так и социальные общности, которые самостоятельно вырабатывают и реализуют программы действия, направленные на достижение определенных политических целей посредством сознательной деятельности. К субъектам политики относятся также и социально-политические институты как непосредственные носители властных функций в обществе. Очевидно, что говорить о субъекте политики можно только при существовании не тождественного ему объекта политического воздействия. Однако необходимо иметь в виду, что “каждый социальный субъект, оказывая воздействие на других (социальные группы, общество), сам в то же время выступает объектом воздействия со стороны других субъектов, а также воздействует на себя и сам (на свою группу), преображаясь в общественных отношениях”22.

Субъект политики – это конкретно-исторический носитель многообразной политической деятельности, направленной на завоевание, [c.30] защиту или использование власти с целью реализации своих коренных интересов. Подобный статус не является имманентным, изначально присущим какому-либо физическому лицу или социальной общности. Применительно к индивиду он обретается путем политико-идеологического воспитания человека, усвоения им политических норм и принципов, его приобщения к одной из организаций, групп и соответствующего обособления от других, то есть в процессе политической социализации. Аналогичным образом происходит и становление социальной общности как совокупного субъекта политики, цели и действия которого отражают коллективное сознание индивидов, объединенных в данной группе или организации на основе исторически сложившихся устойчивых общественных связей. Деятельность совокупного субъекта является интегративным результатом взаимодействия составляющих его индивидуальных субъектов, и, в соответствии с известным законом системности, отличается от простой суммы их персональных качеств некоторыми новыми кооперативными параметрами. При этом коллективное сознание совокупного субъекта, находящее отражение в определенных идеях, концепциях, программах политической деятельности может в известной степени противостоять личностному сознанию индивидов, представленных в социальной группе или организации и вынужденных считаться с совместно выработанными требованиями, принципами и ограничениями.

В роли совокупных субъектов политики могут выступать социальные группы, не проявляющие в данный конкретный момент политическую активность, однако под воздействием своих предшествующих и возможных, ожидаемых в будущем действий продолжающих сохранять и формировать способность к политическому целеполаганию. С этой точки зрения основными субъектами политики всегда являются большие социальные общности – классы и слои, народы, нации; существенными – средние и малые группы, объединяющие людей по демографическому, территориальному, образовательному, производственному, профессиональному или корпоративному признаку. К последним со всей очевидностью следует отнести политические элиты и бюрократию, а также представителей теневой экономики и групп социального риска. Любая общность становится совокупным субъектом политики, когда, самоорганизуясь и осознавая свои интересы, она не только оказывается в противостоянии с другими социальными группами или же в позитивном взаимодействии с некоторыми из них, но и вступает в конфликт или сотрудничество с существующей политической властью.

К категории совокупных субъектов политики относятся также и социально-политические институты, которые обеспечивают возможность как отдельным гражданам, так и социальным общностям упорядоченно удовлетворять свои интересы в сфере политики. Они стабилизируют отношения, регулируют поведение индивидов и групп, обеспечивая согласованность, интегрированность их действий. Социальные институты представляют, прежде всего, систему учреждений, в которых определенные лица, назначенные или избранные членами социальных групп, получают полномочия для выполнения общих и безличных управленческих функций с целью удовлетворения общественных и [c.31] индивидуальных потребностей, а также регулирования поведения других членов групп. В этом плане социальный институт – это учреждение или функционально единая система учреждений, организующая ту или иную систему отношений социального властвования, контроля и надзора.

Политические институты – это учреждения или система учреждений, организующие и обслуживающие процесс осуществления политической власти либо обеспечивающие ее установление и поддержание, а также передачу политической информации и обмен деятельностью между властью и другими сферами политической жизни. Такими институтами являются государство, политические партии и политизированные общественные движения. К наиболее общим функциям политических институтов относятся:

– консолидация общества, социальных групп в целях реализации их коренных интересов посредством политической власти;
– выработка политических программ, выражающих устремления этих социальных общностей, и организация их осуществления;
– упорядочение и регулирование действий общностей в соответствии с политическими программами;
– интеграция других социальных слоев и групп в поле общественных отношений, выражающих интересы и соответствующие устремления общности, создавшей институт;
– защита и развитие системы общественных отношений и ценностей, соответствующих интересам представляемых общностей;
– обеспечение оптимального развития и направленности политического процесса на реализацию приоритетов и преференций соответствующих социальных сил.

Политические институты являются выражением формализации и деперсонализации политики. Формализация проявляется, например, в выработке определенных правил поведения, политических обрядов и ритуалов, таких, как иннаугурация главы государства и т. д. Деперсонализация выражается в том, что выполнение функций института в конечном счете не зависит от личных особенностей тех, кто должен реализовать существенные задачи, от склонностей, настроений, предпочтений исполнителей и иных субъективных моментов. Это положение достигается четким определением политических ролей и объективно действующим механизмом власти, обеспечивающим их должное выполнение.

Политические институты обычно возникают на базе тех или иных неинституционализированных общностей или групп и отличаются от предшествующих структур созданием постоянного и оплачиваемого аппарата управления. Этому аппарату свойственны разделение функций, служебная иерархия, а также определенный нормативно фиксированный статус. Каждый институт как субъект политики реализует политическую активность через деятельность своих лидеров, руководителей различных уровней и рядовых членов, взаимодействуя с общественной средой в целях удовлетворения конкретных и вместе с тем постоянно меняющихся с течением времени индивидуальных и групповых социально-политических интересов. В ситуации, когда из-за нехватки средств, отсутствия подготовленных должным образом кадров, а также [c.32] организационно-технических просчетов и несовершенств возможности той или иной структуры перестают отвечать изменившимся потребностям индивидов и групп, наблюдаемая дисфункция в деятельности социально-политического института приводит к падению его престижа и авторитета в обществе.

Совокупные субъекты играют определяющую роль в политическом процессе, тем не менее первичным субъектом политики, ее “атомом”, несомненно, является индивид, личность. “Долгое время в нашей политической практике, – отмечает профессор Е.А.Ануфриев, – личность не признавалась самостоятельным и свободным субъектом политических действий. В роли таких субъектов могли выступать лишь народные массы, политические общности, объединения. Личность могла участвовать в политической жизни лишь в качестве члена официальных структур с жесткой регламентацией политических функций”23. Однако на самом деле именно потребности каждого конкретного человека, его ценностные ориентации и цели выступают “мерой политики”, движущим началом социально-политической активности народных масс, наций, этнических групп и других общностей, а также организаций и институтов, выражающих их интересы.

Сегодня с развитием демократических тенденций в обществе проблема личности выходит в политике на первый план. Человек становится субъектом политики в процессе освоения социально политических функций и развития самосознания, то есть осознания своей самотождественности и неповторимости в качестве субъекта деятельности и индивидуальности, но не иначе, как члена общества, ибо личность – это не только “индивид как субъект социальных отношений и сознательной деятельности”, но и “определяемое включенностью в общественные отношения системное качество индивида, формирующееся в совместной деятельности и общении”24. Иными словами, личность – это устойчивая совокупность социально значимых черт, характеризующих индивида в качестве “продукта” общественного развития и включения людей в систему социально-политических отношений посредством предметной деятельности и общения. Помимо общесоциальных, личность приобретает и черты, предопределяемые спецификой условий жизнедеятельности той или иной общественной группы – национально-этнической, профессиональной, территориальной, половозрастной и т. д. – членом которой является данный индивид. Освоение черт, присущих этим многообразным общностям, а также социально-политических ролей, выполняемых индивидами в групповой и коллективной деятельности, выражается в социально типических проявлениях поведения и сознания и в то же время придает личности неповторимую индивидуальность, так как эти социально обусловленные качества структурируются в устойчивую целостность на основе психофизических свойств субъекта. Таким образом, реализация человеком своей политической сущности тесно связана с его индивидуальными [c.33] особенностями и преломляется через структуру личности, в которой в качестве составляющих могут быть выделены социальная, психологическая, биологическая и духовная подструктуры (см. рис.2).

 

Рис. 2

 

Политические качества не даны человеку изначально. Всякий индивид является потенциальным субъектом политики, но не каждый становится таковым реально. Чтобы стать политическим субъектом, человек должен обрести в политике свою сущность и существование. Иными словами, он должен практически освоить политический опыт, осознать себя в качестве субъекта политического действия, выработать свою позицию в политическом процессе и сознательно определить свое деятельностное отношение к миру политики. [c.34]

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Власть // Политология: Энциклопедический словарь / Общ. ред. и сост.: Аверьянов Ю.И. – М., 1993. С. 296.
Вернуться к тексту

2 Weber M. Economy and Society. – Los Angeles, 1978. P. 296.
Вернуться к тексту

3 См.: Parsons T. The Sociological Theory and Modern Society. – New York, 1967. P. 225.
Вернуться к тексту

4 Barnes B. The Nature of Power. – Cambridge, 1988. Р. 57.
Вернуться к тексту

5 Философский словарь. – М., 1991. С. 68.
Вернуться к тексту

6 См.: Сhiavenato J. Teoria general la Administracao. – San Paulo, 1979. Vol. 1. P. 125.
Вернуться к тексту

7 Пугачев В.П., Соловьев А.И. Введение в политологию. – М., 1995. С. 96.
Вернуться к тексту

8 См.: Weber M. Wirtschaft und Gesselschaft: Bde 1–2. Bd.2. – Kohln-Berlin, 1964. S. 162–168.
Вернуться к тексту

9 Подробнее см.: Ожиганов Э.Н. Политическая теория М.Вебера: Критический анализ. – Рига, 1986. С. 18–25.
Вернуться к тексту

10 См.: Weber M. Staatssoziologie. – Berlin, 1966. S. 104-106.
Вернуться к тексту

11 См.: Weber M. Wirtschaft und Gesselschaft: Bde 1–2. Bd.2. – Kohln-Berlin, 1964. S. 182–183.
Вернуться к тексту

12 См.: Sanisteban L.S. Fundaments de cencia politica. – Lima, 1986. P. 56–59.
Вернуться к тексту

13 См.: Weber M. Staatssoziologie. S. 100.
Вернуться к тексту

14 См.: Weber M. Wirtschaft und Gesselschaft. Bd. 2. S. 161–162.
Вернуться к тексту

15 Подробнее см.: Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность: Социология М.Вебера и веберовский ренессанс. – М., 1991. С.81–84.
Вернуться к тексту

16 Основы политической науки: Учебное пособие / Под ред. Пугачева В.П. – В 2 ч. Ч. 1. – М., 1993. С. 27.
Вернуться к тексту

17 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. – 1995. – № 20. – Ст. 1776.
Вернуться к тексту

18 См.: Исаков В. Орден меченосцев. // Советская Россия. – 1995. – 21 ноября.
Вернуться к тексту

19 Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.1. – С. 272.
Вернуться к тексту

20 Diccinario de Sciencias Politicas. – Buenos Aires, 1989. P. 464.
Вернуться к тексту

21 См.: Философский словарь. С. 440–441.
Вернуться к тексту

22 Основы политологии: Учебное пособие / Под ред. Мавроди С.И. – М., 1993. С. 22.
Вернуться к тексту

23 Ануфриев Е.А. Политика в личностном измерении // Политология – студенту. – М., 1992. С. 120.
Вернуться к тексту

24 Психология: Словарь / Под общ. ред. Петровского А.В. и Ярошевского М.Г. – 2-е изд. – М., 1990. С. 193.
Вернуться к тексту

 

предыдущая

 

следующая
 
оглавление
 

Сайт создан в системе uCoz