Библиотека Михаила Грачева

предыдущая

 

следующая
 
содержание
 

Ледяев В.Г.

Власть: концептуальный анализ

М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. – 384 с.

 

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Власть как фундаментальная проблема социальных и гуманитарных наук относится к числу “вечных” и всегда будет привлекать внимание исследователей самой разнообразной ориентации. Особый интерес к ней возникает в переломные эпохи социального развития, когда реальной становится угроза дестабилизации механизма социального управления и многое зависит от функционирования политической системы и распределения власти в обществе. Именно такой момент переживает сегодня Россия. Распад прежних властных структур и формирование новых отношений власти/подчинения, определение “социальной цены” реформ и поиск ответственных за прошлые и настоящие неудачи, разработка антикризисных мероприятий и программ модернизации постсоветского общества актуализируют поиск теоретических оснований адекватной политической стратегии, соответствующих структур и коммуникаций.

Современная кратология – “наука о власти” – является информационно-поисковой системой, в которой представлены конкурирующие исследовательские программы. Роль базового элемента в этих программах и Основного регулятива эмпирических исследований властных отношений в обществе играет понятие власти. От определения данного понятия в значительной мере зависят качество социологической информации, характер практических рекомендаций и, конечно, теоретическая картина социальной реальности1. Поэтому концептуальный [с.5] анализ власти является одним из важнейших направлений социального исследования, которое дает основания для междисциплинарного синтеза знаний и стратегических коммуникаций в науке.

Констатация принципиальных различий в концептуальном опыте традиций и персоналий – общее место современных дискуссий о власти. По мнению редактора трехтомного издания по кратологии, репрезентирующего ее нынешнее состояние, Дж. Скотта (1994), власть встала одним из наиболее дебатируемых и оспариваемых понятий в социологическом лексиконе”. Несмотря на широкий спектр предпочтений, большинство исследователей согласны в том, что в основе понятия власти лежит идея производства каузальных следствий: власть представляет собой способность оказать определенное воздействие на объект. “Абсолютным общим ядром или примитивной идеей, лежащей в основании всех рассуждений о власти, – пишет С. Льюкс, – является идея о том, что А каким-то образом воздействует на Б” (Lukes, 1974: 26)2. Однако в таком виде определение власти остается весьма аморфным, неопределенным. Далеко не каждая способность воздействовать и не каждое воздействие есть власть. Концепция власти поэтому должна определить критерий (или критерии) существенного [с.6] (значимого) влияния, отличающие власть от обычной каузальной связи.

Критерии значимости, в свою очередь столь же неочевидны при этом связаны со многими дискуссионными вопросами: Что есть власть: потенциал, его осуществление или и то, и другое? Атрибут, отношение или действие? Власть сделать что-то или власть над кем-то? Что является непосредственным объектом воздействия власти; интересы, преференции, поведение, сознание, выбор деятельности, их комбинация? Может ли власть осуществляться ненамеренно? Означает ли власть, по определению, конфликт, оппозицию, сопротивление, асимметрию? Кто является субъектом власти: индивиды, группы, организации или же социальные структуры и системы? В чем состоит специфика отдельных видов власти? Данные вопросы определяют проблемное поле концептуального анализа власти.

Основные подходы к определению власти начали формироваться уже в контексте античной философии как обобщение социально-политического опыта Древней Эллады и Древнего Рима. Средневековье обогатило, эти подходы схоластической проработкой концепции “двух мечей”. Ренессанс актуализировал проблемы власти , привлекая внимание к проблеме “Государя”. В новоевропейской философии сформировались основы “каузальной” концепции власти, которая и по сей день превалирует в западной социально-философской, социологической и политологической литературе. К анализу понятия обращались многие философы, социологи и политические мыслители с мировым именем, в том числе М.Вебер, Б.Рассел, Ч.Мерриам, Х.Лассуэлл, Т.Парсонс, Х.Арендт, Р.Даль, Р.Арон, М.Фуко, Э.Гидденс, Б.Бэрри, С.Льюкс и др. Начиная с 50-х годов XX века объем “кратологической” литературы стал резко возрастать. Существенный вклад в разработку концепции власти внесли Р.Берштедт, Д.Картрайт, Ф.Оппенхейм, П.Блау, Д.Ронг, Дж.Найджел, Дж.Дебнэм, Т.Болл, Д.Болдуин, У.Коннолли, Т.Вартенберг, С.Клэгг и многие другие исследователи власти. [с.7]

В отечественной социально-философской, социологической, юридической и политологической литературе также накоплен определенный концептуальный опыт исследования власти. Однако традиции эти не столь глубоки. Вплоть до 60-х годов изучение власти как общественного явления практически отсутствовало, а само понятие “власть” не имело самостоятельного места в системе социальных понятий и обычно отождествлялось с понятием “государственная власть”. Впервые оно было введено в круг исследовательских проблем лишь в 1963 году в статье А.И.Королева и А.Е.Мушкина “Государство и власть”. Первым значительным исследованием стала монография Н.М.Кейзерова (Власть и авторитет. Критика буржуазных теорий. – М, 1973). Позднее появились работы по власти, в том числе посвященные (полностью или частично) определению понятия власти и ее отдельных видов. Это работы Т.А.Алексеевой, Р.П.Алексюка, В.Н.Амелина, А.Г.Аникевича, М.И.Байтина, Ю.М.Батурина, Б.Н.Бессонова, И.Л.Болясного, А.А.Дегятрева, А.И.Демидова, С.И.Дудника, А.И.Кима, Н.А.Комлевой, И.И.Кравченко, В.Г.Ледяева, А.А.Лузана, Б.М.Макарова, А.Ю.Мельвиля, В.В.Меньшикова, Н.И.Осадчего, Е.В.Осиповой, В.А.Подороги, Н.М.Степанова, В.Л.Усачева, Е.И.Фарбера, Г.Г.Филиппова, Е.Б.Шестопал и др.

В последнее десятилетие интерес к изучению проблем власти, в том числе и к анализу самого понятия, существенно возрос. По данной тематике были защищены несколько докторских (Графский, 1992; Крамник, 1995; Харитонов, 1997; Ледяев, 1999) и кандидатских диссертаций (Ледяева, 1989; Гвоздкова, 1990; Газицки, 1992; Курбанова, 1996), опубликованы монографии, содержащие элементы концептуального анализа власти (Власть: Очерки современной политической философии Запада. – М., 1989; Соловьев А.И. Культура власти – М., 1992; Технология власти (философско-политический анализ). – М., 1995; Плотникова О.В. Власть и формы ее проявления. – Уссурийск, 1997; и [с.8] др.), изданы словари по кратологической тематике (В.Ф.Халипов). Тема “политическая власть” стала одной из ключевых в курсе политологии и получила разработку в учебниках по политологии и политической философии, в монографиях и статьях российских ученых, посвященных актуальным проблемам политической теории и практики (Г.А. Белов, К.С.Гаджиев, Г.Г.Дилигенский, В.В.Ильин, М.В.Ильин, Б.И.Коваль, Б.Г.Капустин, И.М.Клямкин, С.А.Королев, Б.И.Краснов, М.Н.Марченко, А.С.Панарин, В.И.Пантин, А.В.Понеделков, В.П.Пугачев, М.Х.Фарукшин, Р.А.Хомелева и др.). Разделы по власти начинают включаться и в учебники по философии и социологии (Спиркин А.Г. Философия. – М., 1998; Фролов С.С. Социология. – М., 1996; и др.). Важным информационным ресурсом является корпус фундаментальных разработок по теории и методологии социальной науки, проблемам языка и концептуального анализа (Г.С.Батыгин, А.Ф.Грязнов, М.В.Ильин, М.С.Козлова, В.А.Лекторский, Б.В.Марков, К.Х.Момджян, А.Н.Портнов, В.Н.Порус, А.И.Ракитов, В.С.Степин, В.С.Швырев, В.А.Штофф, Э.Г.Юдин и др.), а также переводы классиков западной философии, социологии и политологии.

Трудности в определении понятия и сохраняющийся разброс мнений по поводу его содержания связаны со следующими обстоятельствами. Во-первых, семантика слова “власть” крайне вариативна. Термин “власть” используется подчас для обозначения совершенно разнородных явлений. Последние, в свою очередь, допускают различные интерпретации. Власть может рассматриваться в экономических категориях обмена и распределения, на основе психологических моделей личности и коммуникации, социологических моделей организации труда и управления, политических моделей лидерства, рационального выбора, и т.п.

Во-вторых, исследовательскую задачу осложняет так называемая “проблема существования”. Повседневный опыт недвусмысленно свидетельствует о присутствии [с.9] власти (в отличие, например, от нереализованных идеалов свободы и равенства). Тем не менее, ее эмпирическая фиксация вызывает немалые трудности. “Власть по своей природе невидима и реальность не может подсказать нам прямо, какая концепция власти является правильной” (Barnes, 1993: 199).

В-третьих, существуют эпистемологические источники разногласий по поводу содержания понятия. Концепции власти имеют разные методологические основания и тесно связаны с философскими метапроблемами и методами социального познания. Они “встроены” в более общие социальные теории – поведения, социального контроля, политики, общества, их содержание соответствует эвристическому диапазону этих теорий, их логике и специфике. Наконец, анализ власти и ее определение находятся под влиянием личности исследователя, его теоретических предпочтений, стиля мышления, опыта и образования.

Трудности концептуализации власти и отсутствие согласия в ее понимании породили сомнения в необходимости такого понятия, в его научной полезности и пригодности для проведения исследований социальной практики. Некоторые авторы считают понятие власти столь неопределенным, что от него следует отказаться или, по крайней мере, всячески избегать. В этой связи Дж. Марч назвал “власть” “разочаровывающим понятием” (March, 1966: 70).

Сомнения в необходимости концептуального анализа власти еще более усилились после появления идеи “сущностной оспариваемости политических понятий”

(essential contentestability of political concepts), разделяемой ныне многими исследователями3. Понятие власти, [с.10] согласно С. Льюксу, является “сущностно оспариваемым” и “неискоренимо ценностно-зависимым”, оно неизбежно порождает бесконечные диспуты по поводу его содержания и использования (Lukes,1974: 9, 26). Льюкс отвергает возможность достижения общепринятой концепции власти. Более того, он убежден, что сама попытка ее создания является ошибочной, поскольку исследователей интересуют различные аспекты власти и общее понятие не может быть применено во всех ситуациях (Lukes, 1986: 4–5). В связи с этим неизбежно возникает вопрос о целесообразности концептуального анализа: какой смысл стремиться к строгому определению власти, если это невозможно в принципе?

Концепция “сущностной оспариваемости” отражает становление неклассической рациональности в [с.11] социальной и гуманитарной науке. Это серьезный симптом радикального изменения социально-политической практики и, следовательно, стратегии ее концептуализации. Однако классический подход, на мой взгляд, далеко не исчерпал свои возможности. Существуют рациональные основания для сравнения и оценки различных интерпретаций власти, поэтому концептуальный анализ власти остается необходимым моментом ее исследования.

Значимость любого социального понятия обусловлена его способностью выражать определенные аспекты социальной реальности. Понятие власти необходимо, во-первых, для описания и объяснения социальных отношений, в которых одни индивиды или группы добиваются подчинения других индивидов и групп. Власть –это способность воздействовать на людей определенным образом; понятие власти выражает вероятность тех или иных социальных событий и условия их реализации, ресурсы и их использование, возможности достижения определенных социальных целей и их границы, т.е. важные стороны общественной жизни, связанные со сферой социального контроля и управления. Власть поэтому стала центральным понятием в политических науках, изучающих функционирование государственных институтов, формирование политики и механизмы принятия решений. Выражая относительно устойчивую способность индивидов и групп реализовать свою волю в отношении других индивидов и групп, “власть” незаменима при объяснении социальной стратификации и политического неравенства; она позволяет понять, почему люди вынуждены мириться с несправедливым социальным устройством, дискриминацией и угнетением, будучи не в силах что-либо изменить.

Во-вторых, указывая на социального субъекта, ответственного за определенный результат в отношениях с другими социальными субъектами, “власть” играет важную роль в моральных оценках человеческих действий и событий. “Когда мы говорим о выборах, социальных конфликтах и государственной политике, [с.12] подчеркивает Дж. Исаак, – мы стремимся объяснить события и процессы в политическом мире, возлагая ответственность за них на определенных людей и социальные институты. Тем самым мы говорим о власти” (Isaac, 1992: 56).

В-третьих, понятие власти играет важную роль в анализе социальных изменений, источников трансформации и развития общества. “Власть” указывает на связь между социальными событиями и индивидуальными или групповыми действиями, способствуя тем самым объяснению эволюции социальных процессов, например эволюции политических режимов, бюрократизации государственной системы или движения к демократии. “Власть” не только подразумевает возможность изменений в социальной системе, она делает понятным, почему те или иные политические события происходят или не происходят.

Таким образом, понятие власти является важным инструментом объяснения и исследования социальной реальности. Использование других терминов не отменяет проблему репрезентации определенного набора свойств и отношений, ассоциирующихся с понятием власти. От термина “власть” нельзя просто избавиться, как избавляются от чего-то лишнего, даже если его значение нас не устраивает. В этом случае, как отмечают Дж.-Э.Лэйн и Э.Стенлунд, “проблемы, касающиеся власти просто "перекинутся" на другие понятия, близкие к власти” (Lane and Stenlund, 1984: 317).

“Власть” стала ключевым понятием в политической науке и одним из наиболее употребляемых в лексиконе социальных наук не только в силу ее значимости для анализа политики и общества в целом. Это связано и с традиционным восприятием власти как чего-то очень важного, определяющего ход событий и характер социальных отношений. Власть обычно ассоциируется с главными политическими проблемами, государственными решениями, основными принципами социального устройства общества. Наряду с богатством [с.13] и славой, власть относится к числу важнейших ценностей; она возносит человека на вершины социальной иерархии, символизируя его жизненный успех. Но одновременно власть, как деньги и золото, приобрела дурную репутацию, поскольку часто отождествляется с насилием, принуждением, несправедливостью и ограничением свободы человека. Борьба за власть, как правило, сопровождается обманом, лицемерием, коррупцией, (опять же) насилием и кровью. Такой имидж власти стимулирует общественный интерес к изучению данного явления и обеспечивает популярность самого термина. Власть, отмечает Д. Болдуин, – “это не обычный термин; это термин, который, хотим мы того или нет, занимает уникальное место в политическом анализе. ... Даже те исследователи, которые хотели бы избавиться от термина “власть”, признают, что он слишком глубоко укоренился в вокабуляре политики, чтобы это действительно могло произойти” (Baldwin, 1989: 81). Другими словами, мы навсегда “обречены” иметь дело с “властью” и не можем избежать использования данного понятия при исследовании общественной жизни. Я также не склонен абсолютизировать значение ценностных факторов при выборе дефиниции власти и соперничающих теоретических перспектив. Здесь я солидарен с авторами (Falkemark, 1982: 70–74; McLachlan, 1994: 313–314; Morriss, 1987; 200–202; Oppenheim, 1981:150–176; и др.), которые считают, что хотя в научных исследованиях дескриптивные и нормативные элементы тесно взаимосвязаны, это не означает, что они совершенно неотделимы друг от друга в так называемых “ценностно-зависимых” понятиях, и последние неизбежно содержат в себе идеологические, политические или моральные предпочтения. Как и другие понятия, “власть” имеет дескриптивное содержание. Дескриптивное определение понятия власти вполне совместимо с моральной оценкой различных властных отношений, которая однако не делает нормативным само понятие. “Мы вначале должны определить наличие самой власти [с.14] и ее распределение в обществе – пишет П.Моррис, – то есть дать ее описание, прежде чем одобрять или осуждать ее за соответствие нашим ожиданиям или опасениям. То есть (нормативная) функция определения того, каким должно быть оптимальное социальное устройство, отличается от (дескриптивной) функции описания данного социального устройства” (Morriss, 1987: 201).Отсутствие всеми признанного определения не означает, что дискуссия по поводу содержания понятия беспредметна. Безусловно, споры вокруг понятия власти неизбежны, но они базируются на рациональных основаниях4. Необходимость в концептуальных исследованиях власти определяется следующими обстоятельствами. Во-первых, имеющиеся концепции не свободны от недостатков: некорректность дефиниций, непоследовательность в изложении, противоречия в логике построения понятия, неравномерная проработка проблемного поля.

Во-вторых при наличии обширной литературы по данной тематике набирается не так уж и много трудов монографического уровня, специально посвященных; концептуальному анализу власти и содержащих всестороннее и обстоятельное исследование самого понятия5. Преобладает рассмотрение отдельных аспектов власти [с.15] без анализа всего спектра проблем, касающихся содержания понятия, поэтому с точки зрения концептуального анализа власти эти исследования носят фрагментарный анализ. Исключение составляют монографические труды Х.Лассуэлла и Э.Кэплэна (Lasswell and Kaplan, 1950), П.Бэкрэка и М.Бэрэтца (Bachrach and Baratz, 1970), С.Льюкса (Lukes, 1974), С.Клэгга (Clegg, 1989), Р.Хендерсона (Henderson, 1981), Дж.Дебнэма (Debman, 1984), П.Морриса (Morriss, 1987), Б.Барнса (Barnes, 1988). Д.Ронга (Wrong, 1988). Однако и в данных работах не все проблемы определения власти рассмотрены с достаточной степенью обоснованности. Что касается отечественной традиции, то следует подчеркнуть, что далеко не все работы (особенно написанные в 70–80 годы) отвечают современным стандартам научного поиска. Многие авторы недостаточно знакомы с концепциями власти, разработанными в западной литературе, поэтому важные проблемы концептуального анализа власти, являющиеся основным предметом дискуссий в западной социальной философии, социологии и политологии, оказались вне их поля зрения. Отечественная наука определять власть главным образом на макрополитическом уровне , обосновывала ее классовую природу и обусловленность характером господствующих экономических отношений. Специально анализу понятия власти посвящены лишь три работы монографического уровня (Осадчий, 1983; Ледяева, 1989; Плотникова, 1997). Кроме того, тема власти относилась к наиболее идеологизированным фрагментам советского обществоведения.

В-третьих, по мере накопления социального опыта возникает потребность в изменении и уточнении даже наиболее успешных попыток концептуализации власти. Философ как “интеллектуальный полицейский” всегда найдет возможность и основания для новых интерпретаций. Необходимость в интенсификации концептуального анализа власти коренится в кумулятивном и динамичном характере научного знания, проявляющемся в [с.16] его постоянном обновлении и рефлексии. Таковы основные причины, побудившие меня предложить свое понимание власти в данной книге.

Начиная работу над темой я стремился прежде всего осмыслить и освоить международный опыт концептуализации власти. Поэтому основной массив источников составляют работы западных философов, социологов, политологов, в основном англоязычных, а проблематика, характер и стиль исследования идут в русле аналитического направления западноевропейской философии XX века. Последнее ориентировано на анализ языка, смысловых значений, понятий, оснований научного знания; для него характерны строгость в использовании понятийного аппарата, четкость и ясность формулировок, особое внимание к рациональному обоснованию и аргументации суждений, понятий, выводов.

Аналитическая философия уже на протяжении полувека является доминирующим философским направлением во всех англоязычных странах, а также в Скандинавии. В настоящее время наблюдается значительный рост ее популярности в Германии, Франции, Италии и странах Латинской Америки. По мнению известного американского философа Джона Серла, “в истории философии мы вряд ли найдем нечто подобное аналитической философии с точки зрения строгости, ясности и, прежде всего, интеллектуального содержания. В этом смысле мы живем в одну из великих философских эпох” (Searl, 1996: 23).

Концептуальный анализ длительное время считался у аналитиков важнейшим аспектом философского исследования. Эволюция логического позитивизма, обусловившая “лингвистический поворот” (Густав Бергман) в западноевропейской философии, существенно изменила ее функции в социальном познании. Философия перестала быть видом исследования, открывающего новые истины о мире, как это свойственно научным и эмпирическим дисциплинам; ее роль оказалась ограниченной вопросами, касающимися методов [с.17] исследования и языка, прежде всего прояснением понятий, используемых в эмпирических дисциплинах (например, в политической науке) или в этическом дискурсе. Само существование философских проблем связывалось с их укорененностью в языке, а разрешение – с переформулировкой при использовании более точных языковых выражений. Задача философа – создать руководство по применению понятий, прояснить их содержание и тем самым помочь исследователям избежать непонимания (или указать на непонимание), которое возникло вследствие концептуальной путаницы. Поэтому философия – это не теоретическая, а скорее терапевтическая дисциплина, ее основные результаты проявляются в раскрытии той или иной явной глупости” (Л.Витгенштейн). Политическая и социальная философия есть критическая экзаменация языка политической науки, социологии, антропологии, в процессе которой философы осуществляют своеобразную понятийную терапию.

Сегодня мало кто из западных исследователей придерживается мнения, что роль философии должна ограничиваться лишь анализом языка. Преодолевая крайности логического позитивизма, современная аналитическая философия, однако, сохранила интерес к концептуальной структуре науки и анализу понятий, который остается одним из основных направлений философского исследования. Большинство современных философов согласны в том, что он является не простым упражнением в семантике, а обязательным элементом социального познания. Санация научного языка, очищение его от неясностей и двусмысленности продолжает рассматриваться как прелюдия к исследованию важных научных проблем. При этом многие исследователи уверены, что анализ понятий не ограничивается чисто терапевтическими целями. Исследуя социальные понятия и способы их использования философ тем самым концептуализирует социальную реальность.

Мы живем не только в предметном мире, но и в мире понятий, которые во многом, явно или неявно [с.18] определяют нашу жизнь. Человек постоянно уточняет и изменяет те системы понятий, в рамках которых осуществляется его деятельность. Смена понятий в социальной и политических сферах проходит сложнее, болезненнее, жестче и так далее, чем, например, в математической или философской сферах. Однако общая идея необходимости, с одной стороны, концептуализации любой сферы деятельности, с другой стороны – уточнение уже проведенной концептуализации, как отмечает Г.В.Сорина, не просто присутствует всегда и в любой сфере, созданной деятельностью человека, но и "работает" подобным образом в любой из форм деятельности (Сорина, 1999: 44–45).

Не случайно поэтому в мировой гуманитарной науке к настоящему времени сложились мощные направления исследований, которые сумели объяснить ключевые моменты общественного и политического развития стран Запада с помощью анализа формирования и трансформации ключевых понятий и смысловых усложнений понятийно-терминологической номенклатуры– Это прежде всего школа Begriffsgeschichte Р.Козеллека, кембриджская школа Кв. Скиннера, а также ее ответвления и альтернативные начинания в англоязычном мире, Концептуальный анализ превратился в один из основных методов приращения гуманитарного знания. Во многих ведущих университетах Европы и Северной Америки читаются курсы по анализу политических понятий и по их истории, издаются многочисленные серии монографий, справочников, словарей. С 1998 года функционирует международная сеть исследователей политических понятий, координирующая деятельность различных проектов в области концептуального анализа.

Обращение к опыту концептуализации власти, накопленному в аналитической традиции, и знакомство читателя с современным состоянием изученности проблемы в западном обществоведении мне представляется важным прежде всего потому, что отечественной социологической и политологической литературе по [с.19] проблемам власти не хватает именно четкости и обстоятельности в определении содержания понятия власти, уточнении его объема и вида. Результатом этого стало его крайне нестрогое употребление. Нередко исследователи допускают настолько вольное толкование понятия власти, что создают массу псевдопроблем, а подчас просто говорят на разных языках, не понимая своих оппонентов. Под властью стало модным понимать все что угодно, и это имеет место не только в публицистике и пропагандистских статьях, но и в серьезных теоретических трудах. В социально-философской и политологической литературе появляется много общих рассуждений о власти, которые обычно можно с полным основанием отнести и к любым другим явлениям, хоть как-то связанным с воздействием одних людей на других или со сферой политики в целом. “Власть” оказывается неотличимой от таких понятий как “влияние”, “принуждение”, “управление”, “детерминация”, “сила”, “причина”, “социальный контроль”, “господство”, “политическая система” и др.; мало кто обращает внимание на такие “мелочи” как сфера и пределы применения понятия, его четкость и однозначность, смысловые нюансы и специфика. Эти недостатки, как мне представляется, более других сказываются на изучении всего комплекса проблем власти, глубине и обоснованности полученных результатов и выводов. Аналогичные недостатки имеют место и в исследовании других аспектов политической жизни, что безусловно сказывается на современной политической практике. Многие проблемы политического развития России, пишет М.В.Ильин) “коренятся в непонимании его участниками друг друга, в неспособности многих из них четко выразить свои устремления. Поверхностно воспринятые политические понятия используются небрежно, нередко их смысл искажается. Грешат этим порой даже политологи. В результате понятийный аппарат отечественной политики нуждается в своего рода интеллектуальном лечении” (Ильин, 1997: 7). [с.20]

Важность изучения западного опыта концептуализации власти обусловлена и тем обстоятельством, что отечественные исследователи власти либо варились в собственном соку (их большинство), либо анализ западных концепций был (за редким исключением) весьма поверхностным и основывался на ограниченном количестве источников, не позволявшем делать достоверные выводы. Стремясь восполнить данный пробел, автор систематизирует и анализирует основные концепции власти, представленные в современной западной литературе, проблематику концептуального анализа трудности, с которыми сталкиваются исследователи. В силу этого работа носит в известной мере обобщающий характер и в ней представлены основные подходы к существу проблемы.

Основывая исследование на трудах англо-язычных авторов, мне однако не хотелось ограничиваться просто анализом уже имеющихся концепций власти и их комментированием. Представлялось более значимым предложить свой собственный анализ, от начала и до конца, но который бы учитывал западные традиции концептуализации власти. Разумеется, я не надеюсь, что предлагаемая концепция будет разделяться большинством исследователей, поскольку у каждого есть свои собственные идеи и представления о власти. Главное, на что хотелось/обратить внимание – это проблемное поле концептуального анализа власти и теоретические основания, определяющие выбор концептуальных решений. Предложенный способ конструирования понятия власти позволяет учитывать аргументы, отражающие многообразие соперничающих теоретических подходов и сопоставлять идеи, принадлежащие исследователям различной теоретико-методологической ориентации. В этом отношении работа была направлена на уточнение сути разногласий по поводу отдельных аспектов понимания власти, их тестирование и, в конечном счете, определение оптимального значения “власти”.

Данные моменты в значительной мере предопределили цель и задачи исследования, а также его структуру. [с.21]

Целью данного исследования является концептуальный и типологический анализ власти.

Основные задачи исследования: (1) анализ и оценка имеющихся концепций власти; (2) введение в научный оборот проблематики и результатов анализа власти в западной социальной философии и социологии; (3) обоснование ведущих принципов концептуализации власти; (4) определение и уточнение содержания отличительных признаков “власти”; (5) сравнение “власти” с другими социальными понятиями и (6) классификация и характеристика основных видов власти.

Структура книги. Она состоит из трех разделов. В первом дается обзор основных концепций власти и предлагается авторское видение концептуального анализа власти, его основных принципов. Далее приводится объяснение логики и основных этапов исследования. Во втором разделе представлен собственно концептуальный анализ. Здесь рассматривается ряд ключевых проблем в понимании власти и определяется набор основных элементов (признаков) “власти”. В третьем разделе классифицируются и анализируются основные формы власти. [с.22]

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Классическим примером того, как выбор концепции власти предопределяет основные выводы и результаты эмпирических исследований дает сопоставление исследовательских проектов Ф.Хантера и Р.Даля. Используя "репутационный" метод, Хантер пришел к выводу об элитистском характере распределения власти в американском обществе, в то время как "решенческий" метод Даля привел его к плюралистическим оценкам. Не случайно всплеск интереса к определению понятия власти и начало его систематической разработки приходятся на 1950–1960 годы, когда власть стала объектом прикладного исследования, прежде всего, в политической науке.

Вернуться к тексту

2 В англоязычной социологической и политологической литературе использование букв в качестве символов, обозначающих те или иные природные, духовные или социальные образования, является общепринятым. В научных трудах по проблемам власти под А обычно подразумевается субъект власти, под Б – объект власти К ним могут относиться как отдельные индивиды, так и группы (организации). Используя “литерную” терминологию, исследователь временно абстрагируется от уточнения природы субъекта и объекта власти, акцентируя внимание на специфике отношения между ними.

Вернуться к тексту

3 Идея сущностной оспариваемости политических понятий впервые была высказана профессором У.Гэлли в лекции, прочитанной в Аристотелевском обществе в 1955 году (Gallie, 1955). Гэлли использовал ее для объяснения различий в понимании “справедливости”, “свободы”, “демократии”, “политики” и других понятий, являющихся предметом острых дискуссий. Суть ее состоит в том, что критерии “правильного” определения данных понятий являются комплексными, многомерными, ценностными; они не имеют приоритета друг перед другом, а эмпирическим путем определить адекватность того или другого определения понятия невозможно. Каждая точка зрения может быть теоретически обоснована и поэтому
спор между ними на уровне рациональных аргументов неразрешим в принципе.

Идея “сущностной оспариваемости” не сводится к трудностям процесса концептуализации социальных понятий. Вокруг любых терминов в социальных и политических науках ведется полемика. Сущностная оспариваемость (в отличие orпросто оспариваемости) означает, что концептуальные диспуты по поводу понятий являются нормативными (оценочными), поскольку выражение определенной ценности есть неотъемлемая часть самого понятия. Идеологический элемент как бы непосредственно “встроен” в содержание понятия, и это обрекает на неудачу любые попытки его “объективного” определения.

Идея стала особенно популярной среди социальных исследователей после публикации книг С.Льюкса “Власть: Радикальный взгляд” (Lukes, 1974) и У.Конолли “Термины политического дискурса” (Connolly, 1993), где особое внимание
было уделено “власти” как примеру “сущностно оспариваемого” понятия.

Вернуться к тексту

4 Это было “эмпирически” подтверждено Г.Фалкемарком. Проанализировав имеющиеся концепции власти, он пришел к заключению , что они базируются на самых различных видах аргументации, но среди них отсутствуют моральные и политические аргументы. “Мой поиск нормативных оснований в определениях "власти" в сравнительно большом количестве работ по власти, – пишет он, – был безуспешным” (Falkemark, 1982: 71).

Вернуться к тексту

5 Здесь я совершенно согласен с Б.Барнсом, который утверждает, что в имеющейся литературе по проблемам власти собственно анализу понятия отводится сравнительно мало места. Значительно большее внимание уделяется измерению власти и объяснению ее распределения в обществе (Barnes 1988:8).

Вернуться к тексту

 

предыдущая

 

следующая
 
содержание
 

Сайт создан в системе uCoz