Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		содержание

Поскольку основные результаты исследования и выводы, касающиеся содержания понятия власти и ее форм были изложены ранее, в заключении я ограничусь вопросом о месте предлагаемой концептуализации власти в спектре имеющихся подходов и некоторыми соображениями практического характера.

В целом изложенную концепцию можно отнести к основной традиции в понимании власти, асссоциирующейся с М.Вебером, Р.Далем, П.Блау, С.Льюксом, Д.Ронгом и другими исследователями, определяющими власть как контроль над людьми. Я не разделяю позиции тех авторов (Т.Парсонс, Х.Арендт), которые рассматривают власть исключительно как коллективную собственность, обязательно легитимную и отличную от силы и принуждения. На мой взгляд, власть может быть как легитимной, так и нелегитимной, она возникает во всех видах человеческих отношений, в том числе и на индивидуальном уровне.

Однако предложенная концепция имеет существенные отличия от традиционного подхода в двух главных аспектах. Во-первых, я не рассматриваю конфликт (преференций или интересов) и “отношение нулевой суммы” между субъектом и объектом в качестве обязательных элементов власти. Соответственно, асимметрия, оппозиция и сопротивление не включаются в число ее определяющих характеристик. С этой точки зрения предлагаемая концепция шире традиционной, поскольку она допускает существование власти в форме убеждения и побуждения, т.е. охватывает все формы контроля субъекта над объектом.

Во-вторых, она отличается в понимании результата власти. Я предлагаю не просто ограничить результат власти достижением намеренных (предвиденных) следствий, как это делают некоторые авторы, но и [с.350] специфицировать его далее в терминах подчинения объекта субъекту. Это соответствует интерпретации власти как власти над людьми и позволяет различать осуществление власти и действия против интересов (преференций) людей, которые не ведут к их подчинению. Тем самым результат власти уже не ограничивается поведением объекта, но относится и к процессу формирования его преференций. Поэтому льюксовское “третье лицо власти” фактически включается в содержание понятия без “сущностно оспариваемого” значения “объективных” (“реальных”) интересов. В этом состоит, пожалуй, мой основной вклад в дискуссию о власти.

Для последующего уточнения специфики предложенной концепции власти ее необходимо сравнить с некоторыми конкретными подходами, с которыми у нее есть общие черты.

Как и многие другие исследователи, я разделяю диспозиционную концепцию власти. Однако власть не отождествляется с любой способностью сделать что-то (как, например, у П.Морриса): не любая способность есть власть. Я также не склонен противопоставлять власть ее осуществлению (как это делает тот же Моррис, а также некоторые другие исследователи), поскольку последнее, в отличие от обычного влияния, подразумевает наличие власти как потенциала.

Ограничивая власть отношениями, в которых субъект способен оказать воздействие на объект в соответствии со своими интенциями, я разделяю позицию Б.Рассела, Д.Ронга, Д.Уайта и других сторонников “интенциональной” концепции власти. Однако в отличие от Ронга и некоторых других авторов, которые понимают намеренное действие как полностью осознанную ориентацию на определенную цель, я рассматриваю “интенцию” как достаточно широкое понятие, которое не сводится к рациональному сознанию, а включает и значения надежды, веры, желания, благоприятного отношения и т.п. Кроме того, “интенция” не обязательно относится ко всем желательным или предвиденным [с.351] последствиям власти, а только к непосредственному результату власти, которым является подчинение объекта субъекту.

Поскольку власть концептуализируется как разновидность каузальной связи, она ограничивается отношениями, в которых субъект может заставить объект делать что-то, что объект в ином случае не стал бы делать. Ситуации, когда субъект лишь наказывает объекта за неповиновение, так и не достигнув его подчинения, не рассматриваются как осуществление власти (в отношении намеренных результатов). Здесь я не согласен с Х.Лассуэллом и Э.Кэплэном, Ф.Оппенхеймом, И.Уолтером и другими исследователями, которые относят их к власти. Кроме того, обладание и осуществление власти подразумевает, что субъект способен достичь своей цели путем воздействия на сознание и/или поведение объекта: случаи где актор может достигнуть желаемого для себя результата без оказания воздействия на объект (П.Моррис считает, что власть может иметь место и без воздействия субъекта на объект) или он уже имеет то, что хочет (“пассивная власть”) не рассматриваются в качестве власти или ее осуществления,

Эти и другие свойства власти отражаются (в большей или меньшей степени) в предлагаемой дефиниции власти. Власть – это способность субъекта обеспечить подчинение объекта в соответствии со своими намерениями.

Классификация и анализ форм власти опирается на уже имеющиеся классификации, предложенные исследователями, Классификация форм власти по источникам подчинения объекта субъекту довольно близка к классификации Д.Ронга, которая, на мой взгляд, является лучшей в литературе по проблемам власти. Отличие предлагаемой мною типологии состоит в том, что я рассматриваю принуждение и побуждение в качестве самостоятельных форм власти, тогда как Ронг считает их видами авторитета. Я также не согласен с ним в том, что манипуляция, убеждение и сила существуют только [с.352] в манифестированных формах в процессе осуществления власти: любая форма власти выражает способность субъекта сделать что-то, его потенциал. Власть в форме силы (манипуляции, убеждения) представляет собой способность субъекта применить силу (манипуляцию, убеждение) в отношении объекта.

Что касается понятия политической власти, то здесь я разделяю позицию тех исследователей, которые рассматривают ее как разновидность власти. Я не согласен с теми, кто фактически не различает “власть” и “политическую власть” (Т.Парсонс, Х.Арендт) или определяет политику через власть (Х.Лассуэлл и Э.Кэплэн). С другой стороны, мною отвергаются узкие интерпретации политической власти как политического права (Дж.Бентам) или “власти над властью” (П.Моррис). Политическая власть охватывает все властные отношения, связанные с государственным управлением и имеющие существенное влияние на общественную жизнь и интересы больших групп людей, т.е. все властные отношения в сфере политики.

Предлагаемая концепция и основные результаты исследования обусловливают ряд выводов и соображений практического характера, касающихся моего понимания власти и восприятия политического процесса. Во-первых, власть как общественное явление не является имплицитно насильственной, “негативной”, направленной против интересов объекта; с нормативной точки зрения ее последствия неоднозначны, вариативны. Отрицательные для общества результаты осуществления власти могут быть вызваны самыми разными обстоятельствами, прежде всего целями субъекта и способами использования ресурсов власти, но не властью как таковой. Власть представляет собой лишь способность осуществить те или иные изменения в объекте и не должна восприниматься (только) как “неизбежное зло”.

Во-вторых, не любые формы воздействия на сознание и поведение людей являются осуществлением власти. В отличие от структурной детерминации, власть [с.353] предполагает способность субъекта действовать иначе, его ответственность за определенные изменения в деятельности объекта. Не все политические события есть результат власти. Историческая практика подтверждает, что многие политические процессы протекают в известной мере независимо от устремлений субъектов власти и способов ее осуществления. С этой точки зрения анализ современной политической практики должен четко различать результаты деятельности тех или иных субъектов по осуществлению имеющейся у них власти, и политические события и изменения, которые были исторически неизбежны в сложившихся обстоятельствах. Власть, ее субъекты и носители не могут и не должны нести ответственность за все, что происходит в обществе.

В-третьих, распределение ценностей и благ между субъектами социальных отношений не тождественно распределению власти, как это нередко подразумевается. Не все люди, обладающие властью, используют ее для получения каких-либо выгод, и она не всегда приносит дивиденды, на которые они рассчитывают. Многие социальные блага, на первый взгляд связанные с определенной позицией во властной структуре общества, оказываются не последствием осуществления власти, а результатом действия иных сил. Поэтому в анализе общественных отношений важно проводить различие между тем, чего добился субъект с помощью своей власти, и тем, что ему “досталось” без каких-либо усилий с его стороны и было вне его контроля (“удача”).

В-четвертых, в оценке деятельности властных структур следует четко различать аспект власти и управленческий аспект, проблемы непосредственно связанные с осуществлением власти и собственно управленческие проблемы. Хотя в социальной практике осуществление власти обычно выступает средством управления, а субъект власти одновременно является и субъектом управления, анализ власти и анализ управления имеют свою специфику. В отличие от результата управления, [с.354] проявляющегося в достижении намеченных субъектом целей, результат власти всегда непосредственно связан с сознанием и поведением людей, он проявляется в подчинении объекта субъекту, которое может обеспечить достижение целей субъекта (но не обязательно). Неудачи в осуществлении политики и реализации целей субъекта управления могут быть обусловлены либо отсутствием у субъекта необходимой власти, либо ее неумелым использованием (ошибками в управлении), либо и тем и другим.

Различение власти и управления существенно в нескольких аспектах. В практическом контексте оно необходимо при анализе возможностей социальных субъектов обеспечить подчинение других субъектов и достичь определенных целей. Выделение властного и управленческого аспектов позволяет указать, в какой сфере лежат причины неудач тех или иных управленческих действий, поскольку, будучи тесно связанными между собой, источники эффективности, характеристики и в целом закономерности властвования и управления не являются тождественными. В моральном контексте оно дает возможность выяснить ответственность тех или иных людей (групп) за определенные события: мы не можем обвинять субъекта управления за невыполнение каких-то функций, если он просто не обладал необходимой властью (но мы можем обвинить его в халатном отношении к своим обязанностям, если он этой властью обладал). В оценочном контексте четкое различение власти и управления способствует реализации нашего интереса в оценке социального устройства (или его подсистем) с точки зрения рациональности распределения власти и его влияния на управленческие процессы.

В-пятых, предложенная концепция власти и выделенный набор ее отличительных признаков показывают основные направления и особенности практического исследования властных отношений в обществе, его предмет и проблематику. Диспозиционная трактовка [с.355] власти направляет исследование на анализ ресурсов власти субъекта и объекта (как уже используемых, так и неиспользуемых) и мотивационной сферы, в которой формируется решение об их мобилизации и применении. Изучение власти – это не только (не столько) исследование воздействия субъекта на объект, но прежде всего анализ возможностей субъекта влиять на объект определенным образом. Выделение интенции в качестве критерия значимого воздействия акцентирует внимание на тех видах социальных отношений, которые являются важными для субъекта власти, отсеивая малосущественные и второстепенные связи между субъектом и объектом. Признание второго и третьего “лиц” власти, а также отнесение к власти некоторых видов “правления предвиденных реакций” расширяет традиционную сферу исследования власти, подчеркивая роль ее латентных и скрытых (неповеденческих) форм. [с.356]

	предыдущая		следующая
		содержание