Библиотека Михаила Грачева

Сталин И.В.

Выступление на заседании Политбюро ЦК ВКП(б)

по вопросам партийной пропаганды

в связи с выходом «Краткого курса истории ВКП(б)»

10 октября 1938 года

Сталин: Так получается: одни изучают историю партии и не считают себя обязанными Маркса изучать; другие изучают диалектический материализм и не считают себя обязанными изучать историю партии.

И вот теперь у историков партии переполох: есть история партии, есть исторический материализм, две разные дисциплины, – рассуждают они. Вот это функциональное расщепление, оно и помутило сознание людей, и поэтому они считают выход курса истории партии величайшим событием.

Никакого величайшего события здесь нет. Но так как вы расщепили марксизм на части, на историю партии, на диамат, на исторический материализм, – никто не хочет все эти дисциплины изучать. Вот и получился переполох в головах людей. А между тем эта книга замечательна тем, что она все это объединяет. Весь фокус, весь секрет в этом и состоит.

Бедин: Это совершенно правильно, тов. Сталин.

Сталин. Историки партии должны быть лекторами–марксистами. Верно ли это?

Бедин. Совершенно правильное замечание, тов. Сталин. Наша задача состоит в том, чтобы и философы и историки научились изучать марксизм-ленинизм как одно целое.

Сталин. А какие же они историки, если они марксизма не изучали. Дайте-ка мне слово.

Сталин. Вот я и говорю, что пропагандистам стало трудновато в той неразберихе, которая у них создалась. Как видите, идут разговоры о том, что всех пропагандистов надо переучивать, переподготавливать. Почему бы это? Ведь ничего нового здесь нет. Марксизм-ленинизм – дело старое. Но всюду люди оказались перед проблемами чего-то нового, как будто учебник ставит перед ними новые задачи. Предлагают всех переучивать на историков, на марксистов, даже тех, [c.159] кто преподает ленинизм, пропагандистов вообще. А что собой представляет курс истории? Это ни в коем случае нельзя назвать обычной историей. Обычно история партии, как и всякая другая история, состоит в том, что излагаются факты, излагаются связно, даются некоторые наметки по части связи этих явлений между собой, затем идут хронологические даты, годы и т. д. Вот вам и история!

Краткий курс истории представляет собой совершенно другой тип истории партии. Собственно, история партии тут взята как иллюстрационный материал для изложения в связном виде основных идей марксизма-ленинизма. Исторический материал служит служебным материалом. Правильнее было бы сказать, что это есть краткое изложение истории, демонстрированное фактами, причем не фактами выдуманными, а историческими, которые должны быть всем известны. Это и есть курс истории партии. Это курс истории не обычный. Это курс истории с уклоном в сторону теоретических вопросов, в сторону изучения законов исторического развития.

Теория – это закон истории. Теория представляет собой сумму законов по изучению законов развития общества, развития рабочего движения, развития пролетарской революции, развития социалистического строительства. Надо учитывать одно, что никогда и никто цельной картины событий не давал. Вряд ли наступит время, когда история исчерпает все эти законы. Всегда, в зависимости от условий, вскрываются какие-то новые стороны, новые явления. Это есть новые законы, только и всего.

Как произошло, что мы расщепили, разбили марксизм-ленинизм, провели своеобразную функционалку в деле пропаганды? Мы здесь, конечно, сами виноваты. Мы отделили пропаганду от печати. Это совершенно неправильно. Лучшей формой пропаганды, бесспорно, является печать, и коль скоро мы две неразрывные части одного целого отделили друг от друга, ясно, что пропаганда потянулась в кружки. У нас произошло отделение пропаганды устной от пропаганды печатной, что в корне неправильно. Этим мы толкнули пропагандистов на то, чтобы сунуться в кружки, причем кружков наплодили очень много.

Задача сейчас состоит в том, чтобы объединить пропаганду устную с пропагандой печатной. Тогда центр тяжести нашей пропагандистской работы переместится в печать, лекции. Нет в мире лучшей пропаганды, чем печать – журналы, газеты, брошюры. Печать – это такая вещь, которая дает возможность ту или иную истину сделать достоянием всех. Допустим, что в кружке занимается 20 человек. [c.160] Может быть пропагандист замечательный, замечательные вещи он говорит, но кому это известно? 20 человекам и больше никому. Почему доклад, разъяснение, консультацию не напечатать? Тогда это станет достоянием всех. Вот какая разница между пропагандой устной и печатной. Печатная пропаганда сильнее. Я бы сказал, что устная пропаганда – это кустарничество своего рода, мелкое производство. Печатная пропаганда – это крупное машинное производство.

Я еще понимаю, когда мы были в подполье, когда печать не была в наших руках, наши люди, естественно, собирались в кружки потому, что ничего другого делать не оставалось. Теперь, когда мы стоим у власти, когда печать у нас в руках, когда мы имеем столько газет и журналов, нам ни в коем случае нельзя замыкаться в кружки, пренебрегая печатью. Это чепуха какая-то! Вот до чего мы дошли.

Задача сейчас в том, чтобы объединить пропаганду устную, которая будет играть роль подчиненную, с пропагандой печатной, которая будет играть командную роль в области пропаганды. А ведь мы не только искусственно отделили пропаганду устную от печатной, но само содержание пропаганды вообще расщепили, разбили. Так у нас получилось. Я не в оправдание это говорю, но Центральному Комитету некогда было заниматься этим делом. Мы занимались другими, не менее важными вопросами, но сейчас нельзя не заметить, что мы и здесь, в области пропаганды, допустили своеобразную функционалку, с точки зрения содержания пропаганды. Как можно отделить исторический материализм от ленинизма? Никак. То, что писали, чему учили Маркс и Энгельс, – это фундамент. То, что дал Ленин нового по сравнению с Марксом и Энгельсом, – это продолжение развития. Но, не зная фундамента, нельзя понять и того нового, что было дано в дальнейшем. Для того, чтобы понять то новое, что дал Ленин, надо знать фундамент, надо знать то, что дали Маркс и Энгельс. Но в своей практике мы отделили это дело. Это, конечно, совершенно неправильно, нелепо. Изучают ленинизм. В программе по изучению ленинизма кое-что о Марксе и Энгельсе сказано, главным образом некоторые брошюры Маркса и Энгельса – «Коммунистический манифест» и т. д.; дается краткая характеристика на одной странице исторического материализма, а потом идет то, что написал Ленин. Можно ли так изучать? Конечно, нельзя. Ленинизм отделен от марксизма, что безусловно неправильно. Чтобы Ленина понять, чтобы понять, что он дал нового – а он дал чрезвычайно много нового, – надо узнать истоки, а эти истоки – марксизм. Надо говорить не о ленинизме, а надо говорить о марксизме–ленинизме, чтобы фундамент не был [c.161] отделен от его продолжения. А у нас получилось, что в программе по изучению ленинизма почти ничего не говорится о произведениях Маркса и Энгельса. Так ленинизм нельзя изучать. Марксизм и ленинизм должны быть объединены, потому что они представляют одно целое, разрывать их нельзя. Надо преподавать впредь марксизм-ленинизм, то есть начинать с того, как Маркс и Энгельс пришли к теории исторического материализма, на основании каких предпосылок Маркс и Энгельс пришли к этому, затем нужно изучать произведения Маркса и Энгельса и после этого перейти к Ленину. Тогда Ленин, то новое, что он дал, будет понято. Мы не только марксизм от ленинизма отделили в практике преподавания, мы отделили от марксизма-ленинизма исторический материализм и преподаем его как особую дисциплину. Нельзя Маркса понять, не имея понятия, правильного понятия о диалектическом материализме. То, что появилась IV глава «Краткого курса», это ведь не случайно. Мы хотели эти расщепившиеся части соединить. Расщепить все эти части, значит искалечить их. Соединить их – значить восстановить то, что должно быть, что есть на самом деле. Как мы раньше изучали это дело? Начинали с диалектического материализма, брались за Плеханова, тогда еще не знали книги Ленина «Что такое друзья народа». Изучали главным образом книгу Плеханова о диалектическом материализме, брали первоисточники – сочинения Маркса и Энгельса, «Коммунистический манифест» и др. Было чрезвычайно трудно – самим нужно было работать над теорией. Так и изучали, а потом переходили к политике. Политика сама вытекала из диалектического материализма, из изучения произведений Маркса и Энгельса. И были как будто неплохими марксистами.

Вот, чтобы наши пропагандисты знали научный марксизм, они должны соединить диалектический материализм с историческим материализмом, который является логическим выводом из диалектического материализма. Только потом можно изучить и понять то новое, что дано Лениным. «Краткий курс истории ВКП(б)» задался целью все эти расщепленные части соединить. При этом нужно сказать, что ничего нового здесь нет. Именно по этому пути мы, старые большевики, в свое время изучали марксизм. Здесь восстанавливается тот старый путь, который оказался расщепленным на несколько дисциплин. Этот старый путь мы теперь восстанавливаем при помощи «Краткого курса истории партии». Так что ничего особенного не произошло, никакого переворота нет ни в мышлении, ни в теории, ни одного слова нового не сказано, объединено лишь то, что было [c.162] разрознено, расщеплено. Диалектический материализм здесь связан с историческим материализмом, исторический материализм связан с политикой и экономикой, все это и составляет марксизм-ленинизм.

Все это иллюстрируется историческими фактами. Исторические факты, они не выдуманы, они пред нашими глазами прошли. И как раз на исторических фактах лучше, естественнее и понятнее демонстрировать основные идеи марксизма-ленинизма. Заявляют некоторые, что о лицах в «Кратком курсе» мало говорится. В нашем учебнике другой подход. Старые учебники, они излагают события в узком историческом разрезе и часто на лицах отыгрываются. ЦК считает, что этот метод педагогически неудовлетворителен, он мало воспитывает, ЦК считает, что не на том надо воспитывать, кто сколько раз в ссылку высылался, кто сколько раз был в тюрьме и т. д., хотя это также имеет известное значение. История, заостренная на лицах, для воспитания наших кадров ничего не дает, или дает очень мало, историю надо заострить на идеях…

Именно поэтому в Кратком курсе истории о лицах говорится мало, именно поэтому весь материал расположен по узловым пунктам развития нашей партии, по узловым пунктам развития идей марксизма-ленинизма. Это больше воспитывает людей, это создает меньше интереса к отдельным лицам и вождям, это больше способствует выработке сознания для того, чтобы стать настоящим марксистом–ленинцем.

Вот это я и хотел разъяснить, чтобы товарищи не путались, не говорили, что в связи с изданием Краткого курса истории они сталкиваются с чем-то новым, не говорили о перевороте, об эпохе и так далее. Ничего переворачивать не надо. Надо восстановить старый марксизм-ленинизм. Мы это дело восстанавливаем на фактах истории.

Второй вопрос, на котором я хотел остановиться. Я выступаю здесь для того, чтобы предупредить некоторое непонимание вопроса, которое обнаруживают товарищи.

К кому обращена книга? К кадрам, к нашим кадрам. А что такое кадры? Кадры – это командный состав, низший, средний и высший командный состав всего нашего государственного аппарата, включая сюда и хозяйство, и кооперацию, и торговлю, и промышленность, культуру, врачебное дело, вообще все, чем государство живет и на основании чего государство руководит народным хозяйством и народом.

Мы обычно привыкли узкопартийные кадры называть просто кадрами. Это не обидно. А что касается всех остальных, мы их [c.163] называем, несколько презрительно, служащими. А между тем без этих служащих, без этой интеллигенции, без людей, которые живут интеллектом, – государство существовать не может. Ни один класс не может удержать власть и руководить государством, если он не сумеет создать своей собственной интеллигенции, то есть людей, которые отошли от физического труда и живут умственным трудом. Товарищ Хрущев думает, что он до сих пор остается рабочим, а между тем он интеллигент (веселое оживление в зале). Он перестал быть рабочим, потому что живет интеллектом, работает головой, отошел от физического труда, вышел из среды рабочих. Кое у кого из наших людей было такое махаевское отношение к кадрам. Махайский – это был один социал-демократ, я с ним в ссылке встречался, который набил руку на том, что ругательски ругал партийную интеллигенцию. Он считал, что надо истребить партийную интеллигенцию и только после этого восстановится порядок в партийных рядах. Махайский был членом партии, но на деле он был, конечно, анархистом. Вот это и называется в истории партии махаевщиной, эта ненависть к партийной интеллигенции. Конечно, Махайский был дурак, круглый идиот, потому что он не понимал, что надо не только ценить свою интеллигенцию, но весь рабочий класс, все крестьянство сделать интеллигенцией.

У нас старое отношение к интеллигенции буржуазной, чужой нам, иногда переносят на нашу новую, рабоче-крестьянскую интеллигенцию. А что собой представляет наша советская интеллигенция? С одной стороны, это мы – старые большевики, которые душу отдали делу революции и которых не сдвинешь с позиции большевиков, и, с другой стороны, 9/10 молодежи, людей, вышедших из рабочих и крестьян, а также из мелкой трудящейся интеллигенции. Вот что представляет собой наша советская рабоче-крестьянская интеллигенция. Они и составляют основное ядро служащих. У нас часто бывает так: работал рабочий у станка, потом пошел учиться, стал образованным человеком, и к нему сразу пропало всякое уважение. Я считаю, что это дикость. При таких взглядах мы можем действительно загубить государство, загубить социализм. Что такое управление? Одни составляют директивы! Директивы – это пустое место, если они не выполняются. Значит, другие исполняют эти директивы. Как они исполняют, это тоже важно. Надо, чтобы было правильное понимание, чтобы была готовность исполнять директивы, чтобы люди, которые проверяют исполнение и подводят итоги, подсказывали руководителям, в чем были недостатки директив и т. д. [c.164] Было бы неразумным и наивным думать, что все директивы, которые идут как приказы, как постановления из Москвы, что все они правильные. Это было бы наивно думать. Если москвичам, центру, не будут помогать и поправлять их ошибки практики на местах, которые видят на ощупь, что получилось из этих директив, если не будет такого контакта и взаимодействия между центром и людьми с мест, – тогда никакого толку от всей нашей работы не будет. Весь этот аппарат, начиная сверху и кончая низовым звеном, который исполняет директивы, постановления, приказы и проч., он и составляет кадры нашей интеллигенции. Мы еще и дальше будем черпать этих людей из рабочих и крестьян, создавая и воспитывая из них нашу советскую интеллигенцию. А те, которые думают, что человек, уйдя от станка или трактора и став интеллигентом, погиб для общества, есть люди прошлого. Я бы сказал, они хуже врагов, вот эти люди, которые так смотрят на нашу интеллигенцию, на людей, которые вчера были рабочими, а сегодня стали интеллигентами. Те, которые презрительно относятся к нашей интеллигенции, есть жалкие, несчастные люди, махаевцы, ничего общего с марксизмом не имеющие.

Так вот, на эти кадры, на кадры нашей интеллигенции, мы прежде всего и рассчитываем, к ним обращаемся в нашей книге. Это вовсе не значит, что мы не обращаемся к рабочим у станка или к крестьянам у трактора, у плуга, у сохи. Если вы так поняли доклад товарища Жданова, это неправильно. Мы хотим повернуть внимание наших товарищей на кадры партийные, советские, хозяйственные, колхозные. Это все замечательные люди. Вот к этим людям прежде всего мы и обращаемся, потому что как раз внимания к ним, к нашей интеллигенции у нас и не хватало.

Вся установка шла, я бы сказал, по линии полумахаевских ошибок. Считали, ежели у пропагандиста есть кружок на заводе – хорошо. Ну, о крестьянах тоже забыли, больше думали о крестьянском хлебе; дать им новые мысли, новые идеи – мало об этом заботились. Если пропаганда ведется среди фабрично–заводских рабочих – хорошо, а пропаганда среди кадров, которые руководят, – а нужна ли она? Вот как смотрели на это дело. Если проверить все наши кружки, окажется, что девяносто девять сотых кружков – это фабрично-заводские кружки. (Голоса: правильно.) Что касается кадров – бывших рабочих, бывших крестьян, ставших теперь интеллигентами, которые управляют, что касается молодежи, которая учится управлять, – на них не обращалось никакого внимания. Теперь мы поворачиваем внимание именно в сторону кадров. Рабочие от станка при этом не пострадают, потому что столько [c.165] кружков поналадили сокращенных и несокращенных, что много еще останется и у рабочих нехватки в пропаганде не будет

Что касается пропаганды среди кадров, тут пробел очень серьезный. Тут люди должны быть образованные. Всех рабочих мы сделаем когда-нибудь образованными, сделаем интеллигентами. Еще лет 5–6, и у нас не будет ни одного молодого человека, который не прошел бы 8–милетки. Это уже некоторый фундамент для того, чтобы сделать через некоторое время всех рабочих и крестьян интеллигентами. Но мы на этом не остановимся, мы пойдем дальше, будем толкать рабочих и крестьян, чтобы все они стали интеллигентами. Тогда мы будем непобедимы. Ну, это дело будущего, а настоящее состоит в том, что молодые люди идут на заводы, на фабрики, там они работают 8 часов, устают, а их силком заставляют идти заниматься на кружки. Трудно же, в самом деле, поверить, чтобы все охотно шли в эти кружки. Имеется 70 тыс. кружков, если по 10 человек на кружок, так это составит 700 тыс. человек – около миллиона. Я уверен, что больше половины рабочих пошло в эти кружки по принуждению. Кто вам сказал, что можно человека просветить, таща его на аркане в кружок? Дайте ему самому почитать, он поймет, a не поймет – спросит. Глупо, неразумно думать, что кружок есть единственное и главное средство марксистского просвещения рабочих. Дайте ему самому читать и не думайте, что только просвещением рабочих от станка можно исчерпать нашу работу.

Самое серьезное зло, которое у нас за последнее время вскрылось, это то, что наши кадры оказались недостаточно подкованными. Если кадры решают все, а это кадры, которые работают интеллектом, это кадры, которые управляют страной, и если эти кадры оказались политически слабо подкованными, это значит, что государству угрожает опасность. Возьмите вы бухаринцев. Их верхушка – это прожженные фракционеры, они, потеряв почву в народе, стали опираться на сотрудничество с иностранными разведками. Но кроме главарей – Бухарина и других – были и у них массы, и не все они являлись шпионами и разведчиками. Надо полагать, что тысяч десять–пятнадцать–двадцать, а то и больше людей было у Бухарина. Надо полагать, что столько же, а может быть, и больше было людей у троцкизма. Что же, все они шпионами были? Конечно, нет. Что же с ними случилось? Это были кадры, которые не переварили крутого поворота в сторону колхозов, не смогли осмыслить этого поворота, потому что политически были не подкованы, не знали законов развития общества, законов экономического развития, законов [c.166] политического развития. Я говорю о тех рядовых и средних троцкистах и бухаринцах, которые у нас занимали довольно серьезные посты – кто был секретарем обкома, кто был наркомом, кто заместителем наркома. Как объяснить, что некоторые из них стали шпионами и разведчиками? Ведь среди них были наши люди, которые перешли затем к ним. Почему? Оказались политически неподкованными, оказались теоретически необразованными, оказались людьми, которые не знают законов политического развития, и поэтому им не удалось переварить того крутого поворота, который называется поворотом в сторону колхозов. Это был невиданный эксперимент, имеющий исключительно большое значение. Нужно было мужика втянуть в социалистическое строительство. Никогда до этого таких экспериментов не было. Маркс и Энгельс говорили кое-что о возможности и необходимости вовлечения крестьян в социалистическое строительство. Начали мы это дело с первых лет революции, но это была декларация. Переход от слов к делу начался с 1930 года и продолжался в 1931 и 1932 году. Так как многие из наших кадров оказались политически слабо подкованными, теоретически плохо подготовленными людьми, которые не знали законов исторического развития, которые считали, что ничего из этого не выйдет, вот на этой базе мы потеряли довольно значительные кадры, способных людей. Что это значит? Это значит, что мы дело теоретической подготовки наших кадров прозевали. Эту ошибку можно объяснить чем угодно. Можно объяснить тем, что мы были заняты более серьезными делами и т. д. За это время мы потеряли часть кадров, но приобрели огромное количество низовых работников, получили новые кадры, завоевали народ на базе колхозов, завоевали крестьянство. Только этим объясняется, что нам так легко удалось вчерашних наркомов и зам. наркомов смахнуть…

За это время мы, конечно, не впустую работали. Народ, крестьянство, рабочий класс мы завоевали, но они нуждаются в руководстве. Руководить нам приходилось через аппарат, а в аппарате оказалось много чуждых людей, которые шли за нами до коллективизации и отошли от нас во время коллективизации. Таким образом, завоевав народ, мы прозевали кадры. Этот факт надо признать, и эту ошибку следует исправить. Как ее исправить? Политической и теоретической подготовкой наших кадров служащих. Служащие – это не рабочие от станка и не колхозники, которые всей душой будут стоять за нас, потому что результаты нашей политики видят на практике. Служащий – человек, рассуждающий головой, [c.167] работающий интеллектом. Он хочет знать, в чем дело, ставит вопросы, путается, потому что политической подкованности у него нет, занимается делячеством, перегружает себя, у него отпадает охота заниматься своим марксистским воспитанием, своей большевизацией. И вот этот пробел мы должны восполнить.

Это начинается с издания Краткого курса истории. Это книга, которая демонстрирует основные идеи марксизма-ленинизма на исторических фактах. Именно потому, что она демонстрирует их на исторических фактах, она будет убедительна для наших кадров, работающих интеллектом, для людей рассуждающих, которые слепо за нами не пойдут. Это дело мы прозевали, нам необходимо теперь его восполнить.

Вот почему мы говорим, что надо обратиться в первую очередь к нашим кадрам. Мы являемся противниками того, чтобы оказывать какое-либо пренебрежение к нашей интеллигенции, наоборот, ее надо уважать, потому что она помогает нам осуществлять руководство страной, а мы должны помочь ей изучить законы исторического развития. Без теории, без знания законов исторического развития нельзя работать, нельзя руководить государством. А для того, чтобы осуществлять это руководство, надо хорошо знать историю нашей партии, надо знать основные идеи марксизма-ленинизма. Вот почему, повторяю еще раз, книга эта обращается прежде всего к нашим кадрам, которые мы прозевали. У нас имеется этот пробел, но мы, безусловно, сумеем его восполнить.

Слова товарища Жданова насчет того, что книга обращается прежде всего к кадрам, нельзя понимать так, что мы поворачиваемся спиной к рабочим или крестьянам. Этого никогда не будет. Мы всегда обращали и обращаем теперь большое внимание на рабочих. Но чего мы не сделали? Мы мало внимания обращали на подготовку нашей интеллигенции, на людей, которые работают в нашем руководящем аппарате. Вы не думайте, что руководить – это значит издавать директивы или хорошие постановления. Чепуха это! Важно исполнение этих директив. И вот вся эта вереница людей, высшее, среднее и низшее звено, служащие, – это и есть руководящий аппарат, те, которые издают постановления, и те, которые их выполняют.

Вот почему и вы – пропагандисты, люди, занимающиеся обработкой голов других людей, должны обратить серьезное внимание на служащих, не фыркать на них и не проявлять к ним того пренебрежения, которое зачастую проявлялось. И особенное внимание, советую, прежде всего, обратить на учащихся, потому что [c.168] завтра эта молодежь будет командным составом нашего хозяйства, нашей промышленности, нашей культуры, одним словом, всего, что называется управлением государством.

Вот замечания, которые я хотел сделать.

Предыдущая публикация

Алфавитный указатель сочинений И.В. Сталина   Оглавление тома 18 сочинений И.В. Сталина

Следующая публикация