Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		начало
		оглавление

Мая 28, 1788 г.

Согласно формальному разделению сюжетов этих статей, объявленному в написанной мною первой из них, по-видимому, подлежат рассмотрению еще два: “аналогия предлагаемого правительства с конституцией вашего штата” и “дополнительная безопасность, которую обеспечит ее принятие республиканскому правлению, свободе и собственности”. Но эти вопросы уже полностью разобраны и исчерпаны в ходе нашей работы, и теперь с учетом масштаба проблемы и затраченного на нее времени остается лишь обобщить сказанное.

Замечательно, что сходство плана конвента с законом, по которому организовано правление в нашем штате, затрагивает как многочисленные предполагаемые недостатки, так и истинное совершенство первого. Среди предполагаемых недостатков: переизбрание президента, отсутствие совета, исключение формального билля о правах и положения относительно свободы печати. Эти и некоторые другие недостатки, отмеченные в ходе наших исследований, можно в равной степени [c.561] поставить в вину как существующей конституции штата Нью-Йорк, так и конституции, предложенной для Союза. Едва ли можно претендовать на последовательность, осыпая бранью последнюю за несовершенство, и не испытывать никаких затруднений, отыскивая извинения для первой. Больше того, вероятно, нет лучшего доказательства неискренности и притворства некоторых ревностных противников плана конвента, считающих себя горячими приверженцами правительства, при котором живут, чем ярость их нападок на те стороны плана, которые столь же слабы в нашей конституции, а возможно, и еще более уязвимы.

Дополнительная безопасность республиканского правления, свободы и собственности, связанная с принятием рассматриваемого плана, включает главным образом ограничения, которые сохранение Союза налагает на местные фракции и мятежи, на честолюбие влиятельных деятелей в отдельных штатах, могущих приобрести достаточные кредит и влияние от лидеров и фаворитов и превратиться в деспотов над народом; уменьшение возможностей для интриг иностранных держав, которым широко откроет дверь роспуск конфедерации; предотвращение возникновения значительных военных образований, которые не могут не возникнуть в разобщенной стране в результате войн между штатами; подчеркнутую гарантию республиканской формы правления каждому штату; полную и всеобщую ликвидацию дворянских титулов и предотвращение тех мер со стороны правительств штатов, которые подрывали основы собственности и кредита, возбуждали взаимное недоверие в сердцах всех классов граждан и вызвали почти всеобщее падение морали.

Итак, сограждане, я выполнил возложенную на себя задачу; об ее успехе можно судить по вашему поведению. Надеюсь, что вы по крайней мере признаете: я выполнил данное вам обязательство касательно духа, с которым я предпринял свои усилия. Я обращался исключительно к вашему суждению и тщательно избегал резкостей, могущих опозорить спорщиков от любых партий и в значительной степени провоцирующих на словесные резкости и неуместное поведение противников конституции. Обвинения в заговоре против свобод народа, бросаемые без разбора в отношении защитников плана, продиктованы крайней безответственностью и злобой, что не может не вызвать возмущения [c.562] каждого, отвергающего сердцем своим эту клевету. Постоянные обвинения в адрес богатых, высокорожденных и выдающихся не могут не вызвать отвращения всех думающих людей. А неоправданная скрытность и извращения, применявшиеся самыми различными способами, дабы спрятать истину от глаз общественности, носят такой характер, что требуют порицания со стороны всех честных людей. Эти обстоятельства, по-видимому, иной раз побуждали меня к несдержанным выражениям, вовсе мною не предусмотренным. У меня, конечно, часто боролись чувство и разум, и если брало верх в некоторых случаях первое, то приношу свои извинения – случаи эти редки и не показательны.

Теперь сделаем паузу и спросим себя: разве конституция не была достаточно защищена этими статьями от клеветы в свой адрес и разве не было показано, что она достойна общественного одобрения и необходима для общественной безопасности и благополучия? Каждый должен сам ответить на эти вопросы согласно велению своей совести и Пониманию и действовать согласно истинным и трезвым диктатам своего рассудка. От этого долга ничто не освободит. Это именно тот долг, который зовут выполнить, нет, заставляют выполнить обязательства, связывающие общество, и выполнить его нужно чистосердечно и честно. Ни партийные мотивы, ни особая заинтересованность, ни тщеславие, ни преходящие страсти или предрассудки не оправдают в глазах человека, его страны или его потомков выбор не той роли, которую он должен сыграть. Пусть он побережется упорно следовать партийным велениям. Пусть он задумается: вопрос, по которому ему предстоит вынести решение, касается не какого-то конкретного интереса сообщества, а самого существования нации. Пусть он помнит, что большинство Америки уже санкционировало план, который ему предстоит одобрить или отвергнуть.

Не скрою, что полностью доверяю аргументации, с помощью которой предлагаемая система представляется на ваше утверждение, и не вижу весомых возражений у выступающих против нее. Я убежден, что она является наилучшей в нашем положении, при наших привычках и воззрениях, превосходя любую другую, рожденную революцией.

Допущения друзей плана, что в нем нет претензий на абсолютное совершенство, вызвали немалое торжество среди его врагов. Зачем, говорят они, принимать [c.563] несовершенное? Почему не поправить план и не превратить его в совершенный еще до окончательного принятия? Пусть это звучит правдоподобно, но ведь только правдоподобно. Замечу, во-первых, что допущения эти очень преувеличены. Их приводят в признание того, что план-де в корне порочен и без существенных изменений не может надежно обеспечить права и интересы сообщества. Это, как я понимаю выдвинувших эти допущения, полнейшее извращение их смысла. Нельзя обнаружить ни одного сторонника этой меры, который не объявил бы, что система, пусть несовершенная во всех частях, в целом хороша, является наилучшей, которую позволяют нынешние умонастроения и положение страны, и как таковая предусматривает все меры безопасности, которые только могут пожелать разумные люди.

Отвечаю далее, что сочту верхом неблагоразумия затягивать дальше шаткое положение наших национальных дел, подвергать Союз опасности последовательных экспериментов в химерических поисках совершенного плана. Не следует ожидать совершенной работы от несовершенного существа, каким является человек. Результаты размышлений всех коллективных органов должны по необходимости сочетать как ошибки и предрассудки, так и здравый смысл и мудрость индивидуумов, туда входящих. Соглашения, которым предстоит объединить тринадцать различных штатов общими узами дружбы и союза, должны по необходимости быть компромиссом такого же количества несходных интересов и склонностей. Какое совершенство возникнет из таких материалов?

Доводы, изложенные в прекрасной небольшой брошюре, недавно вышедшей в Нью-Йорке¹, неопровержимо показывают полную невозможность созыва нового конвента при обстоятельствах, хоть в какой-то степени столь же благоприятных для успешного исхода, какие существовали при созыве, работе и завершении прошлого конвента. Я не буду повторять аргументы этой широко распространенной брошюры. Она, конечно, вполне заслуживает изучения каждым другом своей страны. Однако все же есть проблема, еще не знакомая [c.564] общественности, в связи с которой стоит рассмотреть вопрос о поправках. Не решаюсь закончить без ее обзора.

Представляется возможным безусловно продемонстрировать, что значительно легче провести последующие, чем предварительные, поправки к конституции. В тот самый момент, когда в нынешний план вносится какое-то изменение, следует признать его новым, и по нему должно быть принято заново решение в каждом штате. Следовательно, для введения его по всему Союзу требуется согласие тринадцати штатов. Если же, напротив, предложенная конституция будет ратифицирована в этом виде, тогда поправки войдут в силу в любое время при согласии девяти штатов. В этом случае шансы прохождения последующих поправок девять² из тринадцати вместо согласия всей системы при предварительных поправках.

Но это еще не все. Любая конституция Соединенных Штатов должна неизбежно состоять из самых разнообразных частностей, которыми улаживаются интересы тринадцати независимых штатов или их представления об интересах. В любом объединении людей, преследующих цель первоначального создания государства, можно встретить самые различные группировки по разным вопросам. Многие из принадлежащих к большинству по одному вопросу могут стать меньшинством по другому, а группировка, непохожая на любую из двух, может составить большинство по третьему вопросу. Отсюда необходимость формирования и устройства всех частностей, из которых составится целое таким образом, чтобы удовлетворить всех участников соглашения; и отсюда также громадное умножение трудностей и потери при получении коллективного согласия на окончательный акт. Степень этого умножения, очевидно, будет пропорциональна количеству частностей и числу участников.

Но каждая поправка к конституции, стоит ее принять, становится единым предложением и может быть выдвинута единолично. Не будет необходимости ни в хитростях, ни в компромиссах в отношении других проблем, ни в торгах – ты – мне, я – тебе. Воля нужного количества штатов немедленно решит дело. Следовательно, [c.565] когда бы девять или скорее десять штатов объединились ради данной поправки, она, безусловно, будет принята. Поэтому и сравнивать нечего легкость проведения поправки с принятием полной конституции.

Возражающие против внесения поправок в последующем настаивали, что лица, делегированные для управления национальным правительством, никогда не уступят хоть частицу обретенной ими власти. Со своей стороны выражу твердое убеждение, что любые поправки, которые по зрелом размышлении сочтут полезными, будут применимы к организации правительства, а не к сумме его прав; и уже по этой причине, на мой взгляд, только что приведенное замечание не имеет веса. Я также думаю, что оно маловесомо и по другой причине. Имманентная трудность управлять тринадцатью штатами, независимо от расчетов на обычный уровень общественных настроений и честности, по моему мнению, будет постоянно принуждать национальных лидеров к необходимости компромисса с разумными ожиданиями своих избирателей. Но есть еще одно соображение, которое доказывает, вне всяких сомнений, что приведенная точка зрения не имеет силы. Оно заключается, в том, что у национальных лидеров в случае совпадения мнений девяти штатов не будет выбора при решении этого вопроса. По статье пятой плана конгресс “по требованию законодательных собраний двух третей штатов (что ныне означает девять штатов) созывает Конвент для внесения поправок, которые... приобретают обязательную силу и значение как часть Конституции, если будут ратифицированы законодательными собраниями трех четвертей штатов или же конвентами в трех четвертях штатов...”. Текст этой статьи не допускает кривотолков. Конгресс обязан созвать конвент. Ничто здесь не оставлено на усмотрение этого органа. Следовательно, все заявления об отсутствии склонности к изменениям растворяются в воздухе. Как ни трудно, вероятно, объединение двух третей или трех четвертей в законодательных собраниях штатов для проведения поправок, могущих затронуть местные интересы, разве возникнут такие трудности в Союзе по вопросам, касающимся общей свободы и безопасности народа. Давайте спокойно положимся на склонность законодательных собраний штатов к возведению барьеров против покушений со стороны национальной власти.

Если изложенная аргументация – заблуждение, тогда я наверняка обманулся ею, ибо, по моему мнению, [c.566] это одна из редких возможностей проверки политической истины математическим путем. Занимающиеся этим вопросом, независимо от их стремления к проведению поправок, должны согласиться с уместностью их предварительного принятия как самой прямой дороги для достижений своей воли.

Пыл к внесению поправок до принятия конституции остудит у каждого и всякого следующее заявление, принадлежащее автору, в равной степени основательному и изобретательному: “Сбалансировать большое государство или общество, монархическое или республиканское, общими законами – дело такой великой трудности, что никакой гений, как бы он ни был разносторонен, не сможет одним натиском разума и размышлений достичь этого. В работе должны объединиться суждения многих: опыт должен руководить их трудами, время должно довести их до совершенства, ощущение неудобства должно выправить ошибки, которые они неизбежно совершат при своих первых испытаниях и экспериментах”³. Эти здравые размышления – пример умеренности всем искренним поклонникам Союза и должны насторожить их против опасностей анархии, гражданской войны, вечного отчуждения штатов друг от друга и, возможно, военного деспотизма победоносного демагога в попытках получить то, что может дать только время и опыт. Быть может, мне не хватает политической твердости, но я признаю, что не могу разделить безмятежности принимающих опасность дальнейшего пребывания в нашем нынешнем положении за воображаемую. Нация без национального правительства – жуткое зрелище. Принятие конституции во время глубокого мира добровольным согласием всего народа – чудо, свершение которого я предвкушаю с трепетной надеждой. Никакими соображениями благоразумия нельзя оправдаться, если мы упустим то, за что сейчас держимся в столь трудном предприятии, семь из тринадцати штатов, и, пройдя столь значительное расстояние, вновь начнем свой путь. Меня еще более страшат новые попытки, ибо я знаю: могущественные деятели в нашем и других штатах – враги любого национального правительства.

Публий [c.567]

1 “Обращение к народу штата Нью-Йорк”. – Публий. Написанная Джоном Джеем брошюра была впервые напечатана в апреле и перепечатана в “Америкэн мьюзием” в июне 1788 г. – Ред.

Вернуться к тексту

2 Скорее речь идет о десяти, ибо двух третей достаточно для принятия меры, а трех четвертей – для ратификации. – Публий.

Вернуться к тексту

3 Эссе Xьюма. т. 1. – Подъем искусств и наук. – Публий.

Вернуться к тексту

КОММЕНТАРИИ

В заключительной статье “Федералиста” Гамильтон высказал мнение, что предложенная конституция “является наилучшей в нашем положении, при наших привычках и воззрениях, превосходя любую другую, рожденную революцией”. По поводу этого суждения Публия ломались и ломаются копья в спорах о конституции.

Вероятно, одной из самых удачных попыток дать их обзор стало эссе американского исследователя вопроса М. Даймонда “Демократия и “Федералист”: новое рассмотрение намерении отцов-основателей”, увидевшее свет в “Америкэн политикл сайенс ревью” (март 1959 г.). Знаток того периода американской истории М. Даймонд в начале эссе подчеркнул: “Для последующих размышлений об отцах-основателях я использовал главным образом “Федералист” как ключ к политической теории, на фундаменте которой покоится Американская республика”. М. Даймонд счел необходимым обратить внимание на следующее:

“Современные историки, изучавшие руководящие идеи при формировании нашей системы правления, сходились на том, что Конституция США воплощала собой реакцию против демократических принципов Декларации независимости. С этим взглядом в основном соглашались политологи, что имело важные последствия при изучении американского политического развития. Я предлагаю противоположную трактовку политической теории отцов-основателей и исследую некоторые ее последствия...

Для того, чтобы решить воспользоваться их мудростью или добавить к их мудрости или отбросить ее как неподходящую и неразумную, абсолютно необходимо понять, что они говорили, почему они говорили и что они имели в виду. В то же время понять их претензии на мудрость значит оценить ее...

Мысль о том, что конституция есть отступление от более демократической Декларации независимости, – результат ее неправильного прочтения, как будто бы свободной от тревог касательно демократии, которые испытывали отцы-основатели. Вероятно, ее прочтут так только те, кто считают, что существует [c.589] сама по себе совершенная гармония между согласием (равенством) и должной целью правительства (справедливость) или между согласием и индивидуальными правами (свободой). Такой подход был совершенно чужд тем, кто предопределил появление Декларации независимости.

Если Декларацию ошибочно превратили в сверхдемократический документ, то не была ли конституция в наше время ошибочно превращена в документ, страдающий нехваткой демократии? Единственное основание для девальвации демократического характера конституции заключается в опасениях отцов-основателей по поводу “недугов”, “дефектов” или “дурных склонностей” демократии и средств их исцеления. Но если то, что отцы-основатели считали дефектами, действительно дефекты и если средства исцеления их, не нарушая принципов народного правления, являются истинными средствами исцеления, тогда неразумно именовать отцов-основателей анти- или квазидемократами. Скорее, они будут мудрыми сторонниками демократии; не станет лучшим демократом, но окажется глупым демократом тот, кто игнорирует истинные недостатки, таящиеся в народном правлении”.

Да, М. Даймонд очень внимательно читал “Федералиста”. Он отправляется от сказанного в статье 85: “Допущения друзей плана, что в нем нет претензий на абсолютное совершенство, вызвали немалое торжество среди его врагов. Зачем, говорят они, принимать несовершенное?” Разве не развивает Даймонд эту гамильтоновскую мысль?

В заключение в который раз обратимся к историческим корням “федералиста” – идейному наследию античного Рима и Греции. Даймонд хорошо прочитал “Федералиста”, Публий, вероятно, так же тщательно читал древних. Дж.Мэдисон не один раз обнаружил это, посетовав в статье 49: “...о народе философов, как и о династии королей-философов, которую так жаждал Платон, можно только мечтать”. У античного историка Юлия Капитолина в жизнеописании императора Марка Аврелия читаем: “Марк Аврелий постоянно повторял изречение Платона: "Государства процветали бы, если бы философы были властителями или если бы властители были философами"”. Вслед за ним повторял это Мэдисон, оттачивая тем самым сентенции Публия.

Давно признаны и отмечены – и не только в США – глубокое содержание и блистательная огранка статей “Федералиста”. Гамильтон, Мэдисон и Джей в высшей степени серьезно подошли к делу, ожидая того же от читателей. В статье 85 Гамильтон отчеканил:

“Теперь сделаем паузу и спросим себя: разве конституция не была достаточно защищена этими статьями (“Федералиста") от клеветы в свой адрес и разве не было показано, что она достойна общественного одобрения и необходима для общественной безопасности и благополучия? Каждый должен сам ответить на эти вопросы согласно велению своей совести и пониманию и действовать согласно истинным и трезвым диктатам своего рассудка. От этого долга ничто не освободит. Это именно тот долг, который зовут выполнить, нет, заставляют выполнить обязательства, связывающие [c.590] общество, и выполнить его нужно чистосердечно и честно. Ни партийные мотивы, ни особая заинтересованность, ни тщеславие, ни преходящие страсти или предрассудки не оправдают в глазах человека, его страны или его потомков выбор не той роли, которую он должен сыграть”.

Звучит! Как звучали слова Марка Аврелия в философских записках “К самому себе”, обнаруженных после его смерти: “Всегда ревностно заботься о том, чтобы дело, которым ты в данный момент занят, исполнить так, как достойно римлянина и мужа, с полной и искренней сердечностью, с любовью к людям, со свободой и справедливостью; и о том также, чтобы отстранить от себя все другие представления. Это удастся тебе, если ты каждое дело будешь исполнять, как последнее в своей жизни, свободный от всякого безрассудства, от обусловленного страстями пренебрежения к велениям разума, от лицемерия и недовольства своей судьбой... Не поступать ни против своей воли, ни вразрез с общим благом”.

Публий как мог выполнил заветы римского императора-философа. Внушительное свидетельство тому – “Федералист”. [c.591]

К тексту

	предыдущая		начало
		оглавление