Грачев М.Н.

Политическая коммуникация

Источник:

Вестник Российского университета дружбы народов. –

Cерия: Политология. – 1999. – № 1. – С. 24–39.

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста
на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

М. Н. ГРАЧЕВ

Кафедра политических наук

Российский Университет дружбы народов

ул. Миклухо-Маклая, 6, 117198, Москва, Россия

1. Понятие политической коммуникации

Политика не существует вне человеческой деятельности, различных способов взаимодействия ее носителей, вне коммуникационных процессов, связывающих, направляющих и инновациирующих общественно-политическую жизнь. Политическая коммуникация выступает своеобразным социально-информационным полем политики. Ее роль в политической жизни общества сопоставима, по образному выражению французского политолога Ж.-М. Коттрэ, со значением кровообращения для организма человека ¹. Политическая коммуникация представляет собой совокупность процессов информационного обмена, передачи политической информации, структурирующих политическую деятельность и придающих ей новое значение.

Началом изучения явлений политической коммуникации в развитых странах можно считать исследования пропаганды в период первой мировой войны. Однако фундаментальные работы в этой области, равно как и сам термин “политическая коммуникация”, появились лишь в конце 40-х – начале 50-х годов. Выделение исследований политической коммуникации в самостоятельное направление, связанное с использованием формализованных методов системного анализа, приходится на 50-е – 60-е годы – период становления общей теории систем как междисциплинарной логико-методологической концепции исследования сложноструктурированных объектов различной природы, а также стремительного развития кибернетики – области знания, изучающей наиболее общие закономерности процессов информационного обмена и управления в технических, биологических, человеко-машинных, экономических и социальных системах.

Применение системно-кибернетической методологии к исследованию процессов и явлений, происходящих в политической сфере, позволяет обнаружить у некоторых из них определенные признаки, свойственные как жизни или поведению отдельного индивида, так и функционированию созданных человеком сложных технических устройств. Однако данный факт вовсе не означает стремления к упрощенной интерпретации социальной действительности, подобного неоднократным и справедливо критиковавшимся в прошлом попыткам “наклеить “энергетический” или “биолого-социологический” ярлык на явления вроде кризисов, революций, борьбы классов и т. п.”². Системный анализ, в отличие от механистических концепций, не ставит задачу исчерпывающе объяснить или однозначно свести друг к другу разноплановые явления лишь на основании проявляющегося сходства отдельных их сторон. Напротив, как подчеркивал основоположник кибернетики Н. Винер, речь идет только о том, что “анализ одного процесса может привести к выводам, имеющим значение для исследования другого процесса”³.

В работах, посвященных проблемам политической коммуникации, все чаще употребляются термины из области общей теории систем и кибернетики. Однако, [c.24] поскольку подобное заимствование далеко не всегда можно назвать корректным, представляется необходимым в известной степени упорядочить и сам “системно-кибернетический” понятийный аппарат, используемый в политической науке.

В качестве исходного пункта будем использовать понятие действующего элемента, обозначающее любой объект окружающего мира, который определенным образом зависит от других объектов и, одновременно, определенным образом воздействует на другие объекты. Множество других объектов окружающего мира назовем средой данного элемента ⁴. Применительно к миру политической реальности действующими элементами выступают субъекты политики: индивиды, социально-политические общности и институты, по отношению к которым окружающей социальной средой является общество в целом.

Далее будем исходить из следующих трех предположений ⁵:

(1) Среда воздействует на действующий элемент W, вызывая в нем некоторые состояния строго определенного рода, например определенную температуру, электрический заряд, ощущение, чувственное восприятие, политическую установку. Отдельные виды таких состояний х₁, х₂, …, х_m принято называть входными координатами, или входами элемента W.

(2) Действующий элемент W воздействует на среду, принимая некоторые состояния строго определенного рода, например определенную температуру, магнитное поле, движение, политическое действие. Отдельные виды таких состояний y₁, y₂, …, y_nв системно-кибернетической терминологии обозначаются как выходные координаты или выходы элемента W.

(3) Действующий элемент W имеет по крайней мере один вход и по крайней мере один выход.

Предположения (1) и (2) эквивалентны утверждению, что действующий элемент W является “относительно обособленным”, то есть, что контакт элемента со средой происходит исключительно через посредство его входов и выходов. Предположение (3) исключает из рассмотрения элементы без входов и выходов, подобные монадам Лейбница, а также элементы, имеющие только входы либо только выходы, или, как их часто называют, “исключительно пассивные” и “исключительно активные” элементы: согласно предлагаемой логической схеме, каждый рассматриваемый элемент через свои входы “принимает” действия среды, а через свои выходы посылает действия в среду. Таким образом, в дальнейшем будем полагать, что субъект политики представляет собой действующий элемент W, имеющий m входов и n выходов, где в общем случае число входов m не совпадает с числом выходов n (рис.1).

Очевидно, что действующие элементы могут воздействовать друг на друга, причем, в соответствии с предположениями (1) и (2), только через свои входы и выходы, то есть элемент W₁ может воздействовать на элемент W₂ только таким образом, что W₂ через свои входы воспринимает состояния всех или некоторых выходов W₁. Иными словами, некоторые выходные сигналы элемента W₁ становятся входными координатами, изменяющими состояние элемента W₂, то есть содержат значимую информацию для W₂. Такое преобразование выходных сигналов элемента W₁ во входные сигналы элемента W₂[c.25] называется коммуникацией, или связью элемента W₁c элементом W₂. При этом W₁ может быть связан с W₂ посредством как всех своих выходных сигналов (рис. 2а), так и лишь некоторых из них (рис. 2б). Обычно при рассмотрении коммуникации имеются в виду только векторные совокупности значимых для каждого элемента сигналов (рис. 3).

Принимая точку зрения, что взаимодействие любых действующих элементов, в том числе и субъектов политики, как друг с другом, так и с внешней средой носит информационный характер, отметим, что в системно-кибернетическом контексте информация, по существу, выступает как некая категория идеального порядка, как категория мыслительная. По словам Н.Винера, “информация – это обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспосабливания к нему наших чувств”⁶. Такое определение, конечно, трудно назвать исчерпывающим даже с точки зрения кибернетики, так как оно имеет выраженный антропологический оттенок и не охватывает, к примеру, область процессов информационного обмена между частями вычислительной машины. Однако данная дефиниция по своей сути близка к попыткам раскрыть категорию “информация” через взаимодействие некоего произвольно взятого действующего элемента с окружающей средой, или через отражение. В данном случае под отражением с позиций как кибернетики, так и общей теории систем можно понимать взятые в диалектическом единстве друг с другом процесс и результат взаимодействия элемента с внешним миром, которое приводит к изменению состояния элемента в соответствии с какими-либо сторонами отражаемого внешнего воздействия, определяемого на языке кибернетики как “сообщение”. Тогда процесс получения и отражения действующим элементом сообщения из внешней среды и результат этого процесса, взятые в диалектическом единстве друг с другом, определяют объем кибернетической категории “коммуникация” (“communication”, нередко переводится на русский язык как “связь”). Исходя из предлагаемого соотношения между понятиями, информацию можно было бы охарактеризовать как кибернетическую категорию, обозначающую содержание коммуникации. При этом поступающая к действующему элементу “входная” информация представляет собой содержание сообщения, а значимая информация, изменяющая состояние элемента, – содержание отражения этого сообщения, или, соответственно, содержание отражения элементом “входной” информации.

Если все или некоторые выходные сигналы элемента W₁ становятся входными сигналами элемента W₂ и, кроме того, все или некоторые выходные сигналы элемента W₂ становятся входными сигналами элемента W₁, то говорят, что между элементами W₁ и W₂ существует обратная связь (рис. 4а, б). Это понятие может обозначать и более сложный вид коммуникации, когда, например, выходные сигналы элемента W₁ являются входными сигналами элемента W₂, выходные сигналы W₂ – входными сигналами еще одного элемента W₃, а уже в свою очередь выходные сигналы W₃ – входными сигналами W₁ (рис.5). [c.26]

Рис. 4.

Рис. 5

Обратная связь, или двусторонний информационный обмен играет исключительно важную роль в процессах управления, в том числе и в области политики. “Устанавливая связь с другим лицом, – отмечал по этому поводу Н.Винер, – я сообщаю ему сигнал, а когда это лицо в свою очередь устанавливает связь со мной, оно возвращает подобный сигнал, содержащий информацию, первоначально доступную для него, а не для меня. Управляя действиями другого лица, я сообщаю ему сигнал, и, хотя этот сигнал дан в императивной форме, техника коммуникации в данном случае не отличается от техники коммуникации при сообщении сигнала факта. Более того, чтобы управление было действенным, я должен следить за любыми поступающими от него сигналами, которые могут указывать, что приказ понят и выполняется”⁷. Таким образом, с точки зрения системно-кибернетического подхода, управление представляет частный случай коммуникации, результатом которого является целенаправленное изменение состояния элемента или совокупности элементов. Следовательно, и политическое управление можно определить как частный случай политической коммуникации.

Нередко какой-либо действующий элемент, в том числе и субъект политики, оказывается связан более чем с одним действующим элементом. Точно так же более чем один элемент может быть связан с данным элементом. В таких случаях говорят, что имеет место разветвление связей, причем в первом случае происходит разветвление выходов (рис. 6а), а в другом – разветвление входов (рис. 6б). Одной из разновидностей данного типа коммуникации выступает иерархическая связь, или просто иерархия, которая характеризуется упорядоченностью, организованностью взаимодействий между отдельными уровнями элементов по вертикали (рис. 7). Подобные многоуровневые связи, объединяющие в качестве элементов “малые организации”, достаточно часто попадают в поле зрения политологии и других социальных наук: “Свободные федерации [c.27] древней Греции, Священная Римская империя и современные ей аналогичные феодальные государства, Швейцарская Конфедерация, Соединенные Нидерланды, Соединенные Штаты Америки и другие Соединенные Штаты, расположенные южнее, Союз Советских Социалистических Республик – все это примеры иерархий организаций в политической сфере. Левиафан Гоббса, Человек-Государство, составленный из меньших людей, есть иллюстрация той же идеи ступенью масштаба ниже”⁸.

Рис. 6.

Рис. 7.

Множество связанных действующих элементов, взятое в единстве с совокупностью отношений, или связей между ними, составляет содержание понятия системы действующих элементов, или, более коротко, просто системы. При этом совокупность связей, отношений между действующими элементами системы (и все различные изоморфные преобразования этих отношений) называется структурой системы. Следует подчеркнуть, что действующими элементами системы могут выступать и системы более низкого порядка, “малые организации”, обычно именуемые подсистемами, способ действия каждой из которых как единого и относительно обособленного целого определяется ее собственной структурой. Безусловно, структура как самой системы, так и входящих в нее подсистем необязательно остается неизменной – с течением времени отдельные связи между элементами могут ослабевать и разрушаться, однако могут появляться и новые связи, в том числе и с элементами, прежде не входившими в систему. В обобщающем плане подсистемы, действующие элементы и структурообразующие связи между ними нередко упоминаются как компоненты системы.

Используя приведенные определения в политологическом контексте, установим, что политическая система представляет конкретно-историческую форму взаимодействия субъектов политики и организации отношений между ними, властно упорядочивающую, оформляющую и заключающую в определенные границы политическую деятельность в обществе. Соответственно, под политической коммуникацией будем понимать процесс передачи политической информации, ее перемещения как внутри политической системы между ее элементами и подсистемами, так и между политической системой и обществом.

В широком смысле, как подчеркивал известный американский политолог Л.Пай, “политическая коммуникация подразумевает не одностороннюю направленность сигналов от элит к массе, а весь диапазон неформальных коммуникационных процессов в обществе, которые оказывают самое разное влияние на политику”⁹.

Обычно выделяются три основных способа политической коммуникации: через неформальные контакты, через общественно-политические организации (институты) и через средства массовой информации. Однако к ним следует также отнести и особые коммуникативные ситуации или действия. “В политической коммуникации, – отмечают авторы англо-американского “Словаря политического анализа”, – обыкновенно имеют дело с написанным или произносимым словом, но она может происходить и при помощи [c.28] всякого знака, символа и сигнала, посредством которого передается смысл. Следовательно, к коммуникации надо отнести и символические акты – самые разнообразные, такие как сожжение повестки о призыве в армию, участие в выборах, политическое убийство или отправление каравана судов в плавание по всему свету. В значительной своей части политическая коммуникация составляет сферу компетенции специализированных учреждений и институтов, таких, как средства массовой коммуникации, правительственные информационные агентства или политические партии. Тем не менее она обнаруживается во всякой обстановке социального общения, от бесед с глазу на глаз до обсуждения в палатах национального законодательного органа”¹⁰.

2. Моделирование политической коммуникации

Полвека назад американский политолог Г.Лассуэлл начал свою знаменитую статью, положившую начало исследованиям политической коммуникации, с логической схемы: “Наиболее подходящий способ описания коммуникационного акта состоит в том, чтобы ответить на следующие вопросы: Кто? Что сообщает? По какому каналу? Кому? С каким результатом?”¹¹

Впоследствии данная конструкция получила название формулы Лассуэлла. Ее графическая интерпретация показана на рис. 8.

В дальнейшем эта несложная схема обычно применялась в качестве иллюстрации круга основных проблем, находящихся в поле зрения коммуникационных исследований. Однако многие исследователи, не отрицая определенной практической пользы формулы Лассуэлла, справедливо отмечали, что она, является упрощением. Некоторые из них предлагали усовершенствовать эту модель, дополнив ее новыми компонентами. Так, по мнению Р. Брэддока, описание коммуникационного процесса должно включать еще два принципиально важных момента: при каких обстоятельствах и с какой целью направляется данное сообщение ¹². Предложенный Р. Брэддоком вариант “расширения” формулы Лассуэлла показан на рис. 9. [c.29]

Формула Лассуэлла трактует политическую коммуникацию преимущественно как императивный, побудительный процесс: “отправитель” в той или иной степени стремится оказать влияние на “адресата”. Между тем ей присуще одно далеко не бесспорное допущение, которое заключается в том, что передаваемые сообщения всегда вызывают определенный ожидаемый эффект. Эта модель, несомненно, имеет тенденцию преувеличивать результативность воздействия передаваемых сообщений, особенно когда речь идет о средствах массовой коммуникации.

На разработку ранних моделей коммуникационных процессов оказали заметное влияние идеи Клода Шеннона, известного математика и одного из основоположников теории информации. В конце 40-х годов, будучи сотрудником знаменитой лаборатории “Белл Телефон”, он занимался решением прикладных инженерно-технических задач, связанных с проблемами передачи информации по различным каналам связи. Тем не менее, графическая интерпретация коммуникационного процесса, предложенная К.Шенноном и его коллегой У.Уивером применительно к вопросам технико-технологического характера ¹³, практически сразу привлекла внимание политологов и специалистов в области средств массовой информации.

Модель Шеннона – Уивера описывает коммуникацию как линейный и однонаправленный процесс (рис. 10). Вначале источник информации создает сообщение (в более общем случае – последовательность сообщений), которое затем поступает в передатчик, где принимает форму сигнала, адаптированного для передачи по каналу связи, ведущему к приемнику. Приемник восстанавливает сообщение из полученного сигнала. Затем восстановленное сообщение достигает адресата. В процессе передачи сигнал обычно искажается шумом, или помехами, которые возникают, например, при одновременной передаче нескольких сообщений по одному каналу. Наложение помех приводит к тому, что переданный и полученный сигнал будут в большей или меньшей степени отличаться друг от друга. Соответственно, сообщение, созданное источником информации, и сообщение, которое получил адресат как сигнал, восстановленный приемником, так или иначе будут иметь разное содержание, вплоть до того, что иногда они даже могут не совпадать в смысловом отношении.

В отличие от формулы Лассуэлла, модель Шеннона – Уивера оказывается значительно ближе к действительности. Она наглядно демонстрирует, что передаваемые по каналам связи сообщения отнюдь не всегда приводят к ожидаемому результату. [c.30] Однако здесь так же, как и в формуле Лассуэлла, отсутствуют принципиально важные для властно-управленческих отношений элементы обратной связи. В результате процесс управления предстает лишь как единичный и далеко не всегда эффективный акт: “источник информации” не имеет возможности контролировать действия “адресата” и, соответственно, корректировать свои последующие управляющие воздействия таким образом, чтобы поведение “управляемого” все более и более приближалось к заданному.

В 1970 г. М.Дефлёр предложил существенно видоизменить модель Шеннона – Уивера. Новая интерпретация коммуникационного процесса выдвигает на первый план проблему соотношения двух смысловых значений – первоначального сообщения, отправленного “источником”, и восстановленного сообщения, поступающего к “управляемому адресату”. При этом сам термин “коммуникация” понимается как результат достижения соответствия между исходным и конечным “значениями”¹⁴.

По сравнению с исходной моделью, схема коммуникационного процесса дополнена петлей обратной связи (рис. 11). Коммуникация, как следует из концепции М.Дефлёра, начинается с того, что источник, выступающий инициатором коммуникационного акта, формулирует некоторое смысловое “значение” в виде “сообщения”, которое направляется в передатчик, где оно, соответственно, преобразуется в “информацию”, адаптированную для передачи по каналам связи. В свою очередь, “информация” проходит через какой-либо канал (в роли канала, в частности, могут выступать и средства массовой информации) и поступает в приемник, где происходит расшифровка “информации”: она превращается в “сообщение”, которое затем преобразуется “управляемым” адресатом в “значение”.

Проблема возможного несоответствия между исходным и восстановленным “значениями” решается в модели Дефлёра путем использования линии обратной связи, включающей в себя такую же последовательность компонентов. Источник, имеющий непосредственную связь с “управляемым” адресатом, формулирует о нем содержащее определенную смысловую нагрузку “сообщение”, которое поступает в передатчик и преобразуется в “информацию”. По каналу обратной связи “информация” поступает в приемник, где из нее восстанавливается “сообщение”, которое получает адресат, имеющий двухстороннюю связь с инициатором коммуникационного акта. В результате инициатор получает возможность контролировать и при необходимости корректировать ход коммуникационного процесса, увеличивая тем самым вероятность достижения соответствия между “значениями” двух “сообщений” – исходного и поступающего к “управляемому” адресату. [c.31]

Таким образом, развитие М. Дефлёром идей К. Шеннона и У. Уивера, позволяет преодолеть очевидные недостатки исходной модели – линейность, однонаправленность и отсутствие обратной связи. Однако, как нетрудно заметить, и здесь в центре внимания оказывается прежде всего проблема промежуточных преобразований и неизбежных искажений передаваемого “сообщения”. При этом функции “инициатора коммуникации”, только формулирующего некоторое “смысловое значение” в виде передаваемого “сообщения”, и “управляемого адресата”, только восстанавливающего это “значение” из принятого “сообщения”, оказываются жестко зафиксированными и четко разграниченными.

При исследовании эволюции способов политической коммуникации основной акцент делается на анализ отношений управляющих и управляемых в коммуникативном плане. Ж.-М.Коттрэ предложил рассматривать их в следующей парадигме:

1. Отношения идентичности. Управляющие идентичны управляемым.

2. Отношения включения. Все управляющие являются членами политического общества, но не все управляемые являются членами руководящего круга. Эти отношения заключают в себе взаимопроникновение и взаимовлияние управляющих и управляемых.

3. В условиях расширения политического общества отношения между управляющими и управляемыми становятся отношениями пересечения. Класс управляющих частично отделяется от класса управляемых (рис. 12)¹⁵.

В ряде моделей политической коммуникации обращается внимание на роль элиты, которая осуществляет свою власть над остальной частью общества не непосредственно, а через промежуточные звенья – бюрократический аппарат и СМК. На рис. 13 приводится модель К.Сайнне, в которой показывается, что между такими элементами политической системы, как элита, бюрократия и массы, происходит непрерывный информационный обмен, причем элиты всегда конструируют и передают “вниз” информацию, которая бы укрепляла их собственную легитимность ¹⁶. [c.32]

Действительно, субъекты массовой коммуникации господствующего социального слоя, класса обычно занимают ведущее положение в обществе и имеют наиболее благоприятные условия для информационно-пропагандистской деятельности. “Господствующими идеями любого времени, – как верно отмечали К.Маркс и Ф.Энгельс, – были всегда лишь идеи господствующего класса”¹⁷. Понятно, что такой класс, направляя деятельность государственных институтов, стремится контролировать основные средства коммуникации, идеологические учреждения и т.д. В зависимости от уровня политической культуры общества он это делает демократическими или авторитарными способами, единолично или с союзниками, с учетом мнения и настроений масс или же без такового. Л.С.Санистебан обращал внимание на то, что “общественное мнение формируется прежде всего под влиянием средств массовой информации, и, конечно, политические элиты пытаются сделать так, чтобы общественное мнение или, по крайней мере, преобладающая его часть склонялось в их пользу ¹⁸.

Вместе с тем было бы неверно анализировать коммуникационные отношения только по вертикальному принципу: “правящие элиты – управляемые массы”. Чем демократичнее общество, тем большее значение приобретает горизонтальный уровень обмена потоками политической информации, сопряжение господствующего коммуникационного потока, инициируемого государством, с информационными потребностями и приоритетами гражданского общества, формирующимися на более широкой ценностной основе. Кроме того, следует учитывать и влияние новых электронных средств связи, которые делают привычным набор услуг телекоммуникационной сети, позволяющей своим пользователям более свободно отправлять и принимать информацию как личного, так и общественного характера. Так, персональный компьютер, сопряженный при помощи специальных устройств – модемов с телефонной сетью, позволяет индивидам не только общаться друг с другом, но и получать в зависимости от их желания или потребностей необходимую информацию из какого-либо банка данных. Наряду с этим использование электронной почты, телефакса, мобильных телефонов и других новейших средств, со всей очевидностью, способствуют усилению межличностного взаимодействия.

Сущность изменений в области политической коммуникации, которые позволяют (по крайней мере, в принципе) преодолеть доминирование и жесткий контроль отправителя информации над адресатом, достаточно наглядно иллюстрируется при помощи моделей альтернативных видов движения информации, предложенных голландскими исследователями Й. Бордвиком и Б. ван Каамом ¹⁹.

1. Модель вещания (рис. 14а) предполагает распространение информации из центра одновременно многим абонентам на периферии. Эта ситуация встречается достаточно часто: например, во время лекции или официального доклада, когда слушатели сосредоточены в какой-либо аудитории, а также в случае телерадиопередачи, когда некоторое сообщение одновременно принимается достаточно большим количеством людей, находящихся в разных местах. Характерными чертами данной модели как типичной односторонней коммуникации являются относительно малая возможность личной обратной связи (особенно, если речь идет о СМИ), а также то обстоятельство, что время и место коммуникации определено отправителем.

2. Диалоговая модель (рис. 14б) относится к случаю распространения информации в реальной коммуникационной сети: индивиды общаются непосредственно между собой, игнорируя центр или посредников и самостоятельно выбирая время, место и тему информационного обмена. Эта модель также имеет широкий круг применения: от простой личной переписки и телефонных переговоров до использования “Интернета” и электронной почты. Характерное отличие диалоговой модели состоит в том, что она предполагает своеобразное “горизонтальное равенство” участников информационного обмена, в противоположность “вертикальному” принципу “руководства – подчинения”, присущему модели вещания. Несомненно, коммуникация подобного вида не исключает участия и более двух сторон (например, небольшая встреча, телефонная конференция, [c.33] дискуссия на сайте сети “Интернет” и т. д.). Однако увеличение количества участников и, в частности, появление “ведущего” приводит к сближению данной модели с моделью вещания.

3. Консультационная модель (рис. 14в) также соотносится с большим числом ситуаций, при которых индивид, находящийся на периферии коммуникационной линии, ищет необходимые сведения в центральном информационном хранилище (сервер или иной банк данных, в наиболее простом варианте – работа с книгами, газетами и иной печатной продукцией в библиотеке). В отличие от модели вещания здесь место и время консультации, а также тема сообщения определяются не центром, а периферийным пользователем, обладающим максимальной свободой.

4. Регистрационная модель движения информации (рис. 14г) является противоположностью консультационной модели. В ней центр запрашивает и получает информацию от периферийного источника. Данная модель применяется, например, в случае, когда индивиду закрыт доступ к центральному банку данных, а также при автоматической записи телефонных сообщений, во всех системах электронной сигнализации и наблюдения. При этом сосредоточение информации в центре нередко происходит помимо желания индивида или без согласования с ним. Хотя данная схема исторически не нова, ее возможности значительно возросли вследствие [c.34] компьютеризации и расширения телекоммуникационных сетей. Типичным для регистрационной модели является то обстоятельство, что центр имеет больший контроль над определением направления информационного потока, чем находящийся на периферии коммуникационной сети индивид.

Приведенные модели информационных потоков не так резко отличаются друг от друга, как это могло бы показаться на первый взгляд, и на практике они отчасти перекрывают и взаимодополняют друг друга. К тому же существующая сегодня технология (например, телекоммуникационная инфраструктура) может обеспечить пользователя инструментарием для каждой из этих четырех моделей. Й.Бордвик и Б. ван Каам показали их логическую взаимосвязь, избрав в качестве критериев характер контроля как за хранением информации, так и за выбором времени и предмета сообщения (см. рис. 15). Стрелки графика показывают перераспределение движения информации от модели вещания к диалоговой и консультационной моделям. В общем плане это подразумевает изменение баланса коммуникативного потока от отправителя к адресату, что, однако, может быть уравновешено увеличением потока регистрации и новыми формами вещания, которое не утрачивает своих нынешних объемов, а все больше ориентируется на удовлетворение специфических интересов и потребностей сравнительно небольших аудиторий (например, кабельное телевидение).

Рис. 15

3. Проблемы политической коммуникации в постиндустриальном обществе

Развитие новых технологий передачи и обработки информации, возрастание роли “четвертичного”, информационного сектора экономики, который следует за сельским хозяйством, промышленностью и сферой услуг, пронизывая своим влиянием все области социальной действительности и по-новому организуя общественные отношения, позволяет, как подчеркнул несколько лет назад Д.Белл, говорить о том, что “постиндустриальное общество – это не проекция и не экстраполяция уже существующих в западном обществе тенденций развития, а новый принцип социально-технической организации жизни, точно такой же, как индустриальная система, заменившая собой аграрную”²⁰. Реальной основой социально-философских теорий постиндустриализма служит происшедшая в 60-е – 70-е гг. в ряде развитых стран структурная перестройка хозяйственного механизма, выдвинувшая на первые позиции новые наукоемкие отрасли взамен тяжелой промышленности и сопровождавшаяся бурным развитием “индустрии знаний”, глобальной компьютеризацией и появлением разветвленных информационных систем, открывающих путь к децентрализации производства, его переориентации от погони за чисто количественным ростом в сторону улучшения “качества жизни”, существенного расширения сферы внеэкономических социальных программ. [c.35]

Современный этап исследования проблем постиндустриального развития характеризуется разработкой концепции “информационного общества”. Еще в 50-е годы Н. Винер справедливо предсказывал, что в будущем “развитию обмена информацией между человеком и машиной, между машиной и человеком и между машиной и машиной суждено играть все возрастающую роль”²¹. В научный оборот понятие “информационного общества” было введено в 1981 г. японским ученым И.Ито ²². В дальнейшем эта концепция получила свое дальнейшее развитие в работах Д. Белла, З. Бжезинского, Р. Дарендорфа, А. Кинга, И. Масуды, Дж. Нэйсбитта, О. Тоффлера, А. Шаффа и ряда других видных зарубежных исследователей ²³.

По словам руководителя кафедры информационных исследований Королевского университета в Белфасте, директора Центра информационного менеджмента У. Мартина, под информационным обществом понимается “развитое индустриальное общество”, утверждающееся в Японии, США и Западной Европе, отличительными характеристиками которого являются следующие критерии:

– технологический: ключевой фактор – информационная технология, которая широко применяется на производстве, в учреждениях, системе образования и в быту;

– социальный: информация выступает как важный стимулятор изменения качества жизни, формируется и утверждается “информационное сознание” при широком доступе к информации;

– экономический: информация составляет ключевой фактор экономики в качестве ресурса, услуг, товара, источника добавленной стоимости и занятости;

– политический: свобода информации, ведущая к политическому процессу, который отличается растущим участием и консенсусом между различными классами и социальными слоями населения;

– культурный: признание культурной ценности информации, содействие утверждению информационных ценностей в интересах развития отдельного индивида и общества в целом ²⁴.

В информационном обществе, по мнению У.Мартина, “качество жизни, так же как перспективы социальных изменений и экономического развития, в возрастающей степени зависят от информации и ее использования. В таком обществе стандарты жизни, формы труда и отдыха, система образования и рынок находятся под значительным влиянием достижений в сфере информации и знания”. Вместе с тем, отмечая позитивное влияние новых информационных технологий, исследователь одновременно обращает внимание на то, что они содержат и немалые возможности для нарушения принципов демократического устройства общества, прав и свобод человека. Это может выразиться не только, например, в создании “электронной картотеки” на каждого жителя страны, но и в отсутствии свободного доступа к информации простых граждан, нередко вынужденных довольствоваться сведениями, которые носят отрывочный характер или же тенденциозно подобраны соответствующими службами, тем более что во многих государствах “пока не приняты законы о свободе информации”²⁵.

Конечно же, современный мир далек от модели “постиндустриального тоталитаризма” в духе антиутопий Дж. Оруэлла и А. Хаксли. Более того, развитие вычислительной техники, средств информатики и систем телекоммуникации резко расширило возможности индивидуального общения и неконтролируемого восприятия информации, поставив под сомнение саму возможность существования тоталитарных режимов в развитых странах. “На нашей планете, – отмечают Дж. Нэйсбитт и П. Абурден, – сегодня меньше диктаторов потому, что они уже не способны контролировать информацию”²⁶. Действительно, контроль и распространение сведений политического характера – важный элемент в определении типа политических режимов: при авторитаризме информационные процессы берутся под строгий контроль, тогда как демократический режим предполагает, что политическая информация широко распространяется между [c.36] различными членами общества. В основе идеальной, подлинно демократической модели политической коммуникации лежит диалог между “управляющими” и “управляемыми”, предполагающий равноправный обмен точными, полными, завершенными и проверяемыми сведениями о политических явлениях и процессах, сопрягаемыми с основными цивилизационно-культурными ценностями данного общества, фундаментальными правами и свободами личности. Особое значение при этом имеют свобода политических, религиозных и иных убеждений, свобода совести, свобода слова и печати, митингов и собраний, свобода объединений, а также право беспрепятственно придерживаться и свободно выражать свое мнение, свободно искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи независимо от государственных границ, если они не противоречат гуманистическим принципам. Интеллектуальная свобода, наличие просвещенного общественного мнения, демократическая политическая культура, свобода средств массовой информации от властных структур – важные предпосылки оптимального развития политической коммуникации, устойчивого социального процесса. В этом смысле теория политической коммуникации должна все в большей степени выступать, как наука и искусство достижения гармонии, координации интересов общества, его групп и индивидов посредством взаимопонимания, основанного на правде и полной информированности, уважении коренных интересов человека.

Сегодня пока еще не ясно, будет ли информационное общество “более информированным”. Дело в том, что в результате научно-технической революции себестоимость производства и передачи единицы информации существенно сократилась, однако при этом способность производить информацию намного превысила человеческие способности по ее переработке. Как показал голландский исследователь Й. ван Квиленбург, производство и предложение информации ежегодно возрастает на 8-10%, тогда как ее потребление растет значительно медленнее, а наблюдаемый положительный эффект кажется более или менее постоянным, хотя, конечно, его гораздо сложнее измерить (см. рис. 16). Данная ситуация “информационного перепроизводства”, нарушения баланса между “спросом” и “предложением” сопоставима, по мнению Й. ван Квиленбурга, с действием артиллерийского снаряда, который попал в цель, но не взорвался, ибо, с точки зрения пользователя, возникшая перегрузка прежде всего значительно усложнила поиск необходимых сведений, и данном случае мы наблюдаем эффект убывающей отдачи отдачи ²⁷. В этих условиях все большее внимание уделяется разработке и использованию консультирующих экспертных систем “искусственного интеллекта”, выступающих в роли “надежного советчика” человека при принятии решений в самых разных областях, в том числе и в политике. [c.37]

Проблема, однако, состоит в том, что на заложенные в программное обеспечение “электронного эксперта” человеческие способы логического вывода накладываются совершенно нечеловеческие мощности в скорости действия и переборе вариантов, и в результате такой комбинации параметров компьютера предлагаемая им рекомендация нередко становится непонятной для пользователя. Конечно, разработчики подобных консультационных систем максимально позаботились о том, чтобы преодолеть эту ситуацию, разработав подсистему объяснения, которая по требованию пользователя может шаг за шагом растолковывать ему, как был получен предложенный вывод. Тем не менее, и такая процедура очень часто вызывает даже у подготовленного специалиста чувство недоумения и снижения самооценки, вызванного по крайней мере двумя причинами: разницей в уровне его собственных знаний и компетентности эксперта, послужившего прототипом для компьютерной базы данных, а также значительной длиной цепочки рассуждений, осуществленных системой. Еще сложнее обстоит дело с пониманием логики работы “электронных консультантов”, построенных по принципу так называемых самообучающихся интеллектуальных систем, способных не только оперировать сведениями из различных банков и баз данных, но и учитывать в процессе своей работы стиль деятельности пользователя, что в перспективе вовсе не исключает “игры” на его сильных и слабых сторонах, подобно тому, как это отнюдь не безуспешно делают современные шахматные компьютеры.

Указанные особенности консультационных компьютерных систем могут, очевидно, привести к трем стратегиям поведения пользователя, из которых ни одна нельзя назвать оптимальным. Первый случай, когда пользователь продолжает предпринимать усилия в освоении системы и постижении логики ее работы путем своеобразного “соперничества интеллектов”, приводит к психологическому перенапряжению и растрате сил специалиста. Не менее негативные последствия способен вызвать и второй вариант, когда пользователь отказывается от помощи “электронного консультанта”, будучи не в состоянии “справиться” с ним. И, наконец, третья ситуация, когда пользователь полностью доверяет системе и действует исключительно в соответствии с ее рекомендациями, как бы полностью подчиняясь “искусственному интеллекту”, может в отдаленной перспективе привести к технократическому самоуничтожению человечества ²⁸.

Позитивное решение данной проблемы состоит, на наш взгляд, в отказе от самоценности техники и в опоре на гуманистические традиции, на культуру. Принципиальное значение имеет ценностное измерение политической коммуникации, ее основных потоков, их целей и направленности. Известный специалист в области теории информации Д. Маккуэйл полагает, что культурная политика в области политической коммуникации должна основываться на таких принципах, как приоритетность качеств и ценностей данной культуры (иерархия); равные права и широкие возможности для приобщения к информации вследствие утверждения справедливости, демократии и широких прав граждан (равенство); близость к культуре нации, этнической общности или религиозного большинства (идентичность); учет моральных норм и требований (вкус и мораль)²⁹.

Ценностные качества политической коммуникации сегодня, конечно же, ранжируются и политически переосмысливаются правящими элитами и бюрократией в собственных интересах, однако они во многом определяются состоянием и уровнем развития общей и политической культуры данного общества. Политическая коммуникация, выступая способом, средством существования и передачи политической культуры, в свою очередь, сама опосредуется культурными нормами и ценностями. [c.38]

2. Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. – М., 1983.

4. Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция: Доклад Римского клуба. – М., 1991.

5. Ланге О. Целое и развитие в свете кибернетики. // Исследования по общей теории систем. – М.,1969.

6. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18.

7. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4.

8. Моргунов Е.Б. Человеческие факторы в компьютерных системах. – М., 1994.

10. Bell D. Die dritte tecnologische Revolution und ihre moglichen sociookonomischen Konsequenzen // Mercur. – 1990. – Jg. 44. – H. 1.

11. Bell D. The Social Framework of the Information Society. The Computer Age: A Twenty Year Wiew. – London, 1981.

13. Bordewijk J.L., Kaam B. van. Towards a classification of new teleinformation services // Intermedia. – 1986. – Vol. 14. – № 1.

14. Braddock R. An extension of the “Lasswell Formula” // Journal of Communication. – Vol. 8. – 1958. – P. 88-93.

15. Cottеret J.-M. Gouvernants et gouvernes: La communication politique. – P, 1973.

16. Cuilenburg J.J. van. The information society: some trends and implications // European Journal of Communication. – 1987. – Vol.2. – № 1.

17. Dahrendorf R. Reflections of the the Revolution in Europe. – New York, 1990.

19. Ito Y. The “Johoka Sakai” approach to the study of communication in Japan // Mass Communication Review: Yearbook 2. / Eds: Wilhoit G.C., Bock H. – Beverly Hills, CA, 1981.

20. Lasswell H.D. The structure and function of communication in society // The Communication of Ideas. / Ed.: L. Bryson. – New York: Harper and Brothers, 1948.

22. Masuda I. The Information Society as Post-Industrial Society. – Washington, 1983.

23. McQuail D. Media Performance. Mass Communication and the Public Interest. – L.; N.P.; N.Delhi, 1993.

24. Naisbitt J., Aburden P. Megatrends 2000: The New Directions for the 1990’s. – New York, 1990.

25. Pye L. Political Communication // The Blackwell Encyclopedia of Political Institutions. – Oxford; New York, 1987.

28. Shannon K., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication. – Urbana: University of Illinois Press, 1949.

29. Sinne K. Communication: Mass Political Behavior // Political Communication Issues and Strategies for Research. Vol.4. – L., 1975.

30. The Dictionary of Political Analysis / Eds.: J.C. Plano, R.E. Riggs, H.S. Robin. ABC – Clio. Canta Barbara. USA – Great Britain, 1982.

POLITICAL COMMUNICATION

M.N. Grachev

The Department of Political Science

Russian University of People's Friendship

Miklukho-Maklay str., 6, 117198, Moscow, Russia

The article deals with basic forms, principles and models of political communication.

Примечания

1 Cм.: Cottеret J.-M. Gouvernants et gouvernes: La communication politique. – P, 1973. – Р.9, 112.

² Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.18. С.348.

⁴ См.: Ланге О. Целое и развитие в свете кибернетики // Исследования по общей теории систем. – М.,1969. С.183.

⁵ м.: Ланге О. Целое и развитие в свете кибернетики // Исследования по общей теории систем. – М., 1969. С.184-185.

⁶ Винер Н. Кибернетика и общество. – М., 1958. С.31.

⁷ Винер Н. Кибернетика и общество. – М., 1958. С.30.

⁸ Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. – М.,1983. С.236.

⁹ Pye L. Political Communication // The Blackwell Encyclopedia of Political Institutions. Oxford – New York, 1987. – P.442.

¹⁰ The Dictionary of Political Analysis / Ed.: J.C.Plano, R.E.Riggs H.S.Robin. ABC – Clio. Canta Barbara. USA – Great Britain, 1982. P. 112.

¹¹ Lasswell H.D. The structure and function of communication in society // The Communication of Ideas. / Ed.: L. Bryson. – New York: Harper and Brothers, 1948. P.37.

¹² См.: Braddock R. An extension of the “Lasswell Formula” // Journal of Communication. – Vol. 8. – 1958. – P.88-93.

¹³ См.: Shannon K., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication. – Urbana: University of Illinois Press, 1949. Р.5

¹⁴ DeFleur M. Theories of Mass Communication. – New York, 1970. Р.90-91.

¹⁵ Cottret J.-M. Gouvernants et gouvernes: La communication politique. – P, 1973. – P.7-13.

¹⁶ См.: Sinne K. Communication: Mass Political Behavior // Political Communication Issues and Strategies for Research. – Vol.4. – L., 1975.

¹⁷ Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. – 2-е изд. Т.4. – С.445.

¹⁹ См.: Bordewijk J.L., Kaam B. van. Allocute. – Baarn, 1982; Bordewijk J.L., Kaam B. van. Towards a classification of new teleinformation services // Intermedia. – 1986. – Vol. 14. – № 1. – Р.16-21.

²⁰ Bell D. Die dritte tecnologische Revolution und ihre moglichen sociookonomischen Konsequenzen // Mercur. – Stuttgart, 1990. – Jg.44. – H.1. – S.34.

²¹ Винер Н. Кибернетика и общество. – М., 1958. С. 30.

²² См.: Ito Y. The “Johoka Sakai” approach to the study of communication in Japan // Mass Communication Review: Yearbook 2 / Eds: Wilhoit G.C., Bock H. – Beverly Hills, CA: Sage, 1981.

²³ См.: Bell D. The Social Framework of the Information Society. The Computer Age: A Twenty Year Wiew. – London, 1981; Brzezinski Z. The Grand Failure: The Birth and Death of Communism in the Twentieth Century. – New York, 1989; Dahrendorf R. Reflections of the the Revolution in Europe. – New York, 1990; Masuda I. The Information Society as Post-Industrial Society. – Washington, 1983; Naisbitt J., Aburden P. Megatrends 2000: The New Directions for the 1990’s. – New York, 1990; Shaff A. Perspektiven des modernen Sozialismus. – Wien; Zurich, 1987; Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция: Доклад Римского клуба. – М., 1991; Тоффлер О. Третья волна. – М., 1992 и др.

²⁶ Naisbitt J., Aburden P. Megatrends 2000: The New Directions for the 1990’s. – New York, 1990. P.302-303.

²⁷ См.: Cuilenburg J.J. van. The information society: some trends and implications // European Journal of Communication. – 1987. – Vol.2. – N 1. – P. 105-121.

²⁸ См.: Моргунов Е.Б. Человеческие факторы в компьютерных системах. – М., 1994. С. 18-19.

²⁹ См.: McQuail D. Media Performance. Mass Communication and the Public Interest. L. – N.P. – N.Delhi, 1993. – P.277.

Библиотека Михаила Грачева

каталог

Грачев М.Н.

Политическая коммуникация

каталог


а)	б)

а)	б)
в)	г)