Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		оглавление

Января 9, 1788 г.

К народу штата Нью-Йорк

Полномочия организовывать ополчение и командование его соединениями во времена восстания и вторжения являются естественными побочными функциями надзора над совместной обороной и внутренним миром конфедерации.

Отнюдь не требуется быть посвященным в военную науку, чтобы понять – единство в организации и дисциплине ополчения дает самые благоприятные результаты, когда его призывают на службу для общественной обороны. Боевые действия ведутся с должной согласованностью, что необычайно важно в операциях армии. Это также будет способствовать быстрейшему приобретению опыта в военном деле, что существенно для эффективности ополчения. Желательного единства можно достигнуть, вверив устройство ополчения государственной власти. В плане конвента весьма уместно предлагается наделить Союз полномочиями “по организации, вооружению и дисциплинированию ополчения и по управлению той его частью, которая используется на службе Соединенных Штатов, сохраняя за соответствующими штатами [c.193] назначение офицеров и обучение ополчения в соответствии с уставными правилами, утвержденными Конгрессом…”

Среди различных позиций, занятых противниками плана конвента, самой неожиданной и слабой была та, с которой подверглось нападкам именно это положение. Если хорошо устроенное ополчение является самой естественной защитой свободной страны, оно, конечно, должно находиться под надзором и в распоряжении органа, являющегося держателем национальной безопасности. Если постоянные армии опасны для свободы, эффективная власть над ополчением со стороны органа, которому вверена безопасность государства, должна в максимальной степени устранить побудительные причины и предлоги для возникновения этих недружественных структур. Если федеральное правительство может воспользоваться помощью ополчения в чрезвычайных случаях, требующих военной поддержки гражданского магистрата, того лучше достичь, использовав вооруженную силу другого типа. Если оно не добьется этого с помощью первой, то будет вынуждено обратиться ко второй. Сделать армию ненужной – куда более надежный способ избавиться от нее, чем тысяча запретов на бумаге.

Дабы вызвать отвращение к полномочиям использования ополчения для выполнения законов Союза, указывают: в предлагаемой конституции нигде не содержится условия, предусматривающего posse comitatus [здесь – употребление силы (лат.)] в помощь магистрату для исполнения его долга, в то время как указывается, что военная сила предназначена быть его единственным вспомогательным средством. Выдвинутые возражения удивительно туманны, иногда они даже исходят из одного источника, что отнюдь не свидетельствует об искренности и честности намерений их авторов. Те же люди, которые единым дыханием твердят нам, что полномочия федерального правительства деспотичны и неограниченны, далее информируют нас же, что оно не имеет достаточной силы даже на posse comitatus. Последнее суждение, к счастью, так же не достигает истины, как первое выходит за ее пределы. Равным образом абсурдно сомневаться в том, что [c.194] право принимать все законы, необходимые и уместные для выполнения декларированных полномочий, включает требование помощи со стороны граждан к должностным лицам, которым доверено их исполнение, – как и считать, что право исполнения законов, необходимых и уместных для введения и сбора налогов, повлечет за собой изменение правил наследования и отчуждения земельной собственности или ликвидации суда присяжных по делам, относящимся к его юрисдикции. Отсюда следует, что предположение о нехватке власти, для чего требуется помощь posse comitatus, целиком лишено смысла, и, следовательно, вывод, сделанный из этого применительно к власти федерального правительства над ополчением, неискренен и нелогичен. По каким причинам можно делать вывод о том, что силу намеревались сделать единственным инструментом власти только потому, что можно употребить ее в случае необходимости? Что нам думать о мотивах, которые могут побудить разумных людей рассуждать таким образом? Как нам предотвратить конфликт между милосердием и рассудком?

Забавным рафинированием духа республиканской бдительности нас даже учат усматривать опасность со стороны ополчения, находящегося в руках федерального правительства. Указывают, что можно создать отборный корпус из горящих рвением молодых людей, который подчинится произвольным желаниям власти. Какой именно план устройства ополчения будет выполнять национальное правительство, предвидеть невозможно. Отнюдь не рассматривая дело в том же духе, как относятся к нему возражающие против корпуса как опасной затеи, если бы конституция была ратифицирована и если бы на мою долю выпало выразить свои чувства члену федерального законодательного собрания от штата Нью-Йорк по поводу военного устройства, я бы адресовал ему речь такого содержания:

“План дисциплинирования всего ополчения Соединенных Штатов в равной степени тщетный и вредный, если бы его привели в исполнение. Для достижения терпимого навыка в военном деле требуются время и практика. Для этого не хватит дня и даже недели. Обязать большую массу мелких землевладельцев и граждан других классов быть под ружьем в интересах проведения [c.195] военных упражнений и маневров так часто, как нужно, с тем чтобы они достигли уровня совершенства, позволяющего им приобрести характер хорошо обученного ополчения, значило бы реально вызвать недовольство народа, серьезные общественные неудобства и убытки. Ежегодные потери в производительном труде страны составят, если исходить при расчетах из нынешнего народонаселения, сумму, почти достигающую расходов на содержание гражданских структур во всех штатах. Попытка провести меры, которые столь значительно сократят занятость и объем промышленного производства, была бы неразумной. Этот эксперимент не увенчается успехом, ибо его долго не потерпят. Нет разумных оснований добиться большего от народа в целом, чем должным образом вооружить и снарядить его, а для этого достаточно проводить один-два сбора в год.

Хотя план дисциплинирования всей нации должен быть отброшен как вредный или непрактичный, тем не менее необычайно важно принять по возможности скорее хорошо разработанный план для должного устройства ополчения. Внимание правительства должно быть в особенности сосредоточено на формировании отборного корпуса скромных размеров, находящегося в состоянии готовности к службе в случае необходимости. Ограничив этими рамками план, мы получим отличное соединение хорошо подготовленного ополчения, готовое к сражению, как только защита государства того потребует. Это не только ослабит призывы в пользу военных формирований, но, если обстоятельства когда-либо обяжут правительство сформировать значительную армию, она никогда не сможет стать сильным противником свобод народа, ибо наряду с ней существует значительное объединение граждан, очень мало, если вообще уступающее ей по дисциплине, умению обращаться с оружием, стоящее на страже прав своих и сограждан. Мне представляется, что это наилучшая замена постоянной армии, наилучшее обеспечение безопасности против нее, если таковая должна существовать”.

Так, в отличие от противников предложенной конституции, я бы рассуждал о том же предмете, черпая аргументы в пользу безопасности из того самого [c.196] источника, который они представляют как чреватый опасностью и гибелью. Но как национальная законодательная власть может рассуждать по этому вопросу, ни они, ни я не в состоянии предвидеть.

В самой идее о том, что опасность исходит со стороны ополчения, кое-что так притянуто за уши и настолько выходит из ряда вон, что человек теряется – стоит ли относиться к ней серьезно или в шутку, рассматривать ли ее как простое упражнение, подобное парадоксам риторов, как хитрую уловку внедрить любой ценой предрассудки или как серьезный результат политического фанатизма. Где же во имя здравого смысла окончатся наши страхи, если мы не доверяем нашим сыновьям, братьям, соседям и согражданам? Какая тень опасности может исходить от людей, повседневно общающихся с остальными соотечественниками, от тех, кто разделяет те же чувства, обычаи и интересы? Какую разумную причину опасений можно извлечь из власти Союза предписывать правила для ополчения и осуществлять командование над ним в случае необходимости, в то время как сами штаты должны иметь единственное и исключительное право назначения офицеров? Если бы даже удалось посеять серьезное подозрение в отношении ополчения в любой структуре, находящейся под властью федерального правительства, тот факт, что штаты назначают офицеров, немедленно уничтожил бы его. Нет никакого сомнения в том, что это положение всегда будет обеспечивать им главенство над ополчением.

Читая многие публикации, направленные против конституции, нельзя не отделаться от впечатления, что перед тобой дурно написанный невероятный роман, в котором вместо естественных и приятных образов рисуются жуткие и уродливые фигуры – гидры Горгоны, устрашающие химеры, обесцвечивается и извращается все, о чем идет речь, любой образ превращается в монстра.

Пример тому дают преувеличенные и невероятные предположения о применении власти при созыве ополчения. Ополчение Нью-Гэмпшира-де должно маршировать в Джорджию, а ополченцы Джорджии – в Нью-Гэмпшир, Нью-Йорк, Кентукки, ополчение Кентукки – к озеру Шамплейн. Более того, долги французам и голландцам [c.197] будут выплачиваться ополченцами, а не луидорами и дукатами. То большая армия низвергает свободы народа, то ополченцев Виргинии тащат от своих домов за пятьсот или шестьсот миль, чтобы проучить республиканцев Массачусетса, не подчиняющихся решениям судов, а ополченцы Массачусетса должны быть отправлены в такую же даль на подавление блистательного высокомерия аристократичных виргинцев. Верят ли предающиеся этим фантазиям, что махинации или красноречие помогут им выдать американцам причудливые образы или абсурд за непогрешимые истины?

Если армию используют в качестве двигателя деспотизма, какая необходимость в ополчении? Если не будет армии, возьмется ли ополчение, раздраженное приказом отправиться в далекую и безнадежную экспедицию с целью надеть цепи рабства на часть своих соотечественников вместо того, чтобы двинуться на гнездо тиранов, выдумавших столь глупый и гнусный проект ради сокрушения их в воображаемых бастионах власти и демонстрации примера справедливого отмщения со стороны народа, жертвы злоупотреблений и притеснений? Что, это и есть тот способ, которым узурпаторы собираются господствовать над многочисленной и просвещенной нацией? Что, они начнут с вызова отвращения у тех, кто является орудием намечаемой ими узурпации? Разве они обычно начинают свою деятельность с бесполезных и отвратительных действий власти, не рассчитанных на достижение какой-либо цели, кроме одной – навлечь на самих себя всеобщую ненависть и проклятье? Что, предположения такого рода – трезвые увещевания проницательных патриотов проницательному народу? Или это поджигательский бред разочарованных подстрекателей или безумных фанатиков? Даже если предположить, что национальных лидеров обуяли самые неуправляемые честолюбивые планы, немыслимо, чтобы они прибегли к таким нелепым средствам осуществления своих замыслов.

Во время восстания или вторжения естественно и уместно вступление ополчения соседнего штата в другой для оказания сопротивления общему врагу или защиты республики от крамолы или подрывных действий. В последнюю войну первое случалось часто, взаимная помощь – в сущности, главная цель нашей [c.198] политической ассоциации. Если полномочия оказывать ее в руках Союза, тогда нет опасности безразличия и апатии к угрозе соседу, пока ее приближение не добавит инстинкта самосохранения к слабым импульсам долга и симпатии.

Публий [c.199]

	предыдущая		следующая
		оглавление