Библиотека Михаила Грачева

Первым русским автором, непосредственно занимавшимся разработкой проблем геополитики, стал П. Н. Савицкий, видный деятель евразийского движения послереволюционной эмиграции «первой волны» [1], однако в целом русская геополитическая традиция, несомненно, имеет более глубокую историю и по праву может считаться одной из старейших в мире. Осознанные акции геополитического плана в действиях русичей можно проследить еще в дохристианскую пору, когда Великий князь Киевский Святослав I Игоревич (ок. 942–972) изменил направление собирания славянских земель с меридианального на широтное, совершил походы на Оку, в Поволжье, на Северный Кавказ, в 964–965 гг. разгромил Хазарский каганат и, пройдя все Предкавказье, закрепился на Таманском и Керченском полуостровах. Впоследствии с выдвинутой и обоснованной псковским монахом Филофеем в начале XVI в. концепцией «Москва – Третий Рим» была связана целая эпоха борьбы за византийское наследство. Титул «Государь всея Руси» стал знаменовать борьбу Москвы за собирание всех земель восточных славян до Карпат на Западе, а решительные действия Ивана IV в отношении Казанского, Астраханского и Сибирского ханств, по своей сути, явились блестящей геополитической акцией, предотвратившей реальную опасность возрождения Золотой Орды под вассалитетом могущественной в те времена Османской империи и последующего поглощения территории Московского царства. Тот факт, что государственным гербом России стал византийский двуглавый орёл, одновременно смотрящий на Запад и на Восток, можно истолковать как наглядное свидетельство преобладания широтной геополитической стратегии в развитии внешней политики государства на [c. 72] многие годы. Очевидно, что именно этой линии придерживались в XVII–XVIII вв. видные представители царствующего дома Романовых – Алексей Михайлович, Петр I и Екатерина II.

В XIX в. особую актуальность для определения задач внешней политики Российской Империи приобретает славянофильство, ставшее отражением роста национального самосознания и усиления национально-освободительной борьбы славянских народов в Австрийской и Османской империях, последнюю из которых российский император Николай I справедливо и образно называл «больным человеком» [2]. Наиболее завершенную геополитическую направленность получила доктрина панславизма, занявшая видное место в отечественной общественной мысли второй половины XIX в. после поражения России в Крымской войне 1853–1856 гг. Эта доктрина, основанная на идее коренного отличия славянских народов от других народов Европы, содержала вывод о необходимости союза всех славян во главе с Россией. Идеи панславизма развивали Н. Я. Данилевский [3], А. И. Кошелев [4], Н. Н. Страхов [5], разделяли видные представители государственной и военной элиты – граф Н. П. Игнатьев [6], князь В. А. Черкасский [7], генералы М. Д. Скобелев [8], Р. А. Фадеев [9], М. Г. Черняев [10].

В советское время геополитика как таковая в нашей стране официально не существовала. Внимательно анализируя терминологический аппарат и общую структуру концепций основоположников дисциплины и других авторов с учетом особенностей и своеобразия социально-исторического контекста их возникновения, отечественные исследователи далеко не случайно называли геополитику реакционной теорией, извращенно использующей данные физической и экономической географии для обоснования и пропаганды агрессивной политики империалистических государств. При этом во многом справедливо подчеркивалось, что западные геополитики прибегают к широкому использованию понятий «жизненного пространства», «естественных границ» и географического положения своих государств для оправдания милитаризма и захватнических войн.

Однако было бы ошибкой утверждать, что советские руководители не осознавали геополитических проблем, стоявших перед страной. Особенно наглядно геополитическая логика высшего руководства СССР проявилась в годы Великой Отечественной войны в ходе работы конференций руководителей трех союзных держав, проходивших в Тегеране, Ялте и Потсдаме [11]. Именно в военное время происходит рождение нового, «советского» панславизма, толкование которому дал И. В. Сталин: «Теперь много говорят о славянофилах. Нас зачастую сравнивают со старыми славянофилами царских времен. Это неправильно. Старые славянофилы, например, Аксаков и другие, требовали объединения всех славян под русским царем. Они не понимали, что это вредная идея и невыполнимая. Славянские народы имеют различные общественно-бытовые и этнографические уклады, имеют различные культурные уровни и различное общественно-политическое [c. 73] устройство. Географическое положение славянских народов также мешает объединению. Мы, новые славянофилы-ленинцы, славянофилы-большевики, коммунисты, стоим не за объединение, а за союз славянских народов. Мы считаем, что независимо от разницы в политическом и социальном положении, независимо от бытовых и этнографических различий все славяне должны быть в союзе друг с другом... Есть разговоры, что мы хотим навязать советский строй славянским народам. Это пустые разговоры. Мы этого не хотим, так как знаем, что советский строй не вывозится по желанию за границу, для этого требуются соответствующие условия. Мы могли бы в Болгарии установить советский строй, там этого хотели. Но мы не пошли на это. В дружественных нам славянских странах мы хотим иметь подлинно демократические правительства» [12].

Однако высказанной в конце войны идее укрепления дружественных политических и экономических связей между славянскими странами, сохранявшими особенности своего государственного строя при несомненной ведущей роли СССР, не суждено было реализоваться. Стремительный односторонний отказ бывших западных союзников от Потсдамских соглашений, умышленное оттягивание ими решения германского вопроса в плане подписания мирного договора и воссоединения оккупационных зон в рамках нового единого демократического немецкого государства, а также ремилитаризация Западной Германии, ставшая фактом уже к 1950 году, объективно толкали социал-демократические и коммунистические правительства стран Восточной Европы, во многом вопреки желанию СССР, на путь форсированной «советизации».

В послевоенное время геополитика и панславизм не могли стать элементами идеологической основы, определявшей внешнеполитические воззрения и приоритеты руководителей Советского Союза и других социалистических стран. С одной стороны, «советский» панславизм достаточно быстро уступил место официальной идеологической установке «пролетарского интернационализма» как не соответствующий реалиям социалистической системы, которая вышла за пределы славянского мира, включив в себя в Европе Восточную Германию, Венгрию, Румынию и Албанию, в Азии – Китай, Монголию, Северную Корею, Вьетнам и Лаос, в Латинской Америке – Кубу. С другой стороны, в годы «холодной войны» геополитическое противостояние достигло планетарного масштаба и четко определилось как раскол мира на два враждебных социальных лагеря во главе, соответственно, с США и СССР. В условиях, когда Запад акцентировал внимание на углубление политического, военного и экономического превосходства над Востоком, концепция «пролетарского интернационализма» стала важнейшим идеологическим обоснованием для перехода Советского Союза к активному внедрению в страны, освободившиеся от колониальной зависимости. В отчетных докладах Генеральных секретарей ЦК КПСС на партийных съездах появились разделы с анализом положения дел не только в мировом коммунистическом и рабочем, но в и национально-освободительном [c. 74] движении, при этом особый акцент делался на «развивающихся странах, избравших некапиталистический путь развития» и «странах социалистической ориентации».

Это было уже не устремлением к мировой революции, а советской разновидностью геополитической экспансии. Такие масштабы едва ли были представимы политикам императорской России – по сути, ставился вопрос о том, чтобы весь мир практически был охвачен советским влиянием. Однако данная глобальная задача имела мало общего с принципами отечественной геополитической» традиции, оказавшимися за рамками внимания исследователей из СССР и других социалистических стран, вплоть до второй половины 80-х годов направлявших свои основные усилия преимущественно на критику немецко-фашистской и послевоенной западной геополитики. По-видимому, следует согласиться с А. Г. Дугиным в том, что «хотя до определенного момента советской истории создается впечатление, что основные решения на международном уровне принимаются последователями Петра Савицкого, сверяющими каждый шаг с публикациями евразийцев, наступает переломный момент – 1989 год – когда выясняется, что никто в советском руководстве не способен связно объяснить логику традиционной внешней политики, и в результате происходит молниеносное разрушение гигантского евразийского организма, создаваемого с таким напряжением тремя поколениями, выдержавшими войны, лишения, страдания, непосильные тяготы» [13]. По существу, попытка глобальной экспансии, в действительности не соответствовавшей национально-государственным интересам, оказалась слишком затратной для советской экономики, и дальнейший ход событий, приведший к распаду СССР и мировой системы социализма, явился не столько демонстрацией исторической несостоятельности планового экономического механизма по сравнению с рыночным, сколько результатом многолетнего игнорирования геополитики в бывших странах социалистического содружества.

В постсоветской России интерес к геополитике заметно возрос. По мнению Г. А. Зюганова, современный «геополитический бум», острый и неподдельный интерес к геополитике со стороны ученых, публицистов и политических деятелей нашей страны обусловлен двумя важнейшими причинами. Во-первых, мы являемся свидетелями нового, третьего передела мира. Два предыдущих стали результатами разрушительных мировых войн. В конце XX в. мировой баланс сил, возникший после победы СССР и его союзников во второй мировой войне, был разрушен. Новый «мировой порядок» еще не создан, но в нем, по всей видимости, Запад уготовил России далеко не самое достойное место. Во-вторых, геополитика в нашей стране долгое время игнорировалась и догматически трактовалась исключительно как идеологический феномен, как «идейное обеспечение внешней политики империалистических государств». В результате мы значительно отстали в осмыслении геополитических реалий, и в разработке многих теоретических проблем нам необходимо наверстать упущенное, тогда как на Западе [c. 75] геополитика беспрепятственно развивалась в течение всего XX столетия и ныне прочно обрела научный статус [14].

Рост общественного интереса к геополитике в нашей стране в начале 90-х гг. сопровождался официальным признанием дисциплины и обретением ею соответствующего статуса. Геополитическая проблематика стала активно обсуждаться не только в академической среде, но и в политических кругах. В Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации I и II созывов (1993–1995, 1995–1999) действовал Комитет по вопросам геополитики, известные политические деятели выступали в качестве авторов научных и публицистических работ по геополитической тематике [15–19]. Однако в первой половине последнего десятилетия XX в. внешнеполитическая практика России существенно расходилась с геополитическим осмыслением государственных интересов. Как верно отмечал известный публицист А. Пушков: «Москва в 1988–1992 годах отвергла логику геополитики», хотя Запад продолжал строить свою политику в соответствии с ее законами. По его мнению, пренебрежение к геополитике привело к краху курса тогдашнего министра иностранных дел России А. В. Козырева, который «означал подыгрывание стремлению США максимально укрепить свое геополитическое положение за счет слабеющего влияния Москвы» [20].

С приходом во главу российского МИД известного ученого и дипломата Е. М. Примакова российская политика встала на рельсы реализма и предпочла прагматическую манеру решения стоящих перед страной неотложных задач. Уже в своем первом заявлении в ходе пресс-конференции, состоявшейся 12 января 1996 г., новый министр сделал акцент на «необходимости усиления активности МИД по защите национальных государственных интересов России». По мнению Е. М. Примакова: «Россия, несмотря на экономические трудности, была и остается великой державой. Ее политика во внешнем мире должна соответствовать этому статусу. Речь также идет о необходимости создать внешнюю среду, которая в наибольшей степени благоприятствовала бы развитию экономики, демократических процессов в российском обществе» [21]. Тактика односторонних уступок Западу сменилась взвешенной политикой, основанной на концепции «многополярности», которая предполагала активную внешнеполитическую деятельность по всем направлениям, нацеленную на поддержание геостратегических балансов, противодействие созданию однополярного мира и продвижению НАТО на восток. В то же время в качестве одного из важнейших принципов российской дипломатии была заявлена линия на максимально возможное избежание конфронтации, особенно со странами и регионами, от которых зависит ее экономическое развитие. Тем самым Россия заявила о своем намерении завоевать геополитические позиции в мире будущего, соответствующие ее национально-государственным интересам.

Возглавив после «августовского дефолта» Правительство Российской Федерации, Е. М. Примаков в ходе своего официального визита в Индию [c. 76] 20–22 декабря 1998 г. выдвинул принципиально важную идею создания стратегического треугольника «Россия – Индия – Китай» в качестве геополитической меры, направленной на противодействие стремлениям Запада к построению однополярного мира. Однако потребовалось несколько лет для того, чтобы это предложение было поддержано дипломатами: первые трехсторонние встречи состоялись в Нью-Йорке в период сессий Генеральной Ассамблеи ООН в 2002 и 2003 гг., в 2004 г. – в Алма-Ате в ходе Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии, а в июне 2005 г. встреча министров иностранных дел России, Китая и Индии впервые состоялась на территории одного из государств «треугольника» – во Владивостоке. К настоящему времени стратегическое партнерство трех государств организационно не оформлено и, вероятно, в ближайшей перспективе не примет четких международно-правовых форм, поскольку это означало бы образование альтернативного западному альянсу геополитического центра силы в Евразии и неминуемо вызвало бы негативную реакцию США и их союзников, чего каждому из государств «треугольника» в силу различных причин пока хотелось бы избежать. Тем не менее, меняющаяся ситуация в мире требует своего доктринального осмысления, и вполне возможно, что предложенный Е. М. Примаковым проект нового континентального геостратегического союза позволит определить основные направления развития внешнеполитического курса Российской Федерации на продолжительную перспективу с учетом ее национально-государственных интересов.

Литература

1. Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства / П. Н. Савицкий // Классика геополитики. XX век Сборник / Сост. К. Королёв. – М.: Издательство ACT, 2003. С. 677–687.

К тексту

2. Киняпина Н.С. Внешняя политика Николая I / Н. С. Киняпина // Новая и новейшая история. – 2001. – № 2. С. 139.

К тексту

3. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к германо-романскому / Н. Я. Данилевский. – М.: РОССПЭН, 2010. – 663 с.

К тексту

4. Кошелев А.И. Избранные труды / А. И. Кошелев. – М.: РОССПЭН, 2010. 599с.

К тексту

5. Страхов Н.Н. Борьба с Западом / Н. Н. Страхов. – М.: Институт русской цивилизации, 2010. – 576 с.

К тексту

6. Игнатьев Н.П. Походные письма 1877 года: Письма Е. Л. Игнатьевой с балканского театра военных действий / Н. П. Игнатьев. – М.: РОССПЭН, 1999. – 332 с.

К тексту

7. Черкасский В.А. Национальная реформа / В. А. Черкасский. – М.: Институт русской цивилизации, 2010. – 585 с.

К тексту

8. Скобелев М.Д. Слово Белого генерала: Слово современников; Слово потомков / М. Д. Скобелев. – М.: Русский мiръ, 2000.  – 365 с. [c. 77]

К тексту

9. Фадеев Р.А. Государственный порядок. Россия и Кавказ. / Р. А. Фадеев. – М.: Институт русской цивилизации, 2010. – 986 с.

К тексту

10. Михайлов А. Михаил Григорьевич Черняев: Биографический очерк с приложением выражений общественного к нему сочувствия / А. Михайлов. – СПб.: Типолитография Б. Авидона, 1906. – 165 с.

К тексту

11. Тегеран – Ялта – Потсдам: Сборник документов / Сост.: Ш. П. Санакоев, Б. Л. Цыбулевский. – М.: Издательство «Международные отношения», 1970. – 416 с.

К тексту

12. Сталин И. Речи на обеде в честь Э. Бенеша 28 марта 1945 года / И. В. Сталин // Сталин И. Сочинения. Т. 18. – Тверь: Информационно-издательский центр «Союз», 2006. С. 361–362.

К тексту

13. Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством / А. Г. Дугин. М.: Арктогея-Центр, 2000. – С. 95.

К тексту

14. Зюганов Г.А. География победы: Основы российской геополитики / Г. А. Зюганов. – М., 1997. С. 7–9.

К тексту

15. Бабурин С.Н. Территория государства: теоретико-правовые проблемы: автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук: 12.00.01 / Российская академия юридических наук. – М., 1998. – 49 с.

16. Жириновский В.В. Очерки по геополитике / В. В. Жириновский. – М.; Псков: Пскова, 1997. – 70 с.

17. Зюганов Г.А. За горизонтом: [О новейшей российской геополитике] / Г. А. Зюганов. – М.: Информпечать, 1995. – 148 с.

18. Ивашов Л.Г. Эволюция геополитического развития России: исторический опыт и уроки: автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук: 07.00.02. – М., 1999. 83 с.

19. Митрофанов А.В. Шаги новой геополитики / А. В. Митрофанов. – М.: Русский вестник, 1997. – 277 с.

К тексту

20. Пушков А. Внешняя политика России. // Независимая газета. – 1995. – 16 ноября.

К тексту

21. Запись пресс-конференции министра иностранных дел Российской Федерации Е. М. Примакова 12 января 1996 года // Дипломатический вестник. – 1996. – № 2. – С. 3. [c. 78]

К тексту

		каталог