предыдущая |
следующая |
|||
содержание |
М.: Политиздат, 1990. – 93 с.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста
на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
11. ГРЕХИ КОММУНИЗМА ИЛИ ГРЕХИ КОММУНИСТОВ?
Говоря о великой роли “красной религии” в XX столетии, мы отдаем себе отчет в том, что отнюдь не каждый ее служитель, получавший деньги за отправление нового культа, был действительно предан “красным” идеям и идеалам. Коммунистическую религию постигла та же участь, которая постигала все огосударствленные мировые религии, создававшие свою церковь (партия коммунистов), свой синклит (высший эшелон коммунистической власти), своего первосвященника (генерального секретаря). Особо уязвимыми духовно становились религии, бравшие в руки государственную власть напрямую, то есть теократические структуры. Коммунизм в нашей стране безусловно подвержен всем духовным заболеваниям, поражающим теократию.
Но символы, мученики и сама Вера ответственны за это не больше, чем Христос за действия святой инквизиции.
Другой пример. Наука принесла человечеству в XX столетии неисчислимые бедствия. Так не пора ли истреблять ученых, громить академии наук, исходя из принципов персональной ответственности “За веру”?!
В самом деле, что же подвергается суду? Вера? Церковь? Священнослужители? Лишь определив это, мы сможем понять, какими будут и судьи, и суд.
И пока происходит смешение субъектов ответственности и видов этой ответственности (от собственно криминальной, в случае коррупции, до исторической и философско-политической), до тех пор мы сможем говорить о процессе над коммунизмом лишь в логике печально известных “процессов ведьм”. Поэтому мы требуем однозначного и строгого разделения трех главных, категориальных типов ответственности, возлагаемых на коммунизм.
Первое. Ответственность за действия отдельных лиц. Здесь вполне правомерна аналогия со свирепыми и развращенными римскими папами, особенно в эпоху разложения католицизма.
Никакого отношения их прегрешения к святости христианской церкви, и тем более христианской веры не имеют. Страдающие в различных кругах дантовского ада римские “пастыри” лишь подтверждают для самого Данте величие христианской идеи и церкви, ее воплощающей.
Здесь можно лишь с прискорбием и смирением констатировать, что никакая великая и чистая идея не гарантирует своей чистотой и величием от проникновения в лагерь ее сторонников самых грязных и изощренных подонков и [с.67] что механизм блокирования такого проникновения до сих пор еще не найден. И поскольку человечество пользуется идеями, оно должно ясно осознавать то правило, согласно которому каждая великая идея имеет не только своих мучеников и героев, но и своих политиканов, проходимцев, бандитов, отпетых негодяев.
С прискорбием приходится констатировать, что это – правило, из которого нет исключений. И когда начинают усиленно демонстрировать грехи служителей какой-либо идеи именно как репрезентацию греховности самой идеи, то речь может идти не о суде в том смысле, в котором это слово принято употреблять в мировой практике, а об особой разновидности судилища, на котором управляют умело разогретые эмоции, а не законы логики, здравый смысл. Подвергаемые такому неправедному суду обвиняемые, естественно, будут защищаться согласно той же логике, сознавая, с кем имеют дело и какие последствия этот суд может иметь для каждого из них лично.
Второе. Ответственность за действия структуры. Любая “религия”, транслируемая в общественное сознание, нуждается в социальных институтах, регулирующих ее воздействие на умы “верующих”. В случае если церковь теряет доверие верующих, кризис веры неизбежен и сама вера находится в самой серьезной опасности. Нечто подобное произошло с христианской церковью в эпоху, предшествующую Реформации, когда понадобились Кальвин и Лютер – с одной стороны, и деятели контрреформации – с другой, для того, чтобы уберечь веру от поругания со стороны профессиональных церковных функционеров, цинично отрицающих все, чему они учили своих прихожан. Наиболее странными симптомами деградации социального института “красной веры” – коммунистической партии – явилась коррумпированность как свойство именно структурное, а не персонально-личностное, глумление самих служителей по отношению к той вере, которой они служат как “профессионалы”, но которую презирают, как “умные люди”, и, наконец, обращение этих служителей в чужую веру, стремление исподволь “подрубать тот сук, на котором они сидят”.
Сегодня в жизни “красной религии” наступил критический момент, от которого зависит ее дальнейшее право на существование. Если в течение ближайших лет коммунистическая партия не осуществит духовного усилия, по силе равного тому, которое осуществила Реформация по отношению к христианству или движение вакхобидов по отношению к исламу, то идеологическая катастрофа неминуема. Кризис [с.68] достиг невероятной силы. Придет ли очищение и какую форму оно будет носить, зависит от степени духовного здоровья нашего общества.
Со своей стороны мы считаем необходимым сделать все возможное для Реформации “красной церкви” и придания ее служителям сходства с теми, кто своим подвижничеством придал социальной доктрине статус новой мировой религии.
Третье. Ответственность идеи. Мы считаем, что сама идея в том виде, в каком она сегодня существует, содержит ряд дефектов, которые могут препятствовать ее вхождению в XXI век. Основная ошибка коммунистов – это их включенность в потребительскую игру, их изначальная ориентация на удовлетворение потребностей населения самым лучшим образом, даже лучшим, чем способно это сделать капиталистическое общество. Это принципиальное заблуждение. Накормить “там” могут безусловно лучше, чем “здесь”. И любая страна, вставшая на путь коммунистов, не станет более богатой. А вот сумеет ли она стать более счастливой – это вопрос.
Сегодня актуально как никогда звучат слова Эриха Фромма: “Западные социал-демократы и их яростные оппоненты – коммунисты в Советском Союзе и за его пределами – превратили социализм в чисто экономическую теорию. Цель такого социализма – максимальное потребление и максимальное использование техники. Хрущев со своей теорией “гуляш-коммунизма” по своему простодушию однажды проговорился, что цель социализма – предоставить всему населению такое же удовлетворение от потребления, какое капитализм предоставил лишь меньшинству. Социализм и коммунизм основывались на буржуазной теории материализма. Некоторые высказывания из ранних работ Маркса (в целом же эти работы расценивались как идеалистические заблуждения “молодого” Маркса) повторялись как ритуальные заклинания, так же как на Западе произносятся цитаты из Библии”. “Не хлебом единым жив человек”, и коль скоро он начинает довольствоваться хлебом, этим хлебом, сытостью своей измерять качество жизни, этим кичиться, этому поклоняться,– жизнь остановится, цивилизация развалится, как разваливались под грузом сытого отупения предшествующие цивилизации, люди начнут бессмысленно истреблять друг друга, просто чтобы избавиться от постылой скуки сытого, "о бесконечно тоскливого существования. От предшествующих катастроф, постигавших другие цивилизации, эту катастрофу будет отличать только ее глобальный характер. “Закат [с.69] Европы” чреват закатом жизни на всей планете. Коммунизм побеждал в обществах, сохранивших традиционный тип культуры, аграрное мировосприятие, где он противопоставлял сытому благополучию идеал трагический, где он выдвинул нового культурного героя и обновление культуры, вне которого немыслимо и обновление цивилизации.
Мы заявляем, что возрождение коммунизма в историко-философском аспекте возможно лишь при соблюдении трех указанных ниже принципов.
Первое. В рамках “гносеологического паритета” – взаимоувязанное научно-теоретическое и религиозное обновление коммунистической идеи, ее открытость другим теориям и религиям.
Второе. Жесткую реформацию коммунистической партийной структуры, замещение, причем не персональное, а структурное, партийных профессионалов, погрязших во всех грехах и пороках, людьми с принципиально иной духовной консистенцией; реализацию и жесткий контроль за соблюдением партийными профессионалами системы ограничений. Применительно к требованиям своего времени это находило выражение в ленинском принципе партийного максимума. Однако ошибка Ленина заключалась в распространении одной и той же аскезы на всех членов партии. Мы же считаем, что это должно относиться лишь к профессионалам, людям, посвятившим себя именно партийной деятельности. К ним должен предъявляться особый счет. К примеру, монах, дающий обет праведной жизни, не требует того же от каждого верующего, и в этом разграничении имеется глубокий смысл, та диалектика, которую не смог учесть создатель коммунистической партии. И, наконец, в сложившихся условиях спасение коммунизма предполагает, что каждый остающийся в партии должен осознать принадлежность к оной как риск, возможность кары за “красную веру”, возможность нового катакомбного периода, возможность преследований и гонений. Это – реальность.
Для идеи пагубно раздувание контингента псевдоверующих за счет лиц, не имеющих на деле необходимой ценностной ориентации. В момент, когда в компартии было всего лишь шестьсот тысяч человек, она была неизмеримо сильнее и духовно, и политически, чем в сегодняшнем студнеобразном состоянии.
Третье. Необходимо категорическое отлучение от партии всех, кто предал “красную веру”. Необходим партийный суд и партийная кара тем, кто, выступая от имени партии, существуя на деньги партии, действовал вразрез с ее идеями, [с.70] принципами, убеждениями, совершал преступления против равенства, Братства и Справедливости.
Только решив эти три основные задачи, коммунисты и коммунизм вправе выступать на суде истории, суде человечества от лица идеи, пролитой крови, мученичества и героизма – не только как ответчик, но и как истец, предъявляя свой счет,– и в плане метафизическом, именно как “монах” – “мирянину”, “рыцарь” – “торговцу”, прошедший сражения и муки солдат – “мирному обывателю”.
На этом метафизическом суде, там и только там будет ясно, кто проклят, а кто спасен, кто – “в бозе”, а кто “умер без погребения”. Лишь выдержав это метафизическое испытание, идея сможет воскреснуть, а воскреснув, спасти Мир или же пасть вместе с ним в последней схватке, той, где, согласно пророчеству Эдды, “боги будут сражаться вместе с людьми, а мертвые вместе с живыми”. [с.71]
предыдущая |
следующая |
|||
содержание |