Библиотека Михаила Грачева

Ирхин Ю.В.

Политическая мудрость древнего Востока: взгляд из XXI века

на политические идеи Древнего Египта, Вавилона, Индии и Китая

Политическая наука в строгом смысле этого понятия сложилась не сразу. Ее формированию предшествовал длительный период развития политической мысли и политических учений в разных странах мира. “Политические и правовые учения в строгом и специальном смысле этого понятия появились лишь в ходе довольно долгого существования раннеклассовых обществ и государств. В теоретико-познавательном плане генезис политических и правовых учений (теорий) проходил в русле постепенной рационализации первоначальных мифических представлений” (История политических и правовых учений / Нерсесянц, 1995, с. 14).

В России изучение истории политических и правовых учений происходило в рамках исторических и юридических дисциплин. С XIX века изучение истории политических и правовых учений стало частью высшего юридического российского образования. На юридических факультетах университетов эта дисциплина сначала именовалась “История политических учений” (общий курс под таким названием был подготовлен и издан профессором Московского университета Б.Н. Чичериным), затем – “История философии права” (курсы лекций в Москве профессора Г.Ф. Шершневича, в Санкт-Петербургском университете – профессора Н.М. Коркунова). В настоящее время в России “резко возрастает значение истории политических и правовых учений как школы альтернативного мышления, дающей возможность сопоставлять различные теории, направления политической и правовой мысли с учетом многовековой дискуссии об этих проблемах” (История политических и правовых учений / Лейст, 1999, с. 1-2).

Истоки ранних политических учений следует искать не в строгих политологических трактатах – их тогда еще просто не существовало – а в мифологии и древнейших философско-религиозно-политических учениях Востока, поскольку именно в этом, [c.5] обширнейшем макрорегионе возникали и развивались первые на земле государства, для успешного функционирования которых были жизненно необходимы определенные политические правила, нормы и принципы их существования, а также управления обществом.

Политическиe идеи и учения в древности были проникнуты мифологическими, религиозными представлениями: политика рассматривалась как результат божественного предначертания и правления, высшие правители считались исполнителями божественной власти на земле, их полномочия объявлялись священными, власть – неприкосновенной и наследственной, социальное неравенство – предопределенным и рациональным. В древнейших государствах Востока сложилась своеобразная религиозно-политологическая идеологическая система, которая обосновывала существовавший социальный порядок, освящала безраздельную власть высших правителей, освящала и легитимизировала соответствующие нормы и правила поведения. На мифологической основе веками складывались всеобъемлющие своды мудрости и житейских правил. “Их частью, не выделенной из единого целого, были и представления, относящиеся к организации общества и власти, т.е. зачатки политической мысли” (История политических учений. Т.I / Мартышин, 1994, с. 3).

В некоторых учебниках по политологии введение в историю политических учений начинается с обращения к трудам древнегреческих философов и политологов - Платона, Аристотеля и др. Такой подход представляется неточным и методологически тупиковым. Ведь политические идеи Востока возникли гораздо раньше – более двух тыс. лет до н.э., а древнегреческие – лишь в 4 в. до н.э. Великая философская и политическая мысль Древней Греции возникла, в частности, потому, что смогла использовать и переработать на иных (“полисных”, формально демократических) принципах, накопленную до нее восточную мудрость.

Ранние цивилизации Древнего Востока считаются древнейшими. С анализа их политико-мифологических идей целесообразно начинать изучение и изложение мировой политической и правовой мысли (См.: История политических и правовых учений / Лейст, 1997, с. 17-18). При этом желательно обращать внимание на “осевые эпохи” в развитии политических идей и учений, когда они достигают своего расцвета и оказывают особое воздействие на развитие не только отдельных народов, но и сопредельных цивилизаций (см.: Зотов, 1999, с. 17).

Политические идеи Древнего Египта

Одним из истоков мировой политической мысли считаются политические воззрения древних египтян. Ранние древнеегипетские взгляды на политику и мироустройство выражались преимущественно в мифологических представлениях: о божественном происхождении властных отношений; о космосе, который в отличие от хаоса, упорядочен богами; о земных порядках, которые должны отвечать воле богов; о правде, справедливости и месте человека в мире, предопределенных богами. В соответствии с мифическими и религиозными воззрениями древних египтян правду, справедливость и правосудие олицетворяла богиня Маат.

Судьи носили изображение этой богини и считались ее жрецами. Божественный характер земной власти (фараонов, номархов, жрецов и чиновников) и официально одобренных правил поведения, в том числе и основных источников тогдашнего права (обычаев, законов, судебных решений), означал, что все они должны соответствовать требованиям Маат. Со временем слово “маат” приобретает общее название и воплощает понятие природно-божественной установки справедливости, которой должны соответствовать все действия судей-жрецов и любые положения тогдашнего права – обычаев, законов, административных решений, иных официально одобренных правил поведения.

Эти ранние представления дошли до нашего времени в виде надписей на внутренних [c.6] стенах пирамид, в папирусных свитках, саркофагах, в сохранившихся и поныне надписях на стенах пирамид, в различных гимнах в честь фараонов, в древних литературных памятниках – “Поучение Птахотепа” (XXVIII в. до н.э.), “Жизнеописание вельможи Уны” (XXVI в. до н. э), “Распоряжение в Коптосе” (XXV в. до н.э.), “Поучение Гераклеопольского царя своему сыну” XXIII до н.э.), “Поучение Аменемхета I” (XX до н.э.), “Речение Ипусера” (XVIII до н.э.), “Летопись Тутмоса III” (XV до н.э.), “Книга мертвых” (II тыс. до н.э.), “Предписание о служебных обязанностях верховного сановника” (XV в. до н.э.), многочисленных мифах времен Среднего, Нового и Позднего царств (XXI-VI вв. до н.э.), а также трудах древнегреческих историков – Геродота, Плутарха, Диодора Сицилийского (V-I) в до н.э. (см.: Избранные труды по мифологии и идеологии Древнего Востока, 1996, с. 18-24).

Творцом мира, всего живого на земле, верховным царем и отцом других богов считался бог солнца Ра, который со временем стал отождествляться с Амоном. Ра властвовал над богами и людьми тысячелетия, а затем передал царствование своим наследникам-богам: Осирису, Изиде, Сету, Гору и др., от которых по преданию произошли земные фараоны, правившие по Геродоту одиннадцать тысячелетий.

Вначале в Древнем Египте существовало несколько десятков разрозненных государств, которые к середине IV тыс. объединились в два царства – Верхний и Нижний Египет, а через 5-6 столетий – в единую централизованную восточную деспотию во главе с самодержцем-фараоном в центре и его помощниками-номархами в регионах. Соответственно усиливается культ бога Ра и фараонов, которые с середины III тыс. до н.э. провозглашают себя его сынами – единодержавными земными богами мудрости, которые “освещают землю больше солнечного диска, дают жизнь, дыхание, пищу всем подданным”.

Авторы “поучений” и других памятников древней египетской мысли усиленно обосновывали божественность государственной власти, восхваляли египетскую деспотию, исходили из необходимости общественного неравенства людей, оправдывали насильственные действия по установлению божественного порядка Они представляли общество в виде пирамиды, вершиной которой являются боги и фараоны, а подножие – ремесленники, крестьяне, общинники и рабы. Между ними размещались жрецы, знать и чиновники. Египетские мыслители высказывали пожелания не злоупотреблять властью, преодолевать в себе корыстные устремления и побуждения, уважать старших, не грабить бедных, не обижать слабых.

В “Поучении Птахотепа” – одном из древнейших египетских политико-религиозных документов – раскрываются политические воззрении верхушки египетских правителей. Птахотеп – один из виднейших представителей египетской знати, занимавший пост министра (джати), делится своими мыслями о принципах управления обществом и страной. Он обосновывает культ фараона, как прямого потомка небесных богов. Никто не должен стремиться внушать страх, кроме бога и фараона, – поучает Птахотеп. Он убежден в необходимости общественного неравенства. Для него человек, низший по своему положению в обществе – плохой, высший – ценный, благородный. “Низшие” должны относиться к “высшим” с покорностью и смирением. По мнению Птахотепа, повиновение рабов должно быть безусловным, а наказание - жестким и быстрым. Что же касается “низших”, но свободных людей, то по отношению к ним Птахотеп призывает “высших” не быть заносчивыми, не унижать их и не вредить им. В “Поучении Птахотепа” подчеркивается естественное равенство всех свободных (“нет рожденного мудрым”) и обосновывается необходимость соответствия поведения человека принципу “ка” - своеобразному критерию добродетельного и справедливого поведения.

В “Поучении Гераклеопольского царя своему сыну”, наряду с многочисленными восхвалениями богов и божественной власти фараона, содержится призыв не делать ничего несправедливого и противозаконного, ибо только таким поведением можно добиться милости богов в загробной жизни. Правитель характеризуется как человек, “творящий правду” и стремящийся к справедливости. Обращаясь к своему сыну- [c.7] наследнику, автор “Поучения” (царь Ахтой) советует ему: “Возвышай твоих вельмож, и да делают они твои законы”.

Приведенные положения о справедливости и законах отражают воззрения (во многом идеализированные) господствующих кругов древнеегипетского общества, заинтересованных в изображении существовавших порядков как божественных и справедливых, вечных и неизменных. Действительность, разумеется, была весьма далека от подобных идеализированных представлений. Об этом свидетельствуют широкие народные выступления против знати. В “Речении Ипусера” говорится об одном таком движении (1750 г. до н.э.), в котором приняли участие низы общества и рабы. Описывая гражданскую войну низов против верхов, Ипусер, будучи сам вельможей, сетует на происшедшие “страшные перемены”, содеянные “беззаконниками”. Ипусер с горестью упоминает, в частности, о том, что судебные палаты были разграблены и разрушены, а хранящиеся в них свитки законов выброшены на улицу и растоптаны. Такое противоположное отношение к законам со стороны знати и восставших низов весьма характерно: то, что для одних представляло справедливость и порядок, для других было олицетворением ненавистного строя.

Принципы социального устройства и правила управления обществом в Древнем Египте оказали воздействие на дальнейшее развитие политической мысли. Знаменитое учение Платона об “идеальном государстве” базируется на “пирамидальной социальной структуре общества”, похожей на египетскую (см.: Мыслители Греции, 1998, с. 91-102).

Идеалы общественной жизни Древнего Египта, требования, предъявляемые обществом к свободному египтянину, запечатленные четыре с половиной тысяч лет назад на пирамиде Хеопса и сохранившиеся на ней до наших дней, представляют интерес и сегодня. Среди них: “Если ты стал велик, после того, как был мал, если ты стал богат, после того, как был беден, не скупись, ибо все богатства достигли тебя как дар Божий”. “Твои мысли не должны быть ни высокомерны, ни унижены. Если ты возбужден – успокойся: человек приветливый преодолевает все препятствия”. “Не сей страха среди людей, ибо господь воздаст тебе в той же мере”.

Политические идеи Древнего Вавилона

К числу древнейших политико-правовых документов относятся "Законы из Эшнунны" – небольшого государства, располагавшегося недалеко от Вавилона две тысячи лет до н.э. В этом документе дается яркая характеристика социальной структуры государства Эшнунны: царь, наместник, богатый торговец или ростовщик “тамкар”, свободный человек, ремесленник, раб, а также раскрываются имущественные и правовые отношения между ними. Законы показывают, в частности, полное бесправие рабов: так, при их транспортировке должны были использоваться путы, колодки и клейма; рабы и даже их дети практически не могли стать свободными людьми.

Характер власти и законов ярко выражен в древне-вавилонском политико-правовом памятнике “Законах Хаммурапи, Царя Вавилона” (XVIII в. до н.э.). Интересна история этого документа. В 1901 г. французская археологическая экспедиция, исследуя г. Сузы (к востоку от Вавилона), обнаружила базальтовый столб, со всех сторон покрытый клинописью. На самом верху столбы был изображен Хаммурапи. Он стоял перед троном, на котором восседал легендарный, верховный бог Вавилона – Мардук. В руках Хаммурапи был жезл – символ судебной власти, врученной самим богом. Подразумевалось, что свод законов передан Хаммурапи самим богом. (Традиция “передачи” Законов Бога к доверенным лицам с "Неба", либо посредством “божественного озарения” "пророков"– широко распространена в истории различных религий).

Изображая свое законодательство как осуществление воли богов, Хаммурапи провозглашал: “По велению Шамаша, великого судии небес и земли, да сияет моя справедливость в стране, по слову Мардука, моего владыки, да не найдут мои [c.8] предначертания никого, кто бы отменил их” (Законы Хаммурапи, 1996, с 10.).

“Законы Хаммурапи” состоят из 282 статей, полностью сохранилось 247. Некоторые статьи удалось восстановить по документам библиотеки ассирийского царя Ашурбанипала. Сборник “Законов Хаммурапи” не представляет собою систематической обработки действующего законодательства, и название “кодекса” приложимо к нему только в относительном смысле. Это – не что иное, как приведение в известный порядок случаев из судебной практики, взятых из древне-вавилонского гражданского и уголовного права. Нормы древне-вавилонского права формулировались также, как решение частного случая, казуса. Такая форма изложения называется казуальной.

Авторы “Законов Хаммурапи” стремились группировать статьи по их содержанию, но строгого различия между правом уголовным, гражданским или процессуальным они не проводили. Главными источниками кодекса были судебные решения самого Хаммурапи и высших судов вообще. “Законы Хаммурапи” свидетельствуют о значительной хозяйственной активности древне-вавилонского общества: продажа земли и строений, аренда пахотного поля и сада, наем быков для работы в поле, заклад имущества при сделках найма – денежного и натурального – все это подробным образом регламентируется в кодексе. Для наиболее распространенных сделок, например, купли-продажи предусматривались “гарантии”: продажа должна была производиться в присутствии свидетелей, предусматривалась смертная казнь за продажу чужой собственности без ведома хозяина. (В условиях малоземелья в Древнем Вавилоне условия аренды были очень тяжелыми: от 1/3 до 1/2 того, что может принести поле. Проценты по займу денег составляли до 20 годовых).

В соответствии с “Законами Хаммурапи” в вавилонской семье господствовал муж. Он вел общее хозяйство семьи, представлял ее в деловых отношениях. Ему принадлежало право распоряжаться женой и детьми. Жена имела право на свое “добрачное” имущество или полученное по дарению. Жену, которая “расточает” и “позорит” мужа разрешалось выгнать из дома. Во власти мужа было оставить ее дома на положении рабыни и жениться вторично. Дети (братья и сестры) наследовали поровну. Отец имел право отказать сыну в наследстве только по решению судей.

Уголовное право “Законов Хаммурапи” отличается, подобно другим древним кодексам, значительной суровостью: “Если кто-нибудь, обвинив другого и бросив на него подозрение в убийстве, не докажет этого, то того, кто его обвинил, должно предать смерти. Если кто-нибудь, выступив в судебном деле со свидетельством о преступлении, не докажет сказанных им слов, то, если это - судебное дело о жизни, этого человека должно предать смерти. Если кто-нибудь украдет храмовое или дворцовое имущество, то его должно предать смерти; смерти должен быть предан и тот, кто примет из его рук украденное”. Смертная казнь устанавливалась также за укрывательство раба, кражу ребенка, разрушение дома, грабеж. “Если человек украдет достояние бога или дворца, то этого человека должно убить. Если человек совершит грабеж и будет схвачен, то его должно убить”(Законы Хаммурапи, 1996, с 12-14.).

В Вавилоне за кражу во время пожара вора бросали в огонь. Если после ремонта или строительства, дом обваливался на жильцов и причинял им смерть, то строители заслуживали смертной казни. А если погибали и дети жильцов, то смертная казнь применялась и к детям строителей. То есть действовал древнейший принцип ответственности без вины. (В современном праве – объективное вменение).

Широко использовались различные наказания за соответствующие проступки: “Если кто-нибудь ударит по щеке лицо высшего положения, то должно публично ударить его 60 раз плетью из воловьей кожи. Если врач, делая кому-нибудь тяжелый надрез бронзовым ножом, причинит смерть этому человеку или, снимая с чьего-нибудь глаза бельмо, повредит глаз этого человека, то ему должно отсечь руки. Если раб скажет своему господину: “ты – не господин мне”, то, по изобличении его им, как своего раба, его господин может отрезать ему ухо”. “Если человек отдаст человеку на хранение серебро, золото или чтобы то ни было перед свидетелями, и тот отопрется перед ним, то [c.9] этого человека должно изобличить и он должен вернуть все, от чего отпирался, вдвойне”.“Если сын ударит своего отца, то ему должно отрезать пальцы” (Законы Хаммурапи, 1996, с 10-25).

Классовое содержание “Законов Хаммурапи” не вызывает сомнения. Наиболее строгие меры наказания предусмотрены против государственного, храмового и крупного частного имущества. Кража скота каралась огромным штрафом (в 10-30 раз больше стоимости украденного): “Если же вору нечем отдать – его должно убить”. Применялись также денежные штрафы за различные нарушения и провинности. Человек, занимавший более высокое положение, платил, разумеется, штраф в несколько раз меньше.

Политическое значение “Законов” состоит в том, что Хаммурапи, объединив в единое государство разные народы, попытался дать им всем общее законодательство, которое затем действовало длительное время и отразилось в более поздних политико-правовых документах.

Архетипы политической мысли Индии

Источником политической и правовой мысли древней и последующей Индии являются “Веды” (ведать, ведение, знание – санскрит), относящиеся к середине второго - середине первого тысячелетия до н.э. “Веды” (“Ригведы”, “Самаведы”, “Яджурведы” и “Атхарваведы”), представляют собой сборники религиозных и ритуальных текстов, религиозно-философские трактаты древних ариев, посвященные богам, космосу, человеку, власти и порядку. Согласно традиции Веды называются “шрути” (услышанное), то есть то, что услышано человеком из откровения божества. Ведийский идейный комплекс занимает особое место в развитии древнеиндийской философии, политики, всей мыслительной культуры.

С “Ригведы” берет начало концепция божественного закона “риты”, который представляет собой космический порядок, установленный изначально на небесах и на земле высшей силой и требующий от человека определенного поведения. За его нарушение человека ждет божественная кара. Рита воплощается на земле в виде “дхармы”, которая включает весь круг обязанностей (в том числе и правовых) и ответственности человека. “Дхарма” – это не только право, закон и распоряжение, но и знание вед, мораль, ритуал, правила гигиены, очищения и приема пищи, образа жизни в зависимости от возраста и сословия. В “дхарме” есть правила обязательные для всех, а есть правила, связанные с происхождением, родом занятий, возрастом и т.п.

“Дхарма” – прежде всего обязанность. Понятие прав личности в индийской политической мысли, как и в других странах Востока, долгое время было неразработано, что можно объяснить существованием деспотических государств, отсутствием частной собственности на землю (феномен власти-собственности), историческими традициями, законом “кармы”, гласившим, что судьба человека определяется степенью его соблюдения “дхармы” и соответственно отражается в лучшую или худшую сторону в его будущих перерождениях (Ригведа, 1989, с. 14-17).

В “Ведах”, “Махабхарате”, “Законах Ману” и других древнеиндийских источниках говорится о делении общества на четыре варны (сословия), которые якобы созданы богами из Пуруши (мирового тела, воды и духа). В них проповедуется изначальное, наследственное общественное неравенство: высшая каста – брахманов (жрецов), якобы создана богом из его yст; каста кшатриев (воинов) создана богом из своих рук; каста вайшиев (торговцев) – из его бедра; низшая каста – шудры (крестьяне, рабы) из его ног. Еще ниже на сословной лестнице, точнее вне ее, находились неприкасаемые.

На основе варн в индуистской цивилизации сложилась разветвленная система каст, которая официально была отменена в Индии лишь в 50-е годы XX в., однако и сегодня, в частности, по фамилии, можно установить кастовую принадлежность многих индийских семей.

По “Законам Ману” (Ману – легендарный составитель индийских законов, 1-й век до [c.10] н.э.) царь должен быть защитником кастового строя, советоваться с брахманами и учитывать их интересы в первую очередь. В “Законах Ману” говорится: “А ради процветания миров Бог создал из своих уст, рук, бедер и ступней соответственно брахмана, кшатрия, вайшия и шудру. Обучение, изучение Веды, жертвоприношение для себя и для других, раздачу и получение милостыни он установил для брахманов. Даже если царь – ребенок, он – великое божество с телом человека. Царю надо назначить семь или восемь сановников, наследственных знатоков предписаний и законов, храбрых, опытных в военном деле, родовитых, испытанных. Вместе с ними ему следует постоянно обдумывать обычные дела, мир, войну, взимание налогов, охрану страны и обеспечение приобретенного. В судебных делах должны допускаться свидетели, достойные доверия, из всех варн, знающие всю “дхарму”, чуждые жадности” (Законы Ману, 1960, с. 23-25).

Особенностью индийской политической мысли являлось то, что в ней “сосуществовали” два варианта происхождения власти: первый – “передача” власти правителям от богов; второй – их избрание или соглашение между правителями и подданными. Но основой этого соглашения являлась “дхарма” правителя, его долг, а не договор в чистом виде (см.: Азаркин, Левченко, Мартышин, 1984, с. 20-21).

Второй вариант носит элементы договорной теории, которая в целостном виде была разработана европейской политической мыслью (Гоббс, Локк) через несколько тысяч лет. Кстати, древнерусский опыт приглашения Рюриковичей на княжение в Киев является вариантом именно договорной теории. Следует отметить также, что изучение древнеиндийской мифологической политической мысли особенно интересно для сопоставления с соответствующим периодом российской мифологии, как индоевропейской: многие корни русских слов, названия древних, дохристианских богов, мифы и ряд географических названий на ее территории имеют санскритские основы.

Важным документом политической мысли Индии этого периода является “Книга мудреца Яджнавалкьи”. Она похожа на Законы Ману, но более обширна, конкретна, в ней много правовых положений, есть самостоятельный раздел “Судопроизводство”. Ниже приводятся выдержки их этой книги:

“Дхарма царя. Следует быть энергичным, щедрым, благодарным, почитающим старших, сдержанным, мужественным, родовитым, правдивым, честным. Повсюду следует назначить опытных надзирателей, искусных, честных и прилежных в делах, связанных с приходом и расходом. Пусть царь рассматривает судебные дела вместе со знающими брахманами, в соответсвии с дхармашастрой, свободный от гнева и алчности… При наличии свидетелей с обеих сторон вначале следует выслушать свидетелей сделавшего заявление первым. Юридически значимые действия, совершенные с применением силы или обмана, царь должен объявить недействительными” (см.: Самозванцев, 1994, с. 25-29).

Концепция индуизма исходит из того, что в основе деятельности человека лежит триада, включающая добродетель (дхарма), интерес,выгода, польза (артха) и удовольствие (кама). Соответственно этому существует три науки – “дхармашастра”, “артхашастра” и “камашастра”. “Шастры” – означают книги, в которых содержатся нормы поведения людей (см.: Муромцев, 1997. С. 38-39).

С критикой ряда основных положений “Вед”, “Упанишад” и брахманистской идеологии в VI в. до н. э. выступил Сиддхартха, прозванный Буддой (Просветленным). Он отвергал мысль о боге как верховной личности и нравственном правителе мира, первоисточнике закона. Дела человеческие, согласно Будде, зависят от собственных усилий людей. С позиций признания нравственно-духовного равенства всех людей Будда и его последователи подвергли критике как саму систему варн, так и принцип их неравенства (см.: Вивекананда, 1993, с. 348-356).

Традиционно теологическому брахманистскому толкованию “дхармы” (“дхаммы”) буддизм противопоставляет свой, во многом рационалистический, подход к этому ключевому понятию тогдашней политико-правовой мысли и идеологии в целом. В интерпретации буддистов “дхарма” выступает как управляющая миром природная [c.11] закономерность, естественный закон. Для разумного поведения необходимы познание и применение этого закона. “Дхаммы”, – подчеркивается в “Дхаммападе”, – обусловлены разумом, их лучшая часть – разум, из разума они сотворены”. Трактовка “дхаммы”, как и все мировоззрение раннего буддизма, пронизана проповедью гуманизма, доброго отношения к другим людям, непротивления злу злом и насилием. “Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она. Вот извечная “дхамма”.

В “Дхаммападе” отчетливо проявляется в целом присущая буддизму (в противоположность брахманизму) тенденция к ограничению роли и масштабов наказания. Специально подчеркивается недопустимость применения наказания при отсутствии вины. Восхваление “дхаммы” в буддийском учении означает вместе с тем восхваление законности, законного пути в жизни. Буддийская установка на индивидуальный путь спасения и достижения нирваны (состояния высшей просветленности) объясняет и характерное для буддизма невнимание к реальным политико-правовым явлениям, которые в целом расценивались как часть общей цепи земных несчастий. Буддизм подрывал авторитет наследственных брахманов, жрецов.

Постепенно идеи буддизма (в том числе и концепция “дхаммы”) стали оказывать влияние на государственную политику и законодательство. Во время правления Ашоки (268-232 гг. до н. э.), объединившего Индию, буддизм признавался государственной религией, его влияние постепенно распространилось и на многие другие страны Юго-Восточной Азии. Представления о естественном характере законов, управляющих как мирозданием в целом, так и общественными отношениями, были наиболее последовательно развиты школой локаяты (чарвака), сторонники которой уже в VI веке до н. э. с атеистических позиций критиковали основные положения брахманизма. Согласно воззрениям этой школы, “все в мире совершается в силу внутренней природы (свабхава) самих вещей”.

По сохранившимся сведениям, представителю данной школы Брихаспати принадлежит следующее положение: “Все явления естественны. Ни в опыте, ни в истории не находим мы никакого проявления сверхъестественной силы. Мораль естественна: она вызвана общественным соглашением и выгодностью, а не божественным указанием”. Подобные высказывания чарваков позволяют характеризовать их правопонимание, основанное на представлении о регулятивной роли “природы вещей” и естественности правил поведения, как один из ранних вариантов светской концепции естественного права.

Особого внимания заслуживает выдающееся политическое произведение древней Индии, своего рода энциклопедия политического искусства – “Артхашастра, или Наука политики”. Книга содержит ценнейшие сведения по государственному, политическому и хозяйственному устройству древнего индийского общества и является настоящей энциклопедией политической и экономической жизни страны своей эпохи.

Точный перевод книги с санскрита на русский язык означает: “Наука о государственном устройстве, управлении и его пользе”. На наш взгляд именно санскритский, первичный перевод “Артхашастры” – науки о государственном устройстве, управлении и его пользе – является наиболее точным, а также представляет собой одно из удачных и ярких определений политической науки.

“Артхашастра”, согласно индийской традиции, приписывается мудрому брахману Каутилье (известному также под именем Чанакья), влиятельному советнику и министру Чандрагупты I. (IV-III вв. до н.э.). По данным современной науки, она оформлялась на протяжении длительного времени между первыми веками до нашей эры и первыми веками нашей эры, суммируя и критически воспринимая все то, что было создано до нее древними мыслителями Индии.

По объему и структуре “Артхашастра” представляет собой объемный фолиант, состоящий из четырнадцати разделов, каждый из которых содержит от 15 до 40 подотделов. “Артхашастра” состоит из следующих разделов: “О правилах поведения”, [c.12] “Обязанности надзирателей”, ”О судопроизводстве”, “Об устранении препятствий (на пути к общественному порядку)”, “О применении утонченных средств (государственной политики)”, “Об основах государства”, “О шести методах (внешней) политики”, “О бедствиях в государстве”, “Действия, намеревающегося напасть”, “Относящееся к войне”, “Образ действий в отношении объединений”, “О положении сильнейшего (царя)”, “О средствах к овладению укреплением”, “Применение тайных средств”, “Методика (трактаты, методы науки)”.

По своему содержанию и значению это произведение не только представляет собой руководство к управлению государством, но и является выдающимся памятником политической, экономической, дипломатической, юридической, философской и военной мысли в древней Индии. Во вступлении к “Артхашастре” говорится, что она представляет собой “единое руководство политики, которое составлено на основании извлечений из большей части тех руководств по политике, которые были созданы древними учителями с целью овладения землею и для ее охраны”. Кроме того она “исследует в учении о государственном управлении - верную и неверную политику” (Артхашастра, 1993, с. 36).

В “Артхашастре” обосновано положение о том, что “учение о государственном управлении” – является одной из важнейших (после философии и учения о хозяйстве), системообразующих и самостоятельных наук. “Наука о государственном управлении – средство для обладания тем, чем не обладали, для сохранения приобретенного, для увеличения сохраненного, и она распределяет среди достойных приращенное добро. С нею связаны все мирские дела” (Артхашастра, 1993, с. 36-37).

В “Артхашастре”, наряду с признанием того, что “закон основан на истине”, явное предпочтение отдается практической пользе “артхе” и обусловленным ею политическим мероприятиям и административно-властным установлениям. Именно полезность выступает в этом исследовании в качестве определяющей основы и ведущего принципа политических действий, соответствующих задачам сильной, карающей власти и целям сохранения существующей социальной системы. В “Артхашастре” просматриваются теоретико-прикладные аспекты политического управления в условиях царской власти, элементы макрополитического и макроэкономических подходов. Рефреном во всем трактате проходит мысль о том, что власть и богатство следует приобретать, отстаивать и увеличивать всеми средствами как хорошими, так и дурными, когда последние оказываются более надежными или единственно возможными. Через полтора тысячелетия этот принцип рассмотрит и разработает выдающийся флорентийский политолог Никколо Макиавелли (1469 – 1527) в своей знаменитой работе “Государь” (Макиавелли, 1997, с. 66-69).

Выделение полезности в качестве самостоятельного начала, означало заметный шаг в формировании индийской светской доктрины политики и законодательства. Подобное высвобождение политики из морально-религозных уз, содержащееся в “Артхашастре”, дало определенные основания для встречающейся в литературе характеристики ее автора в качестве индийского Макиавелли, хотя на наш взгляд, с хронологической точки зрения, было бы точнее называть самого Макиавелли (1459-1627 гг.) итальянским Каутилья.

“Артхашастра” – это наука о том, как следует приобретать и сохранять власть, другими словами, наставление по искусству правителя. Своим особым местом в истории идийской политической мысли “Артхашастра” обязана своду приемов политики и управления. Каутилья повествует не только о долге, но и об искусстве и ремесле правителя – что и как нужно делать, чтобы приумножить власть и богатство. Хотя хороший царь выступает у Каутильи как отец народа, рисуемая им система управления далека от идиллии, она насыщена острыми противоречиями, взаимным недоверием, подозрительностью и интригами. Отсюда тщательно разработанная система шпионажа, слежки и контроля.

В трактате широко представлена техническая сторона искусства управления. Большой интерес представляют принципы, этические основы политики. Каутилья [c.13] убежден, что власть и богатство следует приобретать, отстаивать и увеличивать всеми средствами, как хорошими, так и дурными, когда последние оказываются более надежными и единственно возможными. “Тот метод, – писал Каутилья, – с применением которого не получается ни процветания, ни упадка, ведет к состоянию застоя” (Артхашастра, 1993, с. 299.).

В разделе, посвященном основам государства, сказано: “Основными элементами государства являются: государь, министр, сельская местность, укрепленные города, казна, войско, и союзники”. Очень подробно характеризуется “идеал государя”. С точки зрения качеств, привлекающих к нему людей он должен быть высокого рода, со счастливой судьбой, справедливым, правдивым, не изменяющим своему слову, не иметь в своем окружении лиц негодных. Ему должны быть свойственны такие качества ума, как любознательность, способность учиться, познавать, размышлять о поводу познанного, отвергать негодное и проникать в истину. Его деятельность должны отличать следующие положительные качества: красноречие, находчивость, умение воздавать за добро и зло, дальновидность, быть искусным при выборе мира и войны, а также быть свободным от страстей, гнева, жадности, рассеянности, наклонности к клевете. В разделе содержится предупреждение: царь, не имеющий положительных качеств, погибает от своих подданных или врагов.

Важное значение придается совещаниям, которые проводит царь. Совещание должно быть закрытым, “из которого не истекают разговоры, куда не могут заглянуть и птицы”. Перечисляются следующие пять элементов совещания: способ приступа к делам, наличие достаточного числа людей и материалов, определение времени и места, противодействие неудачам, счастливое завершение дела.

Представляет интерес раздел под названием “Наблюдение в своей стране за партиями людей преданных и людей предательски настроенных”. Здесь расписывается тотальная слежка и техника провокаций. Следить надо за всеми – и за главными должностными лицами, и за простыми горожанами и сельскими жителями. Шпионам рекомендуется внедряться в места массовых скоплений людей – в залы собраний и даже места священных омовений: “Пусть шпионы, переодетые отшельниками, бритыми или с заплетенной косой, узнают довольство и недовольство людей”. Довольных царь чтит материальными дарами и знаками внимания, недовольных подвергает наказанию. Образ “идеального царя”, явно тускнеет на фоне действий, которые предписываются царской властью шпионам.

Во внешней политике государства следует применять шесть методов:

– мир, предполагающий заключение договора, связывающего враждующие стороны;

– войну, как причинение вреда противнику;

– выжидательное положение как пребывание в безразличном состоянии;

– наступление, т. е. принятие мер к нападению на противника;

– поиски союза с кем-то на стороне, с другим государством;

– двойственную политику, как использование то войны, то мира.

Не лишен интереса и такой рассматриваемый вопрос: идти на войну против более сильного, но несправедливого правителя или идти против слабого, но такого, который правит справедливо? Ответ содержащийся в “Артхашастре” таков: следует идти против более сильного, но правящего несправедливо. Ибо если такой правитель подвергнется нападению, то его подданные не будут ему помогать; они помогут изгнать его или перейти на сторону его врага. Если же подвергнется нападению более слабый, но справедливый, то его подданные будут ему помогать, и не известно чем закончится нападение (см.: Артхашастра, 1993, с. 31-37, 284-299).

В “Артхашастре” наряду с традиционным пиететом к “дхарме” и признанием того, что “закон основан на истине”, предпочтение отдается практической пользе “артхе” и обусловленным ею политико-правовым мероприятиям и административным установлениям. Именно полезность выступает в книге в качестве определяющей основы и ведущего принципа политических действий, соответствующих задачам сильной, [c.14] карающей власти и целям сохранения системы варн. Выделение полезности в качестве самостоятельного начала наряду и в общем соответствии с “дхармой”, морально и религиозно освященной законностью, означало заметный шаг в формировании светской доктрины политики и законодательства.

Характер политической мысли Древнего Китая

Политическая мысль Китая представляет собой – совокупность ранних политических представлений, взглядов и учений древних китайцев. Характерной чертой древнекитайской политической мысли является то, что она рано выделилась из религиозно-мифологической литературы и поставила в центр изучения организацию государства, проблемы взаимоотношения человека с обществом. Уже в ранних политических учениях, отраженных в книге “Шуцзин”, древнейшие части которой берут начало в XIV-XI вв. до н.э., проводится стержневая идея о “тань-мин” – праве Неба, которое контролирует всю Поднебесную, на отзыв мандата властелина и передачи его более достойному.

Отцом древнекитайской политической мысли считают Чжоу-гуна (XI-X в. до н.э.), разработавшего формулу смены династий. В соответствии с его учением, мандат властелина Небо предоставляет тому, кто воплощает в своем лице наибольшее количество “дэ” (честность, благодать, справедливость). Правитель уже сам передает власть преемникам, причем необязательно наследникам, до тех пор, пока в них “дэ” не исчерпается. Признаками утраты “дэ” являются аморальность правителя, пренебрежительное отношение к подданным, нарушение норм справедливости. Тогда Небо вновь начинает воздействовать на Поднебесную, выбирает властителя-мудреца, исполненного де, и учреждается новый властный цикл.

На стыке VIII-VII вв. до н.э. Гуань Чжун разработал теорию о двух возможных путях государственного управления: “ба-дао” – правление, основанное на силе, и “ван-дао” – правление, основанное на честности. Причем, государство рассматривалось по аналогии с огромной семьей, в которой люди должны строить отношения по принципу “старший-младший”.

Своего расцвета политическая мысль достигла во второй половине I тысячелетия до н.э. В это время сформировались основные политические учения Древнего Китая, не утратившие своего значения и поныне. Среди них: конфуцианство, моизм, легизм, даосизм. Особенно велико значение политического наследия Конфуция (551-479 гг. до н.э.).

Взгляды Конфуция (Кун-цю, или Кун фу-цзы, означает мудрец, учитель) были не только спустя несколько веков были возведены в ранг официальной идеологии, но и по сегодняшний день являются характерной чертой общей и политической культуры Китая (до 1949 г. – официальная идеология), составной частью культурной матрицы Дальневосточной, конфуцианской цивилизации. Это единственная цивилизация на Земле названная именем конкретного человека.

Основой социально-политического и этического учения Конфуция, изложенного в сборнике “Лунь юй” (“Беседы и высказывания”, составленного учениками после смерти Конфуция), является принцип добродетели – “дэ”. Этот принцип распространяется на всех людей, причастных к управлению. По Конфуцию управляющие верхи должны быть совершенными (“цзюнь-цзы” – благородные) и подчинены строгим нормам ритуала “ли”: чувству долга и справедливости, стремлению к знаниям, верности, уважению к старшим, гуманному отношению к подчиненным. Благородный чиновник всегда следует справедливости (“дао” - путь, служение) и готов к отставке. “Правящий с помощью добродетели подобен полярной звезде, которая занимает свое место в окружении созвездий”.

Учение Конфуция пронизано ностальгией по золотым древним временам, когда государь – правитель, почитавшийся народом как самый добродетельный и мудрейший [c.15] человек, имел обыкновение избирать себе в преемники самого добродетельного и мудрого из своих подчиненных. Все, о чем писал и чему учил Конфуций, опиралось на мудрость древних китайских обычаев. “Передаю, а не создаю, – говорил он. – Верю в древность и люблю ее”. Конфуций интерпретировал нормы древности творчески, весьма продуманно, с учетом реальности, в которой он жил. Примерно так, как следуют учению Конфуция современные китайцы, для которых он – древность и традиция.

Признавая божественную и естественную стороны происхождения власти, учитель Кун свой главный интерес видел в том, как обустроить жизнь людей, обеспечить мудрый и справедливый порядок в государстве.

Этот порядок предполагает пять разнородных отношений: властителя и подчиненных, мужа и жены, отца и сына, старшего брата и младшего, друзей. В первых четырех должно быть повеление, с одной стороны, и полное подчинение, с другой. Властвовать следует справедливо и с благоволением, подчиняться же правдиво и искренне. В дружбе же руководящим принципом должна быть обоюдная добродетель.

Опираясь на традиционные воззрения, Конфуций развивал патриархально-патерналистскую концепцию государства. Он уподоблял государство гигантской семье: царь (“сын неба”) – отец, старшие братья – чиновники, младшие – работники. Цель государства и царской власти – общее благо семьи.

Изображаемая Конфуцием социально-политическая структура строится на принципе неравенства людей: “простолюдины”, “низкие”, “младшие” должны подчиняться “лучшим”, “старшим”. Тем самым обосновывалась аристократическая концепция правления восточного образца. Наряду с нравственностью, Конфуций отмечает большое значение четкой организации и формализации естественной деятельности с тем, чтобы каждый соблюдал свои обязанности и находился на отведенном ему месте, должности, посту (Конфуций. Лунь юй, 1962, с. 231-239).

Конфуций пытался восстановить весь комплекс сложившихся веками обычаев, определявших каждый шаг китайцев “ли”, пример же в их исполнении должны были показывать высшие и средние чиновники. Характерно, что он достаточно скептически относился к попыткам управления посредством создания новых жестоких законов. Таким путем можно вызвать страх, но не достигнуть нравственного обновления.

Следование ритуалу, обычаю позволяло, по его мнению, избежать насилия и острых социальных конфликтов. Конфуций также обращал внимание на важность использования принципа “исправления имен”: приведения обозначения различных статусных групп общества в соответствии с их реальностью. Многие афоризмы Конфуция широко распространены:

“Если наставлять приказами и насаждать порядок наказаниями, то люди будут стараться обойти запреты и потеряют чувство стыда. Если наставлять добродетелью и поддерживать порядок посредством ритуала, люди будут знать, что такое стыд и будут вести себя пристойно”.

“Не беспокойся о том, что не занимаешь высокий пост. Беспокойся о том, хорошо ли служишь на том месте, где находишься. Не беспокойся о том, что тебя не знают. Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы тебя знали”.

“Секрет доброго правления: правитель да будет правителем, подданный - подданным, отец – отцом, а сын – сыном”.

“Благородный муж берет своей основой чувство долга, претворяет его в жизнь посредством ритуала, являет миру в своей скромности, а приводит к завершению правдивостью своих слов”.

“Когда верхи чтят ритуал, никто из простолюдинов не посмеет быть непочтительным; когда верхи чтят долг, никто из простолюдинов не посмеет быть непокорным; когда верхи любят доверие, никто из простолюдинов не посмеет быть нечестным”.

“Когда богатства распределяются равномерно, то не будет бедности; когда в стране царит гармония, то народ не будет малочисленен; когда царит мир в отношениях между верхами и низами, не будет опасности свержения правителя”. [c.16]

“В кругу семьи почитай родителей. Вне семьи почитай старших. Будь честен и милостив с людьми, возлюби добро. Если, соблюдая эти правила, ты еще будешь иметь досуг, используй его для учения”.

“Человек расширяет Путь, а не Путь расширяет человека. Благородный муж помогает людям увидеть то, что в них есть доброго, и не учит людей видеть то, что есть в них дурного. А низкий человек поступает наоборот” (Афоризмы старого Китая, 1991, с. 15-25).

Распространены также политические идеи Мо-цзы (479-400 гг. до н.э.), вышедшего из школы Конфуция, но делавшего акцент не только на строгом исполнении законов, но и наказании за их неисполнение. Сборник его изречений, названный именем самого просветителя – “Мо-цзы”, составлен в VI в. до н.э. (см.: Мо-цзы, 1994, с. 175-201).

В этом сборнике отмечается важность договорной теории создания государства (добровольного выбора первого правителя), строгой дисциплины и централизации государственной власти, идей социального равенства. Мо-цзы осуждал аристократизм и ратовал за реформы в интересах народа. Он внес в китайскую политическую мысль идею эгалитаризма, связанную с отказом от роскоши. Мо-цзы полагал, что осуществление преобразований предполагает не только использование обычаев, но и установление новых правил в форме законов, что не всегда одобрял Конфуций. Именно со времен Мо-цзы право стало ассоциироваться в Китае не только с ритуалом “ли”, но и с наказанием “син” и законом “фа”. Он явился предшественником легизма, важного течения китайской политической мысли, соперничавшего с конфуцианством (Мо-цзы, 1999, с. 28-31).

Основателем легизма считается Шан Ян (390-338 гг. до н.э., правитель области Шан, работа – “Книга правителя области Шан”). Шан Ян констатирует, что народ распустился, стремится к удовольствиям, забывает свое основное занятие - земледелие, доходы казны падают. Общие призывы уже не помогают, речи в стиле Конфуция – тоже. Вот почему следует установить единообразие в мыслях и действиях: укрепить чиновничий и карательный аппарат, ввести жесткие нормы, определяющие все сферы жизни, обязательные для всех и обеспеченные наказанием “фа”, а не ритуалом “ли” и навести порядок. Латинизированное название школы (“фа” – порядок) – ”легизм”. В трудах “легистов” государство рассматривалось, как самодовлеющий институт, смысл и цель существования общества, восточная деспотия (см.: Шан Ян, 1968, с. 141-173).

Одним из видных представителей школы легистов считается Хань Фэй-цзы “Учитель Хань Фэй” (280-233 до н.э.). Сборник “Хань Фэй-цзы” состоит из 55 глав (разделов) об искусстве управления государством. Основные идеи: “Люди по природе эгоистичны и реагируют только на наказания или награды”. “Эффективное управление требует наличия законов, авторитета власти и искусства управления”. “Ясные и четко сформулированные законы правителя должны заменить расплывчатые моральные нормы в качестве стандарта поведения”. “Политическая власть должна принадлежать только правителю и не может быть разделена с аристократией и министрами”. “Правитель управляет при помощи сложной, но четко продуманной бюрократической системы, находящейся под его полным контролем”. “Порядок в обществе достижим только в том случае, когда “имена” соответствуют реальности”. “Подобно тому как природа без видимых усилий порождает тьму вещей, правитель должен управлять всем, не принимая видимого активного участия в управлении”.

Если попытаться сжато сформулировать идеи Хань Фэй-цзы, то можно сказать, что он предлагал управлять при помощи законов, утверждающих абсолютную власть правителя. Он выделял главные факторы, влияющие на эффективность управления: закон “фа”, власть, или сила “ши”, и политическое искусство “шу”. Благодаря ему в политическую мысль и науку вошло правило (тезис) о том, что “Закон, власть и политическое искусство – три главные составляющие эффективного управления государством” (Хань Фэй-цзы, 1999, с. 60).

Со времен легизма, знание законов и правил политического менеджмента считается [c.17] обязательным для политолога и политического деятеля.

Новейшая российская политологическая традиция и нормативы предполагают соответствующую правовую подготовку студентов-политологов. Так, политологи-специалисты и политологи-магистры, в соответствии с новым российским государственным образовательным стандартом, принятом в 2000 г., обязаны изучать и знать основные отрасли юриспруденции: конституционное, административное и международное право, в программы по политологии введен раздел “Политический менеджмент”, при изучении которого будет полезным обращение к опыту зарубежных и российских “легистов”.

Важным направлением ранней китайской политической мысли является также даосизм (основоположник Лао-цзы, книга “Дао-де цзин” VI-II в. до н.э.). В отличие от традиционно-теологических толкований “дао” как проявления “небесной воли” Лао-цзы характеризует “дао” как независимый от небесного владыки естественный ход вещей, естественную закономерность. “Дао” определяет законы неба, природы и общества. Оно олицетворяет высшую добродетель и естественную справедливостью. В отношении к “дао” все равны. Все недостатки современной ему культуры, социально-политическое неравенство людей, бедственное положение народа и т. д. Лао-цзы приписывает отклонению от подлинного “дао”. протестуя против существующего положения дел, он вместе с тем все свои надежды возлагает на самопроизвольное действие “дао”, которому приписывается способность восстанавливать справедливость. “Небесное “дао”, – утверждает он, – напоминает натягивание лука. Когда понижается его верхняя часть, поднимается нижняя. Оно отнимает лишнее и отдает отнятое тому, кто в нем нуждается. Небесное дао отнимает у богатых и отдает бедным то, что у них отнято. Человеческое же дао наоборот. Оно отнимает у бедных и отдает богатым то, что отнято”. В такой трактовке дао выступает как естественное право непосредственного действия.

Существенная роль в даосизме отводится принципу недеяния, воздержанию от активных действий. Недеяние выступает в этом учении прежде всего как осуждение антинародной активности властителей и богатых, как призыв воздержаться от притеснения народа и оставить его в покое. “Если дворец роскошен, то поля покрыты сорняками и хлебохранилища совершенно пусты. Все это называется разбоем и бахвальством. Оно является нарушением “дао”. Народ голодает оттого, что власти берут слишком много налогов”. Все неестественное (искусственно-человеческие установления в сфере управления, законодательства и т. д.), согласно даосизму, – это отклонение от “дао” и ложный путь. В известном смысле “дао” скорее означало отказ от культуры и простое возвращение к естественности, нежели дальнейшее совершенствование общества, государства и законов (см.: Антология, т.I., с. 494-496).

Резкой критике Лао-цзы подвергает всякого рода насилие, войны, армию. “Где побывали войска, – замечает он, – там растут терновник и колючки. После больших войн наступают голодные годы. Победу следует отмечать похоронной процессией”. Однако восхваляемое даосизмом недеяние вместе с тем означало также и проповедь пассивности, отказ от активной борьбы народных масс против своих угнетателей и притеснителей. Даосистской критике культуры и достижений цивилизации присущи консервативно-утопические черты. Лао-цзы призывает к патриархальной простоте минувших времен, к жизни в маленьких, разобщенных поселениях с малочисленным населением, к отказу от письменности, орудий труда и всего нового. Эти аспекты даосизма существенно притупляли его критицизм по отношению к реально существовавшим социально-политическим порядкам (см.: Лукьянов, 1991, с. 115-118).

Ярким представителем политической мысли Древнего Китая является Сюнь-цзы (313-238 гг. до н.э., автор книг “Сюнь Цзы”, “Трактата о военном искусстве”), полагавшего, что между взглядами “легистов” и “конфуцианцев” особых противоречий не существует и что их можно совмещать. Он также уделял значительное внимание анализу проблем политического устройства и управления (см.: Сюнь-цзы, 1997, с. 140).

Особый интерес представляют рассуждения Сунь-цзы о политическом искусстве [c.18] стратагем – умении облекать предварительные стратегические расчеты и планы в форму ловушек, в скрытые от противника хитроумные политические западни.

Стратагемность в какой то степени является чертой национального характера, китайской психологии. Китайцы любят “стратагемно” мыслить, широко используют стратагемные ловушки для достижения успеха. Стратагемность являет собой школу психологического и политического противоборства, которой присущи свои законы и требования. “Если ты и можешь, что нибудь, – писал Сунь-цзы, - показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; заманивай его выгодой, приведи его в расстройство и бери его; если он силен, уклоняйся от него” (Конрад, 1950, с. 34).

Образцы китайских стратагем:

“Объединиться с дальним врагом, чтобы побить ближнего”. “На Востоке поднимать шум, на Западе нападать”. “Объявить, что только собираешься пройти сквозь государство ГО, и захватить его”. “В покое ждать утомленного врага”. “Скрывать за улыбкой кинжал”. “Чтобы обезвредить разбойничью шайку, надо сначала поймать главаря”. “Тайно подкладывать хворост в котел другого”. “Заманить на крышу и убрать лестницу”. “Украсть балки и заменить их гнилыми подпорками”. “Бегство (при полной безнадежности) – лучшая стратагема” (Зенгер, 1995, с. 348).

После II в. до н.э. официальная идеология Китая стала совмещать в себе, как принципы легизма, так и конфуцианства. Особенность древних китайских политологических текстов состоит в том, что в этих источниках собственно политические, государственно-правовые элементы знания не всегда четко выделены.

Древний Китай – крупнейший очаг цивилизации и культуры мирового значения – в течение веков сохранял относительную замкнутость, нерасчлененность своих социально-экономических структур, политических институтов, а также патриархальный характер общественных отношений, семьи и быта, особый менталитет.

Все это нашло отражение в текстах, поражающих нас своей самобытностью, глубиной содержания, образностью, метафоричностью; далеко не всегда понятной европейскому читателю мудрой таинственностью суждений, импровизаций, аналогий, мистичностью обращений к небу, стихиям, богам; восточной созерцательностью, терпеливостью и покорностью власти; уважительностью к старшим, почти религиозным почитанием учителя; преклонением перед природой; фантастическим упорством в труде; философским отношением к смерти. Древнекитайские документы имеют системное, мировоззренческое значение.

Формирование политических идей и учений на Востоке – колыбели древнейших цивилизаций, религий, государств, политических и правовых документов, не могло не оказать воздействие на близлежащие регионы. Последовавший уже с VI в. до н.э. взлет древнегреческой политической мысли был связан и с возможностью творческого использования древнегреческими мыслителями потенциала восточного политического опыта и идей, поскольку в эти времена культуры и народы древности имели возможность соприкасаться и взаимообогащаться.

При изучение политической мысли Древнего Востока, затем Древней Греции и последующих эпох, целесообразно обращать внимание на проблему “осевого времени” – около 500 лет до н.э. Выдающийся мыслитель К.Ясперс отмечал, что с VIII вв. до н.э. по II в. до н.э. “сформировался человек такого типа, какой сохранился и по сей день, когда возникли и взаимодействовали великие культуры: индийская - веды, буддизм; китайская – конфуцианство, даосизм, иранская – зороастризм; палестинская – время пророков Илия, Исайя; греческая – время Гомера, Гераклита, Платона. Именно в эту эпоху, в осевое время были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий” (Ясперс, 1994, с.32-33). [c.19]

Литература

This article is researching basic dominants and values of the political myths and early political thought of the ancient East. The author analyses early political thought of the Egypt, Babylon, India and China, its contemporary meaning. The author describes and analyses the works of the ancient political scientists and famous political treatises:: “Arthashastra” (India), Laws of Hummyrapi” (Babylon), “Laws of Muny” (India), “Directions of Ptahotep” (Egypt) and so on. The author pays special attention to early political thought of China. He concludes that a genetic code and values of the early political thought of the ancient East shows its significance and at the modern conditions. The author stresses that history of political thought is an inseparable part of political science. [c.20]

		каталог