Библиотека Михаила Грачева

	Предыдущий документ		Следущий документ
		Содержание сборника

8 февраля 1945 г.

Рузвельт заявляет, что, как он думает, министры иностранных дел успешно закончили порученную им работу, и предлагает Идену доложить о достигнутых результатах. [c.155]

Иден сообщает, что министры иностранных дел рассмотрели вопрос о дате созыва конференции, о членстве в международной организации, о предоставлении двум-трем советским республикам прав членов-инициаторов, а также вопрос о том, какие страны должны быть приглашены на учредительную конференцию. Было решено рекомендовать созвать конференцию 25 апреля 1945 г. в США. Принято неокончательное решение о том, чтобы пригласить на конференцию членов Объединенных Наций, т.е. те страны, которые подписали декларацию Объединенных Наций на такое-то февраля 1945 г. Конференция должна будет установить список первоначальных членов международной организации. При этом делегаты Великобритании и Соединенных Штатов поддержат СССР в том, чтобы в числе первоначальных членов организации были две советские республики. Рассмотрение всех деталей приглашения поручено специальной подкомиссии.

Сталин заявляет, что у него есть список государств, которые объявили войну Германии. Означает ли, что все они будут включены в число членов Ассамблеи? Десять из названных стран не имеют дипломатических отношений с Советским Союзом.

Рузвельт отвечает, что есть несколько стран, которые стремятся к установлению отношений с Советским Союзом, но пока еще не сделали этого. Есть и такие страны, которые отношений с СССР не устанавливают, т.к. в них сильно влияние католической церкви. Нужно, однако, иметь в виду, что государства, не установившие отношений с Советским Союзом, участвовали вместе с Советским Союзом в конференциях в Бреттон-Вудсе и Атлантик-Сити.

Сталин говорит, что трудно строить безопасность с теми государствами, у которых нет отношений с Советским Союзом.

Рузвельт заявляет, что самым лучшим способом заставить эти страны установить отношения с СССР будет приглашение их на конференцию.

Далее Рузвельт касается одного вопроса, который, как он говорит, имеет свою историю. Три года тому назад Самнер Уэллес, исполнявший тогда обязанности государственного секретаря, посоветовал некоторым южноамериканским республикам не объявлять войны Германии, а только порвать отношения с ней. Республики последовали американскому совету. В дальнейшем они много [c.156] помогали Соединенным Штатам (например, давали им сырье). Репутация их хорошая. Месяц тому назад Рузвельт послал письмо шести президентам южноамериканских республик, в котором писал, что если они хотят быть приглашены на конференцию, то должны объявить войну Германии. Эквадор уже сделал это, но не успел еще подписать Декларацию Объединенных Наций. Парагвай объявит войну Германии через 10 дней, и в недалеком будущем так же поступят Перу и Венесуэла. Американскому правительству будет неудобно не пригласить все названные страны на конференцию после того, как они выполнили совет американского правительства, хотя, говоря по совести, этот совет был ошибкой.

Сталин спрашивает: как обстоит дело с Аргентиной?

Рузвельт отвечает, что Аргентины нет в том списке, который был передан делегацией США.

Сталин говорит, что ведь Аргентина также порвала отношения с Германией.

Рузвельт заявляет, что Аргентина не признана в качестве одной из Объединенных Наций.

Сталин отвечает, что он хотел бы обратить внимание на то, что если на конференцию будут приглашены не только страны, объявившие войну, но и “присоединившиеся”, то странам, действительно воевавшим с Германией, будет обидно сидеть рядом с теми, которые колебались и жульничали в течение войны.

Черчилль говорит, что, как он думает, страны указанной категории до получения приглашения на конференцию должны объявить войну Германии. Он согласен с тем, что некоторые из этих стран играли довольно плачевную роль, выжидая, кто окажется победителем. Однако мы все-таки не должны упускать из виду, что на Германию произведет удручающее впечатление, если еще одна группа держав объявит ей войну. Другие вражеские страны также увидят, что весь мир воюет против них, и это может оказать на них сильное влияние.

Рузвельт заявляет, что он хотел бы добавить к списку приглашаемых Исландию.

Черчилль замечает, что в отношении Египта правительство его величества чувствует особую ответственность, так как Египет два раза выражал желание объявить войну Германии и Италии. Однако британское правительство посоветовало Египту не делать этого, так как сохранение Египтом нейтралитета позволило [c.157] предотвратить воздушные бомбардировки Каира. Кроме того, англичанам с разных точек зрения был выгоден нейтралитет Египта. Когда враг находился в 30 милях от Александрии, египетская армия помогала союзникам, охраняя мосты, линии связи. Египет был более полезен при сохранении нейтралитета, чем если бы он объявил войну Германии и Италии. Конечно, если сейчас Египет захочет объявить войну, британское правительство не будет возражать.

Исландия также сыграла полезную роль в то время, когда еще Соединенные Штаты не вступили в войну. Исландия допустила американские войска в свою страну, тем самым нарушив свой нейтралитет. Исландия обеспечивала линию коммуникаций союзников.

Черчилль думает, что у обеих названных стран имеются основания для участия в конференции, если они объявят войну. Союзники должны дать им такую возможность. Черчилль хотел бы знать: существует ли намерение допустить на конференцию все те державы, которые объявят войну до 1 марта?

Сталин отвечает на вопрос Черчилля положительно.

Черчилль говорит, что в числе приглашенных не будет также Эйре, поскольку там имелись германская и японская миссии. С другой стороны, он, Черчилль, должен высказаться за приглашение Турции, хотя, может быть, это предложение и не встретит всеобщего одобрения. Турция заключила с Англией союз еще до начала войны, в очень опасное время. Когда началась война, турки считали, что их армия недостаточно хорошо вооружена для современного типа войны. Тем не менее позиция Турции была дружественной и полезной во многих отношениях. Турки даже предлагали англичанам помощь, хотя англичане не воспользовались этим предложением. Черчилль задается вопросом: не следует ли туркам дать возможность раскаяться на смертном одре?

Сталин отвечает, что Турцию следует пригласить, если она объявит войну Германии до конца февраля.

Рузвельт и Черчилль выражают с этим согласие.

Рузвельт говорит, что Дания была оккупирована немцами в течение суток, король был взят в плен, парламент был ликвидирован. Дания сейчас находится под властью Германии. Только один человек, претендовавший на то, что он представляет Данию, не признал нового датского правительства. Это был датский посланник в [c.158] Вашингтоне. Он не мог объявить войну Германии, но он дезавуировал действия созданного немцами правительства. Как быть с Данией? Нет сомнения в том, что если бы датчане были свободны, они были бы на стороне союзников.

Черчилль спрашивает, признали ли датчане независимость Исландии?

Сталин отвечает отрицательно.

Черчилль не думает, что между Исландией и Данией будут затруднения. Он согласен с маршалом Сталиным и Президентом в том, что на конференцию должны быть допущены все те, кто объявит войну до конца февраля. Дания будет участвовать в организации безопасности, когда получит возможность говорить от своего собственного имени.

Рузвельт предлагает утвердить доклад министров иностранных дел целиком с поправкой в том смысле, что на конференцию приглашаются Объединенные Нации, которые объявили войну против общего врага до 1 марта. Рузвельт говорит, что можно добавить к этому списку еще Турцию, если она объявит войну общему врагу до 1 марта.

Сталин спрашивает, каково мнение конференции о подписании Белоруссией и Украиной Декларации Объединенных Наций до 1 марта?

Рузвельт заявляет, что уже принят тот пункт решения министров иностранных дел, в котором говорится, что на конференции Объединенных Наций три державы будут рекомендовать включение советских республик в число членов-инициаторов.

Черчилль замечает, что ему кажется не совсем логичным приглашать на конференцию все малые страны, которые почти ничего не сделали для победы и только теперь, в последний момент, объявили войну, и в то же время откладывать приглашение двух советских республик. Жертвы, принесенные Белоруссией и Украиной, известны. Он, Черчилль, думает, что если эти две республики подпишут Декларацию Объединенных Наций, то их следует пригласить.

Сталин говорит, что может случиться так: соберется конференция, на ней будет сделана рекомендация пригласить советские республики, но кто-нибудь встанет и скажет, что они не подписали Декларацию Объединенных Наций. Поэтому было бы лучше, если бы советские республики подписали Декларацию теперь. Иначе, как же [c.159] их можно рекомендовать? Он не хотел бы затруднять Президента, но он все-таки просил бы его объяснить, в чем тут дело?

Рузвельт отвечает, что это технический вопрос, но тем не менее важный. Речь идет о том, чтобы согласиться на предоставление трех голосов Советскому Союзу.

Сталин спрашивает: не помешает ли приглашению Украины и Белоруссии тот факт, что они не подпишут Декларацию Объединенных Наций до 1 марта?

Рузвельт отвечает отрицательно.

Сталин заявляет, что в таком случае он снимает свое предложение. Он лишь хотел бы вставить названия республик – Украина и Белоруссия – в текст решений министров иностранных дел.

Рузвельт и Черчилль дают на это свое согласие.

Вопрос о Думбартон-Оксе считается исчерпанным, и Рузвельт переходит к польскому вопросу.

Черчилль говорит, что если ему будет разрешено, то он хотел бы предварительно заявить, что изучил результаты вчерашнего совещания министров иностранных дел и одобряет их.

Рузвельт заявляет, что в вопросе польских границ у делегации США не имеется возражений против первого пункта советских предложений. Делегация США согласна также с предоставлением Польше компенсации за счет Германии, а именно Восточной Пруссии к югу от Кенигсберга и Верхней Силезии вплоть до Одера. Однако Рузвельту кажется, что перенесение польской границы на Западную Нейсе мало оправдано.

Что касается вопроса о польском правительстве, то Рузвельт хотел бы предложить, чтобы советский министр иностранных дел и послы США и Англии в СССР были уполномочены вести в Москве переговоры с Берутом, Осубка-Моравским, Сапегой, Витосом, Миколайчиком и Грабским о создании нового правительства на следующей основе: сначала должен быть создан Президентский совет в составе трех лиц, возможно Берута, Грабского и Сапеги. Президентский совет будет представлять власть президента в Польше.

Этот Президентский совет займется созданием правительства из людей, имеющихся в варшавском правительстве, из демократических элементов внутри Польши и за границей. Созданное таким образом временное правительство даст обещание провести выборы в [c.160] учредительное собрание, которое изберет постоянное правительство Польши. Когда будет создано временное польское правительство национального единства, то наши три правительства его признают.

Сталин спрашивает: предполагается ли, что в указанном случае будет ликвидировано лондонское правительство?

Черчилль и Рузвельт отвечают утвердительно.

Черчилль говорит, что, когда будет создано временное польское правительство национального единства, британское правительство откажется от признания польского правительства в Лондоне и аккредитует своего посла при новом правительстве.

Сталин спрашивает: останется ли после того национальная собственность Польши, которой сейчас распоряжается польское правительство в Лондоне, в руках Арцишевского или она будет передана новому польскому правительству?

Рузвельт отвечает, что собственность Польши, находящаяся за границей, автоматически перейдет к новому польскому правительству.

Черчилль замечает, что он не знаком с юридической стороной дела, но думает, что Президент прав.

Далее Черчилль заявляет, что британская делегация подготовила альтернативный документ по польскому вопросу, который был передан русским друзьям. Но так как дискуссия началась по предложению Президента, то Черчилль готов продолжать ее в том же плане.

Черчилль говорит, что у него есть поправки к предложениям Рузвельта. Он считает, что конференция в своей работе достигла решающего момента. Речь идет о вопросе, урегулирования которого ожидает весь мир. Если мы разъедемся, продолжая признавать разные польские правительства, то все поймут, что между Великобританией и США, с одной стороны, и Советским Союзом – с другой, существуют коренные разногласия. Это имело бы весьма плачевные последствия во всем мире, и это наложило бы на нашу конференцию печать банкротства. Вместе с тем необходимо констатировать, что мы придерживаемся различных взглядов на основные факты или, по крайней мере, на некоторые из основных фактов.

Согласно информации, имеющейся в распоряжении британского правительства, люблинское, а теперь варшавское правительство не является таким, которое могло [c.161] бы быть признано подавляющим большинством польского народа. Если бы мы отказались от польского правительства в Лондоне и оказали бы поддержку люблинскому правительству, то, насколько можно судить, это вызвало бы протест всего мира, это вызвало бы протест всех без исключения поляков, находящихся за границей.

У нас имеется польская армия, состоящая из поляков, находящихся вне Польши. Она храбро сражалась. Черчилль не верит, чтобы эта польская армия примирилась с люблинским правительством. Эта польская армия рассматривала бы как измену признание британским правительством люблинского правительства и отказ от дальнейшего признания польского правительства в Лондоне.

Как Советскому правительству хорошо известно, он, Черчилль, не согласен с взглядами польского правительства в Лондоне и считает его действия неразумными. Однако формальное признание нового польского правительства, созданного год назад, вызвало бы очень большую критику действий британского правительства. Люди стали бы утверждать, что британское правительство уже раньше полностью уступило Советскому Союзу по вопросу о восточной границе Польши и теперь капитулировало перед ним по вопросу о характере польского правительства. В результате британское правительство подверглось бы в парламенте обвинениям. Дебаты, которые в этой связи развернулись бы, были бы весьма достойны сожаления и отрицательно отразились бы на единстве союзников.

По мнению Черчилля, советские предложения идут недостаточно далеко. Прежде чем правительство его величества могло бы отказаться от своей нынешней позиции, а именно от признания польского правительства в Лондоне, и признать новое польское правительство, оно должно убедиться в том, что новое польское правительство достаточно полно представляет польский народ. Конечно, у британского правительства исчезли бы все трудности, если бы в Польше произошли свободные выборы на основе всеобщего голосования. Британское правительство приветствовало бы всякое польское правительство, которое появилось бы в результате этих выборов, и отвернулось бы от лондонского правительства. Британское правительство, однако, с большим беспокойством относится к тому, что будет происходить в промежуточный период до того, как станет возможным организовать выборы. [c.162]

Рузвельт заявляет, что, как гость с другого полушария, он констатирует наличие у всех участников совещания единого мнения: в Польше возможно скорее должны быть проведены всеобщие выборы. Рузвельта, однако, интересует вопрос, как будет Польша управляться в промежуточный период, до устройства свободных выборов?

Сталин говорит, что Черчилль жалуется на отсутствие у него информации о Польше и на невозможность получить ее оттуда.

Черчилль отвечает, что некоторую информацию он имеет.

Сталин констатирует, что, хотя Черчилль и имеет некоторую информацию, она не совпадает с информацией Советского правительства.

Черчилль отвечает утвердительно.

Сталин заявляет, что, как он думает, Великобритания и Соединенные Штаты могут иметь информаторов в Польше. Переходя далее к руководителям варшавского правительства, он говорит, что популярность Берута, Осубка-Моравского и Роля-Жимерского в польском народе действительно громадна. Что является основой этой популярности? Прежде всего то, что они не покидали своей страны во время оккупации. Они находились в занятой немцами Варшаве, работали в подполье и вышли из подполья. Это импонирует польскому народу, который, естественно, сочувствует людям, не покинувшим его в трудную минуту. Польский народ не любит людей Арцишевского, так как он не видел их в своей среде в тяжелые годы оккупации. Надо считаться с психологией народа.

Второй важный факт, создающий популярность руководителям варшавского правительства, вытекает из побед Красной Армии. Советские войска двигаются вперед и освобождают Польшу. Это производит большой переворот в сознании польского народа. Известно, что поляки не любили русских, так как русские три раза участвовали в разделе Польши. Однако наступление Красной Армии и освобождение ею польского народа от гитлеровской оккупации совершенно перевернули настроение поляков. Их неприязнь к русским исчезла, вместо неприязни пришло чувство совсем иного порядка: поляки рады тому, что русские гонят немцев, что польское население освобождается, и у них появляется доброе отношение к русским. [c.163]

Поляки считают, что сейчас они переживают великий национальный праздник своей истории. И вот поляки удивлены, что люди из польского правительства в Лондоне не принимают участия в этом торжестве. Поляки спрашивают себя, почему они видят на празднике членов временного польского правительства и почему не видят лондонских поляков? Это, конечно, подрывает авторитет польского правительства в Лондоне.

Вот те два обстоятельства, которые лежат в основе огромной популярности членов временного польского правительства. Можем ли мы не считаться с таким фактом? Конечно, не можем, если хотим учитывать волю народа. Таковы те соображения, которые он хотел высказать в связи с вопросом об авторитетности людей из варшавского правительства.

Теперь об опасениях Черчилля, что участники конференции могут разъехаться, не достигнув соглашения по польскому вопросу. Как тут быть? У нас разная информация и разные выводы. Может быть, вызвать сюда поляков разных лагерей и выслушать их? Может быть, это увеличит нашу информацию? Черчилль недоволен тем, что временное польское правительство не избрано. Конечно, лучше иметь выбранное правительство, но до сих пор этому мешала война. Он думает, что недалек уже день, когда выборы в Польше смогут состояться.

Но вот ведь во Франции правительство де Голля тоже не избрано и в состав его входят разные элементы. Однако, несмотря на это, мы охотно ведем дела с де Голлем и заключаем с ним соглашения. Почему нельзя также поступить с временным польским правительством после того, как оно будет пополнено? Почему от Польши требовать большего, чем от Франции? Он уверен, что если подойти к польскому вопросу без предубеждения, то его можно успешно разрешить.

Положение не так трагично, как его рисует Черчилль. Если не придавать излишнего значения второстепенным вещам и сконцентрировать внимание на главном, то можно найти выход. Легче реконструировать существующее временное польское правительство, чем создавать совсем новое. Что касается вопроса о Президентском совете, то на эту тему нужно было бы поговорить с самими поляками.

Рузвельт спрашивает, когда будет возможно проведение свободных выборов в Польше? [c.164]

Сталин отвечает, что выборы могут состояться через месяц, если не произойдет какой-либо катастрофы на фронте, если немцы не побьют союзников, а он надеется, что немцы не побьют союзников.

Черчилль заявляет, что, разумеется, свободные выборы успокоили бы умы в Англии. Британское правительство поддержало бы новое правительство, и все остальные вопросы отпали бы. Конечно, мы не можем просить ни о чем, что мешало бы военным операциям советских войск. Эти операции должны стоять на первом месте. Но если бы оказалось возможным через два месяца провести выборы, то создалась бы совершенно новая ситуация и никто не мог бы этого оспаривать.

Рузвельт рекомендует передать обсуждаемый вопрос на рассмотрение министров иностранных дел.

Черчилль с этим соглашается и добавляет, что он хотел бы поставить один небольшой вопрос. Было бы весьма полезно, если бы можно было договориться о регулярных встречах трех министров иностранных дел с целью консультации через каждые три-четыре месяца, поочередно в каждой из столиц.

Сталин говорит, что это было бы правильно.

Рузвельт заявляет, что это – хорошее предложение. Однако Стеттиниус должен также заниматься делами Южной Америки. Поэтому Рузвельт считает, что встречи министров иностранных дел могли бы происходить по мере необходимости, без фиксации точно определенных сроков.

Черчилль предлагает, чтобы первая встреча состоялась в Лондоне.

Сталин отвечает согласием. <…> [c.165]

	Предыдущий документ		Следущий документ
		Содержание сборника