предыдущая
следующая
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
содержание |
Источник:
Хаусхофер К. О геополитике: Работы разных лет. – М.: Мысль, 2001. – C. 7–250.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
ГЛАВА VIII
СУХОПУТНЫЕ ГРАНИЦЫ И ТРАНСПОРТНЫЕ МАГИСТРАЛИ
В соотношении сухопутных границ и транспортных магистралей, которые пересекают границы, обслуживая более крупные пространственные организмы или устремляясь к ним как к отграниченным государственным жизненным формам, – проблема, стало быть, во внутреннем разногласии именно высокоразвитой границы, в заложенном в ней самой противоречии между ее враждебностью общению из-за соображений защиты по возможности закрытого на ключ окружения и возрастающим с обеих сторон давлением в пользу контактов, задачей посредничества во взаимопонимании двух сторон, а также “тактичной” передачи собственному Центру дающего стимул эмоционального впечатления об испытываемом другой стороной искушении и о собственной реакции на это вплоть до готовности выполнить его приказ. Итак, выражаясь языком биологии, периферический орган государства готов ко всем возможным состояниям – от дыхания и испарения кожи до образования защитного рогового покрова, до превращения в опорный орган со свойственной ему ассимилирующей, всепоглощающей силой.
Только необычайно богато оснащенные природой и хорошо подготовленные народные переходы (Vőlkerpforten), оформившиеся в благоприятном месте обычно хорошо закрытых границ, выполняют столь многосторонние требования. Поэтому особенно полезно исследовать столь известные в истории переходы в Бургундии, Моравии, Индии, ландшафт перевала в провинции Шэньси1 (Китай)i, в какой мере они справлялись с этими требованиями из-за чересчур сильного бремени таких неблагоприятно сложившихся переходных ландшафтов, как Фландрия, Ломбардия, Наварра, Силезия, на века вперед приписанных к военному оркестру (orchestra belli) и подавленных как собственный ландшафт, пока наконец их пограничная проблема не была решена на основе естественных компромиссных линий и застыла или окаменела.
В связи с такими исследованиями естественно стремление выяснить виды образцово защищенных границ и границ, через которые проходят коммуникации, где дает волю своим страстям та или другая пригодность, а противоречия чахнут. Как интенсивно пульсировало, например, железнодорожное сообщение на некоторых пролетах узкой [с.89] бельгийско-германской границы старого Германского рейха, пока она не была искалечена к обоюдному ущербу, но какой не представляющей ценности в качестве барьера оказалась там технически совершенная крепость! Напротив, с каким вялым биением пульса происходило движение через русскую границу, несмотря на девять существовавших линий, но какой прочной была ее заградительная способность по ту и другую сторону. Однако как к тому же шутит искусственное пренебрежение, а именно на польско-русских коммуникациях на Висле перед 1914 г. или по Верхнему Рейну сейчас. Чем был Диршау (Тчев)2 перед перекройкой границ в Версале в сношениях между Западной и Восточной Европой, а также с Данцигом и чем стал: некогда важный распределитель кровяного давления на охраняемой продольной связи под защитой границы, ныне структурная помеха в ней. Аналогичные движения вспять наблюдаются в Зундгау, в Меце, а также в бывших опорных пунктах пограничных коммуникаций Туле и Вердене, весьма разочарованных в своих послевоенных ожиданиях.
Однако это не местно возникшее препятствие особого польского или французского недоверия, а всеобщее проявление изменившегося геополитического положения, которое теперь особенно рельефно проявилось в Диршау, где заглох огромный транзитный железнодорожный вокзал, постепенно зарастающий травой и сорняками. Повсюду, где царит недоверие, полицейская и юридическая формальная точка зрения противостоит коммерческой, переступающей формальные границы, продвигающей избыток энергии и благ; в сущности это столь часто проявляющееся противоречие действия и мнения “lex lata” в противовес предоставляющему свободу действий в будущем “lex ferenda”! При этом несомненно форсированно развивается в качестве коммуникационно-географического закона признанная тенденция растягивания мировых коммуникаций, естественная наука и стремительный, восстающий против препон дух идут рука об руку с торговцем, со способным к расширению народным духом, против пограничных и таможенных окаменелостей, против ограниченных уже в момент сооружения, во многом устаревших, изживших себя форм и преград любого рода.
Непосредственная аналогия с гидравликой – попытайтесь хоть раз перекрыть большим пальцем руки свищ на водопроводной трубе и посмотрите, как долго удастся это выдержать! – учит каждого, способного к естественно-научному наблюдению, что застывшая оборона (Defensive) против всякого текущего, даже осязаемого флюида бесперспективна! Как безнадежны чисто запретительные попытки блокады против духовного и экономико-географического движения и стремления, которое должно восприниматься лишь культурно-географически! Им успешно противостоит только более сильно устремленная вперед жизнь, удерживающая в любом случае продолжительное время благоразумную раздробленность, выход наступательных сил по образцу укрепленных откосов горного ручья. [с.90]
Этот общий вывод доказывает, что любая попытка подрыва и рассечения естественных сухопутных и водных путей искусственными, насильственно проведенными и установленными границами на длительный срок в ущерб обоим заключившим договор государствам, так же как и участвующим в общении дальнейшим соучастникам, рано или поздно благодаря неутомимой встряске непризнанных коммуникаций приводит к устранению таких препятствий. Так происходит с известной попыткой обойти “Центральные державы” окольным путем в европейских сношениях Запад – Восток. Но так происходит и в более широких рамках с пренебрежением к проблеме Трёхречья в указанном Р. Челленом месте в Центральной Европе между Рейном, Дунаем и Вислойii. Сказанное справедливо для любого другого важного переходного или промежуточного ландшафта между Советами и древними культурными государствами Восточной Азии: в Маньчжурии, между Амуром, Ляохэ и Ялуцзян, где существует совершенно аналогичная проблема Трёхречья и где проявляется в ставших столь актуальными спорных вопросах относительно Китайско-Восточной железной дороги3 ее постоянное коммуникационно-географическое воздействие. И здесь русскими была сделана даже попытка обхода с помощью Амурской железной дороги, но и здесь, в Маньчжурии, зона напряжения между океанскими островными державами и замкнутыми степными государствами только тогда может остаться в своих границах, если она сильна как самостоятельная жизненная форма и является хозяином своих основных магистралей – точно так же, как во Внутренней Европе! Многие выводы можно провести оттуда к столь сильно в своей геополитике затуманенному силовому полю между Рейнской областью, расположенными уступами землями Дуная и ландшафтом Вислы!
Во всех трех ситуациях большую роль играет также вопрос о том, насколько широко можно сдерживать блокаду границы в областях с высокой плотностью коммуникаций, с высокоразвитыми основными магистралями против давления населения извне, против по необходимости неизбежного, незаметного переселения наряду с контролируемой иммиграцией, которые можно отразить с помощью силы, оборонительной охраны или войск.
Задача несомненно облегчается, если удается создать промежуточную зону в виде таможенных границ, отделяющих пограничные области и округа от хинтерланда; если, следовательно, можно создать организации, промежуточные структуры, о которых мы уже упоминали как о понятии особой замкнутости – “confinatio”, пограничного сообщества внутри более крупных общин, “замкнутого пространства” – “confinium”.
Итак, следует сразу же прояснить отношение между fines – рубежом и confinium – замкнутым пространством. Confinium! [с.91] Это многозначное слово, переводимое как пограничный рубеж, пограничная полоса, пограничная земля, совокупность отграниченности, передает естественное ощущение труднопостижимого единства жизни.
В старой Австрии, в Южном Тироле имелись “романские замкнутые пространства”; confinium называлась также славонская военная граница4, чисто пограничный орган, творение принца Евгения5 против турок. Существовало устройство “приграничного округа”, порожденное верным пограничным инстинктом старых господствующих слоев имперского государства, который позже им был утрачен в процессе быстрого отмирания. Аналогичное происходило, отразившись в именах, с “имперской землей” Эльзас-Лотарингия; аналогичное – с областью Босния, которая управлялась общим министром финансов: защитный орган Венгрии, в основном оплачиваемый Австрией с ее более высокой квотой. Однако собственная организация рубежа вводит опасное понятие буфера, понятие зоны гласиса, которая не принадлежит органически к целому, может быть отторгнута от него извне без существенного ущерба, потому что именно она не была органически включена. Это следует особо принимать в расчет при образовании пограничных транспортных узлов, транзитных железнодорожных вокзалов (Вервье-Гербешталь! Верхняя Силезия, Одерберг)! Как неизменно продолжающие привлекать противоположную сторону удобные осязаемые сооружения, они легко пробуждают на той стороне страстное влечение, особый соблазн к действию близ границы, чей пульс – протекающее все время перед глазами богатство.
Политическая мудрость римлян завещала нам наказание замкнутым пространством: изгнание, заключение, ограничение, которое запрещает объявленным вне закона все выходы из окруженного пространства, т.е. в первую очередь подчеркивает враждебность такой границы сношениям. Оно возродилось снова как интернирование, как пребывание в определенном крае, в определенном месте, как обязательность своевременной прописки в самой мягкой форме, а обернулось его самой грубой формой – концентрационным лагерем бурской войны6, национальным изгнанием немцев в результате англосаксонского колониального господства и благодаря Франции7. Только следуя обстоятельствам, можно увидеть здесь аналогию. Во всех устроенных по имперскому образцу, растущих в силовом отношении державах есть “пределы” (fines) и “фронты” (frontes), каковыми уже всегда ощущались государственные границы Римской империи, в качестве переменчивых предполий, по меньшей мере в добрые времена биологической жизненности. “Limes”, Реннштейг8, ряды окопов – более поздние виды несостоятельной жизненной силы. Хорошие времена позволяли добиваться своих прав перед заграждениями и пограничными валами путем окрашивания кровеносной системы империи на дорожных картах в более яркие тона, но без указания самих границ. Как внушительна, например, [с.92] мраморная карта римских дорог в музее на Капитолии!9 Только постепенно становящаяся все более замысловатой сеть дорог показывает конечные стадии и переходные пространства империи. Это позволяет в отношении “fines” узнать огромное значение понятий “дороги” – римские (via), китайские (tao-do), о чем напоминает выражение: “All human progress resolves itself into the building of new roads”10. Но каждая новая дорога, разумеется, пересекает, преодолевает границу по меньшей мере в представлении поколения, при жизни которого она была построена.
“Natio” и “imperium” – схожие многозначные ключевые слова, унаследованные от Древнего Рима. Гёте перевел нацию как “Vőlkheit” – “народный дух”; а что есть в сущности “imperium”? Как естественное слово оно всегда было известно римскому, британскому государствообразующим народам в своей способности к изменению, но как спорно оно для нас, подобно слову “рейх”! Способность римского государствообразующего народа создавать понятия для всего его окружения и потомков была на Востоке, пожалуй, достигнута лишь китайцами, которым мы, например, благодарны за китайский символ границы, в то же время способствующий восприятию, примерно сопоставимому с нашей оградой, с обсаженным растениями укрепленным валом.
Надзор за сношениями на стыке сухопутных и морских, морских и речных коммуникаций намного легче, чем за сухопутными путями сообщения, тем не менее развитие железных дорог, больших двухколейных сквозных линий с огромными транзитными железнодорожными вокзалами, действующими как порты, сближает отношения. Сравните, например, убедительные труды молодого Виссмана об изоляции старого австрийского железнодорожного сообщенияiii с изображением китайской морской таможни и ее контрольной сети – одного из самых действенных и дешевых сооружений по надзору за перемещением иностранцев у крупных народов и в обширных экономических областях. Еще больше задача облегчается при въезде в Соединенные Штаты, которые, как Япония, соорудили лишь несколько крупных въездных ворот для обслуживания своих потребностей, сдерживая тем самым нежелательный приток, в особенности чужих рас. Но здесь сухопутная граница с Канадой и в особенности с Мексикой обнаруживает в общении между границей и людьми больное место, где просто возрождаются, как страсть к алкоголю, отношения, свойственные раннему историческому этапу. Однако и эти наиболее защищенные среди крупных жизненных форм Земли, даже лучше всего защищенные современными техническими средствами пограничные области, испытывают текучесть сношений людей и капитала, прежде всего как излюбленного средства соблазна и возбуждения народов. Именно соблазн [с.93] средств сообщения должен способствовать своей исключительно искусной ловкостью победе общения над границей. Как бессилен барьер против опиума во всей Азии – от Персии до Японии!
Богатые наблюдения за отношением между возможностью отграничения и давлением коммуникаций, учитывая нежелательные побочные проявления, позволяют выявить последствия распространения пандемических болезней вдоль основных магистралей через границу. Ценные исследования в этом направлении опубликовал Пех-Винн, например, в своих картах переносчиков чумы, в картографическом наблюдении за распространением чумы тарбаганом11; было также установлено распространение холеры, инфлюэнцыiv.
И все же медицинской географии недостает обобщающего материала наблюдений. Именно для отражения такого массового смертельного врага человека, как пандемические эпидемии, уносящие жизни людей болезни в их поразительном проявлении, еще требуются скорее всего те или иные уходящие в прошлое наблюдения. Но как часто обращали внимание лишь на симптомы, побочные явления и боролись с ними, позволяя беспрепятственно пройти истинным виновникам! Однако как свободно удавалось опасным политическим бациллоносителям преодолеть даже хорошо защищенные границы!
Именно перед лицом почти миллиона прокаженных в Китае, полностью разваленных многих наблюдательных служб против холеры и чумы в охваченной боями современной Азии возникают здесь серьезные опасности на узких предпольях культуры, которые в действительности не представляют собой широкого, основательного мира культуры, и его защита ныне значительно хуже, чем, быть может, даже во время тифозных лагерей мировой войны.
Из развития санитарных границ происходит, собственно говоря, и понятие “кордон”, которое прежде всего предусматривает наблюдение на большую глубину сопредельной территории. В памяти в данном случае воскресает картина лесного пожара, когда действует как защита встречная полоса огня. Просеки, траншеи вдоль железной дороги, кроличья изгородь, проволочный забор – все они домогаются той же максимально вытянутой, просматриваемой линии. Естественно, здесь есть опора, главная помощь от разделяющих частей моря. Они защищали от высокоинфицированных областей благодаря строгой береговой гигиене островного карантина Японскую империю; они облегчили ей, как мы знаем из истории, одну из наиболее совершенных блокад границы в период 1636–1854 гг., когда ни один человек не мог фактически пересечь в том или ином направлении вопреки воле правительства сегуна границу империи с ее развитым побережьем, охватывавшим тогда около 27 тыс. км. [с.94]
Однако, возможно, в этом скрывается приятное предзнаменование, что желтый флаг “карантина”, который своим столь устрашающим цветом знака “желтого Петра” возвещает по праву грозную блокаду, для многих все же и цвет эйфории. Видимо, все же таковы дружественные возможности развития, чтобы и защитные, и коммуникационные функции границы со временем привели к лучшему взаимопониманию, чем это может признать сегодня объективный, склонный к сопоставлениям географ и геополитически мыслящий исследователь с наилучшими намерениями, чем существуют сейчас. Здесь было бы первое практическое поле деятельности для провозвестников пан-Европы12, Лиги Наций13 и “тысячелетнего рейха” – но для этого им следовало бы практически взяться за тернии и крапиву14, но на такое способны лишь аскеты и пророки дела, а не словаv. [с.95]
i (с.89) Langenbeck R. Die burgundische Pforte // Pet. Mittlg. 1915. S. 49; Hassinger H. Die māhrische Pforte und ihre benachbarten Lānder // Abhandlg. d. Geogr. Ges. Wien, 1914. XI. Nr. 2; Mackinder. Lectures on the relations of history to geography in Europa and Asia // Geo. Journ. Roy. Soc. London. Bd II. S. 157, 261; Krause F.E.A. Geschichte Ostasiens. Gottingen, 1925.
ii (с.91) Kjellen R. Das Problem der drei Flűsse // Studien zur Weltkrise. Műnchen, 1917. S. 75–90.
iii (с.93) Wissmann H.v. Die westőstlichen Verkehrslinien Europas 1914 und 1924 // 25. Zeitschrift fűr Geopolitik. 1925. Bd I. S. 311.
iv (с.94) Wűtschke J. Die geographische Verbreitung von Krankheiten // Petermanns Mitteilungen. 1921. S. 53; Oberhummer E. Medizinische Geographie. Lűbeck, 1909.
v (с.95) О соотношении сухопутных границ и транспортных магистралей см. также: Demolins E. Comment la route сгee le type social. Paris, 1903; Vidal de la Blache. Principes de Geographie humaine.
1 Шэньси – гористая провинция на севере Центрального Китая, к югу от Внутренней Монголии. Область наиболее ранних поселений древнекитайской цивилизации. [с.95]
2 Тчев – город и порт в Польше на Висле. [с.95]
3 Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) была построена Россией в 1897–1903 гг. После русско-японской войны 1904–1905 гг. южное направление КВЖД отошло к Японии и названо Южно-Маньчжурской железной дорогой. С 1924 г. КВЖД находилась в совместном управлении СССР и Китая. В 1935 г. СССР пришлось продать КВЖД властям Маньчжоу-Го. Дальнейшая судьба КВЖД связана с итогами второй мировой войны и образованием КНР. В 1952 г. Советское правительство безвозмездно передало права на КВЖД правительству КНР. [с.95]
4 Военная граница в Хорватии и Крайне была создана еще в XVI в. Это была полоса поселений “крестьянской милиции”, т.е. жителей или переселенцев, наделенных землей, освобожденных от налогов и барщины и иногда получавших денежные пособия. За это они обязаны были иметь оружие и лошадей, а в случае войны защищать пограничную область. В течение XVIII в. была создана внешняя граница на востоке и юго-востоке империи Габсбургов. При Карле VI, а затем при Марии-Терезии и Иосифе II были созданы славонская, банатская и трансильванская военные границы, опоясавшие владения Габсбургов. [с.95]
5 Принц Евгений Савойский (1663–1736) – представитель младшей ветви герцогов Кариньяно, один из выдающихся полководцев Европы. Воспитанный во Франции (его мать была племянницей кардинала Мазарини), он прославился на службе у австрийских Габсбургов. Современники называли его “некоронованным королем страны”. [с.95]
6 Речь идет о созданном в ходе англо-бурской войны концентрационном лагере для невоюющих (женщин, детей и стариков). Во время войны буры переходили к партизанским способам борьбы. Командование британской армией во главе с лордом Китченером ответило на это стратегией “выжженной земли”. Жестокое обхождение и невыносимые санитарные условия привели к смерти около 20 тыс. человек.
Вспомним также о концлагерях нацистского режима в Германии, известных жестоким обращением с узниками и нечеловеческими условиями их содержания. На судебных процессах, состоявшихся после краха “Третьего рейха”, открылись [с.95] многие ужасающие подробности содержания узников концлагерей, злодеяния эсэсовской охраны, пытки, избиения, медицинские эксперименты на людях, умерщвление с помощью газа. [с.96]
7 Автор имеет в виду передел германских колоний после первой мировой войны. [с.96]
8 Реннштейг – древняя пограничная дорога между Тюрингией и Франконией. Франкония – историческая область Германии, ныне в составе земли Бавария. [с.96]
9 Римляне были признанными мастерами дорожного дела. Это проявлялось как в искусстве выбора трассы будущих дорог, так и в их соответствии условиям почвы и строительному материалу. Римские дороги постоянно расширялись и благоустраивались. Вдоль них создавались почтовые станции, постоялые дворы, сторожевые заставы, мильные столбы, мосты, виадуки, в случае необходимости пробивались туннели.
По существу картами дорог, дошедшими до нас из античности, являются остатки высеченного на мраморе плана застройки Капитолия (Капитолийский план города, или “Forma urbis Romae”, около 200 г.). [с.96]
10 “Прогресс человечества осуществляется благодаря строительству новых дорог!” (англ.). [с.96]
11 Тарбаган – забайкальский сурок. [с.96]
12 Имеются в виду обсуждавшиеся в 20-е – начале 30-х гг. XX в. в кругах европейских интеллектуалов планы объединения Европы. Подробнее см. примеч. 9. С. 239 и примеч. 13. С. 275. [с.96]
13 Лига Наций – созданная в 1919 г. международная организация, имевшая целью, согласно ее Уставу, развитие сотрудничества между народами и гарантию мира и безопасности. Формально была распущена в 1946 г. [с.96]
14 Здесь автор использует библейские образы. Тернии – сорняки, заглушающие посеянное поле, враждебное человеку растение, символ неправедных дел, реальной и духовной бесплодности, а также гибели и разрушения. Крапива, как и тернии, – сорняк, символизирующий запустение. [с.96]
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
содержание |