Предыдущаяпубликация |
Алфавитный указательсочинений И.В. Сталина
Содержание тома 6сочинений И.В. Сталина |
Следующаяпубликация |
Источник:
Сталин И.В. Cочинения. – Т. 6. – М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1947. С. 27–45.
Примечания 3–8: Там же. С. 403.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
Я уже в докладе говорил, что не хотел бы касаться истории вопроса, не хотел бы потому, что это вносит элементы склоки, как я выразился, и взаимных обвинений. Но раз этого хочет Преображенский, раз он этого требует, то я готов пойти на уступки и сказать два слова об истории вопроса о внутрипартийной демократии.
Как возник вопрос о внутрипартийной демократии в ЦК? Возник он впервые на пленуме ЦК в сентябре месяце, возник в связи с теми конфликтами, которые разыгрались на предприятиях, и в связи с той оторванностью от масс некоторых партийных и профессиональных организаций, которую мы тогда вскрыли. ЦК пришел тогда к мысли, что дело это серьезное, что в партии накопились недочеты, что необходимо создать специальную авторитетную комиссию, которая разобралась бы в этом деле, изучила бы факты и внесла конкретные” предложения об улучшении партийного положения. То же самое нужно сказать в отношении вопроса о кризисе сбыта, о “ножницах”. И постановка вопросов, и выборы комиссии о внутрипартийном [c.27] положении и о “ножницах” прошли без всякого участия оппозиции. Где была тогда оппозиция? Если не ошибаюсь, Преображенский был тогда в Крыму, Сапронов – в Кисловодске, Троцкий заканчивал в Кисловодске свои статьи об искусстве и собирался в Москву. Еще до их приезда ЦК поставил этот вопрос у себя на заседании. Они, придя на готовое, ни единым словом не вмешивались, ни единого возражения не выставили против плана ЦК. По вопросу о партийном положении был прочтен в сентябре доклад тов. Дзержинского на совещании секретарей губкомов. Я утверждаю, что ни на пленуме в сентябре, ни на совещании секретарей нынешние члены оппозиции не дали ни одного слова намека о “жестоком хозяйственном кризисе” или о “кризисе в партии” и о “демократии”.
Как видите, вопросы о демократии и “ножницах” были поставлены самим Центральным Комитетом, инициатива находилась целиком в руках ЦК, а члены оппозиции молчали, ибо находились в нетях.
Это, так сказать, первый акт, первая стадия истории вопроса.
Второй акт начался с пленума ЦК и ЦКК в октябре. Оппозиция, во главе с Троцким, видя, что дело запахло наличием недочетов внутри партии, что ЦК уже взялся за это дело, создал комиссии и, – не дай бог, инициатива останется в руках ЦК, – попыталась, задалась целью вырвать у ЦК инициативу и сесть на конька демократии, ибо конек этот, как известно, прыток, и можно попробовать объехать на нем ЦК. На этой основе возникли те документы, о которых здесь Преображенский распространялся – документ 46-ти3 и письмо Троцкого. Тот же самый Троцкий, который [c.28] в сентябре, за несколько дней перед своим фракционным выступлением, молчал на пленуме и, во всяком случае, не возражал против решений ЦК, через две недели после этого вдруг открыл, что страна и партия гибнут, и что он, Троцкий, этот патриарх бюрократов, без демократии жить не может.
Нам было несколько смешно слышать речи о демократии из уст Троцкого, того самого Троцкого, который на Х съезде партии требовал перетряхивания профсоюзов сверху. Но мы знали, что между Троцким периода Х съезда и Троцким наших дней нет разницы большой, ибо как тогда, так и теперь он стоит за перетряхивание ленинских кадров. Разница лишь в том, что на Х съезде он перетряхивал ленинские кадры сверху в области профсоюзов, а теперь перетряхивает он те же ленинские кадры снизу в области партии. Демократия нужна, как конек, как стратегический маневр. В этом вся музыка.
Ибо если бы оппозиция действительно хотела помочь делу, по-деловому, по-товарищески подойти к делу, она должна была со своим заявлением войти, прежде всего, в комиссии сентябрьского пленума и сказать примерно: “Мы считаем, что ваша работа неудовлетворительна, мы требуем доложить Политбюро о результатах ваших работ, созвать пленум ЦК, которому мы имеем сообщить наши новые предложения” и т.д. И если бы комиссии их не выслушали, или если бы Политбюро не выслушало, если бы оно игнорировало мнение оппозиции или отказалось созвать пленум для рассмотрения предложений Троцкого и вообще оппозиции, тогда оппозиция имела бы, – и только тогда, – полное право выступить открыто через голову ЦК с [c.29] обращением к членам партии и сказать партии: “Страна стоит перед гибелью, хозяйственный кризис развертывается, партия гибнет, мы предлагали комиссиям ЦК рассмотреть эти вопросы, – они отказались выслушать нас, мы пробовали войти в Политбюро, – ничего из этого не вышло, мы вынуждены теперь апеллировать к партии для того, чтобы партия сама взялась за дело”. Я не сомневаюсь, что партия в ответ на это сказала бы:
“Да, это революционеры дела, ибо сущность дела ставят они выше его формы”.
Но разве оппозиция так поступила? Разве она попыталась хоть разок заглянуть в комиссии ЦК со своими предложениями? Разве она подумала, разве она попыталась поставить и исчерпать вопросы в рамках ЦК или его органов? Нет, такой попытки оппозиция не сделала. Очевидно, у оппозиции речь шла не о том, чтобы улучшить внутрипартийное положение, чтобы помочь партии улучшить хозяйственное положение, а о том, чтобы предупредить работу комиссии и пленума ЦК, вырвать у ЦК инициативу, сесть на конька демократии и, пока не поздно, поднять шум для того, чтобы попытаться подорвать доверие к ЦК. Оппозиция, видимо, торопилась создать “документы” против ЦК в виде письма Троцкого и заявления 46-ти для того, чтобы можно было отнести их к свердловцам, в районы и сказать, что они, оппозиция, – за демократию, за улучшение хозяйства, а ЦК мешает?, что нужна помощь против ЦК и пр.
Таковы факты.
Я требую, чтобы Преображенский опроверг эти мои утверждения. Я требую, чтобы он опроверг их хотя бы в печати. Пусть Преображенский опровергнет тот факт, [c.30] что были созданы комиссии в сентябре пленумом ЦК без оппозиции, до выступлений оппозиции. Пусть Преображенский опровергнет тот факт, что ни Троцкий, ни прочие оппозиционеры не попытались войти в эти комиссии со своими предложениями. Пусть опровергнет Преображенский тот факт, что оппозиция знала о существовании этих комиссий, что она игнорировала их работу, что она не попыталась исчерпать дело в рамках ЦК.
Вот почему, когда Преображенский и Троцкий в октябре на пленуме заявили, что они хотят спасти партию через демократию, а ЦК слеп и ничего не видит, ЦК посмеялся над ними и сказал: нет, товарищи, мы, ЦК, всецело за демократию, но в вашу демократию мы не верим, ибо считаем, что ваша “демократия” является стратегическим ходом против ЦК, продиктованным вашей фракционностью.
Что же постановили тогда пленумы ЦК и ЦКК по вопросу о внутрипартийной демократии? А вот что:
“Пленумы одобряют полностью своевременно намеченный Политбюро курс на внутрипартийную демократию, а также предложенное Политбюро усиление борьбы с излишествами и разлагающим влиянием нэпа на отдельные элементы партии. Пленумы поручают Политбюро сделать все необходимое для ускорения работ комиссий, назначенных Политбюро и сентябрьским пленумом: 1) комиссии о “ножницах”, 2) о заработной плате, 3) о внутрипартийном положении. Политбюро должно по разработке необходимых мер по этим вопросам начать немедленно проводить их в жизнь и сделать об этом доклад на следующем пленуме ЦК”. |
Троцкий в одном из своих писем в ЦК пишет, что октябрьский пленум был “высшим выражением аппаратно-бюрократического курса”. Разве не ясно, что [c.31] это заявление Троцкого является клеветой на ЦК? Только человек, потерявший голову и ослепленный фракционностью, может говорить после оглашенного документа, что октябрьский пленум был высшим выражением бюрократизма.
А что решили тогда пленумы ЦК и ЦКК о “демократических” маневрах Троцкого и 46-ти? А вот что:
“Пленумы ЦК и ЦКК с представителями 10 парторганизаций признают выступление Троцкого в переживаемый международной революцией и партией ответственнейший момент глубокой политической ошибкой, в особенности потому, что нападение Троцкого, направленное на Политбюро, объективно приняло характер фракционного выступления, грозящего нанести удар единству партии и создающего кризис партии. Пленумы с сожалением констатируют, что Троцкий для постановки затронутых им вопросов выбрал путь обращения к отдельным членам партии вместо единственно допустимого пути – предварительной постановки этих вопросов на обсуждение коллегий, членом которых состоит Троцкий. Путь, избранный Троцким, послужил сигналом к фракционной группировке (заявление 46-ти). Пленумы ЦК и ЦКК и представители 10 парторганизаций решительно осуждают заявление 46-ти, как шаг фракпионно-раскольничьей политики, принявшей такой характер хотя бы и помимо воли подписавших это заявление. Заявление это грозит поставить всю жизнь партии на ближайшие месяцы под знак внутрипартийной борьбы и тем ослабить партию в момент, наиболее ответственный для судеб международной революции”. |
Как видите, товарищи, изложенные выше факты решительно опровергают ту картину положения, которую изображал здесь Преображенский.
Третьим актом или третьей стадией истории вопроса является период после октябрьского пленума. Октябрьский пленум постановил предложить Политбюро принять все меры к тому, чтобы обеспечить дружную [c.32] работу. Я должен заявить, товарищи, что за период после октября мы приняли все меры к тому, чтобы дружная работа с Троцким была налажена, хотя должен сказать, что дело это далеко не из легких. Мы имели два частных совещания с Троцким, перебрали все вопросы хозяйственного и партийного порядка, причем пришли к известным мнениям, не вызвавшим никаких разногласий. Продолжением этих частных совещаний и этих попыток наладить дружную работу внутри Политбюро было, о чем я уже докладывал вчера, создание подкомиссии из трех. Подкомиссия эта и выработала проект резолюции, ставший впоследствии резолюцией ЦК и ЦКК о демократии.
Так было дело.
Нам казалось, что после того, как резолюция принята единогласно, нет больше оснований для споров, нет оснований для внутрипартийной борьбы. Да так оно и было на деле до нового выступления Троцкого с его обращением к районам. Но выступление Троцкого на другой день после опубликования резолюции ЦК, проведенное независимо от ЦК и через голову ЦК, расстроило все дело, изменило положение радикальным образом и отбросило партию назад, к новым спорам, к новой борьбе, более острой, чем раньше. Говорят, что ЦК должен был запретить печатание статьи Троцкого. Это неверно, товарищи. Это было бы со стороны ЦК опаснейшим шагом. Попробуйте-ка запретить статью Троцкого, уже оглашенную в районах Москвы! ЦК не мог пойти на такой опрометчивый шаг.
Такова история вопроса.
Из сказанного следует, что у оппозиции шло дело не столько о демократии, сколько о том, чтобы идею [c.33] демократии использовать для расшатывания ЦК, что мы в лице оппозиции имеем дело не с людьми, желающими помочь партии, а с фракцией, которая подкарауливала ЦК: “авось, дескать, ошибется, прозевает, а мы его стукнем”. Это и есть фракция, когда одна группа членов партии поджидает центральные учреждения партии у переулочка, чтобы сыграть либо на неурожае, либо на падении червонца, либо на других затруднениях партии для того, чтобы выскочить потом из-за угла, из засады и стукнуть партию по голове. Да, прав был ЦК в октябре, сказав вам, тт. оппозиционеры, что одно дело– демократия, а другое дело – подсиживание партии, одно дело – демократия, а другое дело – использование шумихи о демократии против большинства партии.
Такова, Преображенский, история вопроса, о которой я не хотел здесь говорить, но о которой я все же вынужден был рассказать, уступая вашему настойчивому желанию.
Оппозиция взяла себе за правило превозносить тов. Ленина гениальнейшим из гениальных людей. Боюсь, что похвала эта неискренняя, и тут тоже кроется стратегическая хитрость: хотят шумом о гениальности тов. Ленина прикрыть свой отход от Ленина и подчеркнуть одновременно слабость его учеников. Конечно, нам ли, ученикам тов. Ленина, не понимать, что тов. Ленин гениальнейший из гениальных, и что такие люди рождаются только столетиями. Но позвольте спросить вас, Преображенский, почему вы с этим гениальнейшим человеком разошлись по вопросу о Брестском мире? Почему вы этого гениальнейшего человека покинули в трудную минуту и не послушались его? Где, в каком лагере вы тогда обретались? [c.34]
А Сапронов, который фальшиво, фарисейски расхваливает теперь тов. Ленина, тот самый Сапронов, который имел нахальство на одном из съездов обозвать тов. Ленина “невеждой” и “олигархом”! Почему он не поддержал гениального Ленина, скажем, на Х съезде, почему он в трудные минуты неизменно оказывался в противоположном лагере, если он в самом деле думает, что тов. Ленин является гениальным из гениальных? Знает ли Сапронов, что тов. Ленин, внося на Х съезд резолюцию об единстве, требующую исключения фракционеров из партии, имел в виду, между прочим, и Сапронова?
Или еще: почему Преображенский не только в период Брестского мира, но и впоследствии, в период профдискуссии, оказался в лагере противников гениальнейшего Ленина? Случайно ли все это? Нет ли тут некоторой закономерности? (Преображенский: “Своим умом пытался работать”.)
Это очень похвально, Преображенский, что вы своим умом хотели работать. Но глядите, что получается: по брестскому вопросу работали вы своим умом и промахнулись; потом при дискуссии о профсоюзах опять пытались своим умом работать и опять промахнулись; теперь я не знаю, своим ли умом вы работаете или чужим, но ведь опять промахнулись будто. (Смех.) Я все же думаю, что если бы Преображенский работал теперь своим умом больше, чем умом Троцкого, – умом, нашедшим свое выражение в его письме от 8 октября, то он был бы ближе к нам, чем к Троцкому.
Преображенский упрекал ЦК, говоря, что, пока Ильич был у нас во главе, вопросы решались своевременно и без запаздываний, ибо Ильич умел брать [c.35] в зародыше новые события и давать лозунги, предупреждавшие события, а теперь, мол, после Ильича, ЦК стал отставать от событий. Что хочет сказать этим Преображенский? Что Ильич выше своих учеников? Но разве кто-либо сомневается в этом? Разве есть у кого-либо сомнение, что Ильич в сравнении со своими учениками выглядит Голиафом? Если речь идет о вожде партии, не о газетном вожде с кучей приветствий, а о настоящем вожде, то вождь у нас один – тов. Ленин. Именно поэтому говорилось у нас не раз, что при настоящих условиях временного отсутствия тов. Ленина – нужно держать курс на коллегию. Что же касается учеников тов. Ленина, можно было бы указать, например, на события, связанные с ультиматумом Керзона4 и явившие собой образец испытания, экзамена для них. Тот факт, что мы вышли тогда из затруднений без ущерба для дела, с несомненностью говорит о том, что ученики тов. Ленина уже научились кое-чему у своего учителя.
Не прав Преображенский, утверждая, что наша партия не отставала от событий в прежние годы. Не прав, так как утверждение это фактически неверно и теоретически неправильно. Можно сослаться на ряд примеров. Возьмем хотя бы Брестский мир. Разве мы не опоздали с Брестом? Разве не понадобились такие факты, как наступление немцев и повальное бегство наших солдат, для того, чтобы мы поняли, наконец, необходимость мира? Развал фронта, наступление Гофмана5, его подход к Питеру, давление крестьян на нас, – разве все эти факты не понадобились для того, чтобы мы поняли, что темп международной революции не так быстр, как мы этого хотели, что наша армия [c.36] не так крепка, как мы думали, и что крестьянство не так терпеливо, как некоторые из нас думали, что оно хочет мира, и что оно возьмет мир силой?
Или возьмем пример с отменой продразверстки. Разве мы не опоздали с отменой продразверстки? Разве не понадобились такие факты, как Кронштадт и Тамбов6, для того, чтобы мы поняли, что жить дальше в условиях военного коммунизма невозможно? Разве сам Ильич не признал, что мы на этом фронте потерпели более серьезное поражение, чем любое поражение на фронтах Деникина и Колчака?
Случаен ли тот факт, что во всех этих случаях партия отставала от событий, несколько запаздывала? Нет, не случаен. Мы имели здесь дело с закономерностью. Очевидно, что, поскольку дело идет здесь не об общих теоретических предвидениях, а о непосредственном практическом руководстве, правящая партия, стоящая у руля и вовлеченная в события дня, не имеет возможности сразу заметить и уловить процессы, творящиеся в глубинах жизни, и нужен толчок со стороны и известная степень развития новых процессов для того, чтобы партия заметила эти процессы и ориентировалась на них. Именно поэтому несколько отставала в прошлом наша партия от событий и будет отставать в будущем. И дело тут вовсе не в отставании, а в том, чтобы понять смысл событий, смысл новых процессов и потом умело ими управлять в соответствии с общей тенденцией развития. Так именно обстоит дело, если смотреть на вещи глазами марксиста, а не глазами фракционера, ищущего везде виновников.
Преображенский возмущается, что представители ЦК говорят об уклонах Троцкого от ленинизма. Он [c.37] возмущается, но ничего по существу не возразил и вообще не попытался обосновать свое возмущение, забыв, что возмущение не есть аргумент. Да, верно, что Троцкий уклоняется от ленинизма в вопросах организационных. Мы это утверждали и продолжаем утверждать. Известные статьи в “Правде” под названием “Долой фракционность”, принадлежащие перу Бухарина, посвящены целиком вопросу об уклонах Троцкого от ленинизма. Почему Преображенский не выставил возражений по существу против основных мыслей этих статей? Почему Преображенский не попытался подкрепить свое возмущение доводами или подобием доводов? Я вчера говорил и должен повторить сегодня, что такие шаги Троцкого, как противопоставление себя Центральному Комитету, игнорирование воли ряда организаций, требующих ясного ответа от Троцкого, противопоставление партии аппарату партии, противопоставление молодежи кадрам партии, ориентирование партии на учащуюся молодежь и провозглашение свободы группировок, – что такие шаги несовместимы с организационными принципами ленинизма. Почему же Преображенский не попытался опровергнуть это мое утверждение?
Говорят о травле Троцкого. Говорили об этом Преображенский, Радек. Товарищи, я должен заявить, что заявления этих товарищей о травле совершенно не соответствуют действительности. Я напомню вам о двух фактах для того, чтобы вы имели возможность судить. Первый факт – это инцидент, разыгравшийся на сентябрьском пленуме ЦК, когда Троцкий в ответ на заявление члена ЦК Комарова о том, что члены ЦК не могут отказываться от исполнения решений ЦК, сорвался [c.38] и покинул заседание пленума. Вы помните, что пленум ЦК направил тогда к Троцкому “делегацию” с просьбой вернуться на заседание пленума. Вы помните, что Троцкий отказался исполнить просьбу пленума, проявив тем самым отсутствие минимальной дозы уважения к своему ЦК.
Или еще история с другим фактом, состоящим в том, что Троцкий решительно отказывается работать в центральных советских органах, в СТО и в Совнаркоме, несмотря на дважды принятое ЦК решение о том, чтобы Троцкий приступил, наконец, к работе в советских органах. Вы знаете, что Троцкий не попытался ударить палец о палец для того, чтобы выполнить постановление ЦК. Почему бы, в самом деле, не работать Троцкому в СТО, в Совнаркоме? Почему бы Троцкому, который любит так много говорить о плане, почему бы ему не заглянуть разок в наш Госплан? Можно ли считать нормальным положение, когда член ЦК игнорирует решение ЦК? Не говорят ли все эти факты о том, что разговоры о травле являются пустой сплетней, что если уж винить кого-либо, то нужно винить самого Троцкого, поведение которого нельзя рассматривать иначе, как издевку над ЦК?
Совершенно неправильны рассуждения Преображенского о демократии. Преображенский ставит вопрос так: либо у нас есть группировки, и тогда есть демократия, либо вы запрещаете группировки, и тогда нет демократии. Свобода группировок и демократия у него неразрывно связаны между собой. Мы не так понимаем демократию. Мы демократию понимаем как поднятие активности и сознательности партийной массы, как систематическое втягивание партийной массы в [c.39] дело не только обсуждения вопросов, но и руководства работой. Свобода группировок, т.е. свобода фракций, – это одно и то же, – является злом, грозящим расщепить партию и превратить ее в дискуссионный клуб. Вы себя разоблачили, Преображенский, ибо вы отстаиваете свободу фракций. Партийная масса понимает демократию, как создание условий, обеспечивающих активное участие членов партии в деле руководства нашей страной, а пара интеллигентов из оппозиции понимает дело так, чтобы дали ей возможность создать фракцию. Вы себя разоблачили, Преображенский.
И откуда это у вас такой испуг относительно седьмого пункта об единстве партии, чего тут пугаться? Седьмой пункт говорит: “Чтобы осуществить строгую дисциплину внутри партии и во всей советской работе и добиться наибольшего единства при устранении всякой фракционности”... Но разве вы против “строгой дисциплины внутри партии и в советской работе”, тт. оппозиционеры, разве вы против всего этого? Вот уж не знал, товарищи, что вы против этого. А разве вы, Сапронов и Преображенский, против того, чтобы добиться максимального единства и “устранения фракционности”? Скажите прямо, – мы внесем, может быть, поправочки. (Смех.)
Дальше: “Съезд дает ЦК полномочия применять в случае нарушения партдисциплины или возрождения фракционности меры партийных взысканий”... Неужели вы и этого боитесь? Неужели вы думаете, Преображенский, Радек, Сапронов, нарушать партдисциплину, возродить фракционность? Ну, а если вы этого не думаете, так чего же бояться? Вы себя [c.40] разоблачаете, товарищи, паникой, которая охватила вас. Очевидно, раз вы боитесь седьмого пункта революции об единстве, вы – за фракционность, за нарушение дисциплины, против единства. А если вы не против всего этого, то зачем же вам в панику впадать? Если у вас совесть чиста, если вы за единство против фракционности и против нарушения дисциплины, то разве не ясно, что карающая рука партии не коснется вас? Чего же бояться? (Голос с места: “А зачем вы вносите, если не страшно?”.)
А мы вам напоминаем. (Смех, аплодисменты. Преображенский: “Вы партию пугаете”.)
Мы пугаем фракционеров, а не партию. Неужели вы думаете, Преображенский, что партия и фракционеры одно и то же? Видимо, тут на воре шапка горит. (Смех.)
Дальше: “А по отношению к членам ЦК – перевод в кандидаты и даже, как крайняя мера, исключение из партии. Условием применения к членам ЦК, кандидатам в ЦК и членам ЦКК такой крайней меры должен быть созыв пленума ЦК”.
Что тут страшного? Если вы не фракционеры, если вы против свободы группировок, если вы за единство, то вы, тт. оппозиционеры, должны голосовать за седьмой пункт резолюции Х съезда, ибо он направлен исключительно против фракционеров, исключительно против нарушителей единства партии, ее мощи, ее дисциплины. Разве это не ясно?
Перехожу к Радеку. Есть люди, которые имеют язык для того, чтобы владеть и управлять им. Это – люди обыкновенные. И есть люди, которые сами подчинены своему языку и управляются им. Это – люди [c.41] необыкновенные. К такого рода необыкновенным людям принадлежит Радек. Человек, которому дан язык не для того, чтобы управлять им, а для того, чтобы самому подчиниться своему собственному языку, не будет в состоянии знать, когда и что сболтнет язык. Если бы вы имели возможность послушать речи Радека на различных собраниях, вы поразились бы сегодняшним его выступлением. На одном из дискуссионных собраний Радек утверждал, что вопрос о внутрипартийной демократии – пустяковый вопрос, что он, Радек, собственно говоря, против демократии, что дело идет теперь, в сущности, не о демократии, а о том, что думает делать ЦК с Троцким. На другом дискуссионном собрании тот же Радек заявил, что демократия внутри партии – дело не серьезное, а вот демократия внутри ЦК – самое важное дело, ибо в ЦК, по его мнению, создалась директория. А сегодня тот же Радек с открытым лбом заявляет, что внутрипартийная демократия так же необходима, как воздух и вода, ибо без демократии нет, оказывается, возможности управлять партией. Кому из этих трех Радеков прикажете верить – первому, второму или третьему? Где гарантия, что Радек, или его язык, не сделает в ближайшем будущем новых неожиданных заявлений, опровергающих все предыдущие заявления? Можно ли полагаться на такого человека, как Радек? Можно ли после этого придавать цену заявлению Радека, например, об отстранении Богуславского и Антонова от известных должностей по “фракционным соображениям”?
Насчет Богуславского я уже говорил, товарищи... Что касается Антонова-Овсеенко, позвольте сообщить вам следующее. Антонов снят с ПУРа по решению [c.42] Оргбюро ЦК, утвержденному пленумом ЦК. Он снят прежде всего за то, что разослал циркуляр о конференции ячеек военных вузов и воздухофлота с порядком дня: по международному положению, по партстроительству и пр., без ведома и согласования с ЦК, хотя Антонов знал, что ПУР работает на правах отдела ЦК. Он снят с ПУРа, кроме того, за то, что разослал всем военным ячейкам циркуляр о формах применения внутрипартийной демократии вопреки воле ЦК и несмотря на предупреждение ЦК о согласовании этого циркуляра с планами ЦК. Он снят, наконец, за то, что прислал в ЦК и ЦКК совершенно неприличное по тону и абсолютно недопустимое по содержанию письмо с угрозой по адресу ЦК и ЦКК призвать к порядку “зарвавшихся вождей”.
Товарищи! Можно и нужно допускать оппозиционеров на посты. Можно и нужно допускать критику работы ЦК со стороны заведующих отделами ЦК. Но нельзя допускать того, чтобы заведующий ПУРом, действующим на правах отдела ЦК, систематически отказывался установить деловой контакт со своим ЦК, нельзя допускать того, чтобы ответственный работник мог попирать элементарные правила приличия. Нельзя такому товарищу вверять воспитание Красной Армии. Вот как обстоит дело с Антоновым.
Наконец, я должен сказать несколько слов по вопросу о том, чьи же настроения выражают в своих выступлениях товарищи из оппозиции. Я должен вернуться к “случаю” с товарищами Казарьяном и Мартыновым из курсов НКПС. “Случай” этот говорит о том, что У одной части вузистов не все обстоит благополучно, что партийное у них там внутри успело уже сгнить, [c.43] что внутренне они уже порвали с партией, и именно поэтому с удовольствием голосуют они за оппозицию. Я извиняюсь, товарищи, но таких людей, прогнивших насквозь в партийном отношении, нет и не может быть в числе тех, которые голосовали за резолюцию ЦК. У нас таких нет, товарищи. У нас, в наших рядах нет людей, которые сказали бы: “А что у нас – диктатура пролетариата или диктатура компартии над пролетариатом?”. Это – фраза Мартова и Дана. Это – фраза “Дней”7 эсеров, и если у вас, в ваших рядах, имеются такие защитники, чего же стоит ваша позиция, товарищи из оппозиции? Или, например, другой товарищ, товарищ Мартынов, который думает, что ЦК должен помалкивать, а ячейки решают. Вы, ЦК, можете, дескать, исполнять то, что мы, ячейки, решили. Но у нас 50 тысяч ячеек. Если они будут решать, например, вопрос об ультиматуме Керзона, то мы два года не добьемся его решения. Это ведь чистой воды анархо-меньшевизм. Если эти люди, потерявшие голову и прогнившие насквозь в партийном отношении, сидят у вас во фракции, то чего же стоит ваша фракция? (Голос: “Они – члены партии?”.)
Да, к сожалению, они члены партии, но я готов принять все меры к тому, чтобы такие люди перестали быть членами нашей партии. (Аплодисменты.) Я говорил, что оппозиция выражает настроения и устремления непролетарских элементов в партии и за пределами партии. Оппозиция, сама того не сознавая, развязывает мелкобуржуазную стихию. Фракционная работа оппозиции – вода на мельницу врагов нашей партии, на мельницу тех, которые хотят ослабить, свергнуть диктатуру [c.44] пролетариата. Я это сказал вчера, и я это подтверждаю сегодня.
Но, может быть, вы хотели бы выслушать других, новых свидетелей? Что ж, я могу доставить вам это удовольствие, сославшись, например, на показания известного вам Ст. Ивановича. Кто такой Ст. Иванович? Он – меньшевик, бывший член партии, когда мы вместе с меньшевиками составляли одну партию. Разошедшись потом с ЦК меньшевиков, он стал правым меньшевиком. Правые меньшевики – это группа меньшевиков-интервенционистов, очередная задача которых состоит в том, чтобы свергнуть Советскую власть, хотя бы при помощи иностранных штыков. Органом их является “Заря”8. Редактор этого органа – Ст. Иванович. Как относится к нашей оппозиции этот правый меньшевик, как он аттестует ее? Слушайте.
“Будем благодарны оппозиции за то, что она так красочно нарисовала картину ужасающей моральной клоаки, которая именуется РКП. Будем ей благодарны, что она нанесла РКП серьезный моральный и организационный удар. Будем ей благодарны за то, что ее работа облегчает дело всех тех, кто в свержении Советской власти видит задачу социалистических партий”.
|
Это вам аттестат, товарищи из оппозиции. Заканчивая речь, я хотел бы все же выразить товарищам из оппозиции пожелание, чтобы этот поцелуй Ст. Ивановича не слишком плотно пристал к ним. (Продолжительные аплодисменты.)
Тринадцатая конференция
Российской коммунистической
партии (большевиков).
Бюллетень. М., 1924.
[c.45]
3 О документе 46-ти оппозиционеров см.: История ВКП(б). Краткий курс. С. 253–254. – 28. [c.403]
4 Английский министр иностранных дел Керзон направил 8 мая 1923 года Советскому правительству ультиматум с клеветническими обвинениями по адресу Советского правительства. В ультиматуме предлагалось отозвать из Персии и Афганистана советских полномочных представителей, освободить задержанные английские рыболовные суда, незаконно ловившие рыбу в северных территориальных водах СССР, и т.д. В случае отказа принять в течение 10 дней условия ультиматума Керзон угрожал разрывом торговых отношений. Ультиматум Керзона создал угрозу новой интервенции. Советское правительство отвергло незаконные притязания английского правительства, одновременно выразив полную готовность урегулировать взаимные отношения между странами мирным путем, и приняло меры к усилению обороноспособности страны. – 36. [c.403]
5 Имеется в виду наступление германских войск под командованием генерала Гофмана на советскую территорию в феврале 1918 года (о наступлении Гофмана см. И.В. Сталин. Сочинения, т. 4, стр. 38, 39–40, 41–44, 45–48). – 36. [c.403]
6 Имеются в виду контрреволюционный мятеж в Кронштадте в 1921 году и кулацкое восстание в Тамбовской губернии в 1919–1921 годах. – 37. [c.403]
7 “Дни” – ежедневная газета эсеров-белоэмигрантов; издавалась в Берлине с октября 1922 года. – 44. [c.403]
8 “Заря” – журнал правых меньшевиков-белоэмигрантов; издавался в Берлине с апреля 1922 по январь 1924 года. – 45. [c.403]
Предыдущаяпубликация |
Алфавитный указательсочинений И.В. Сталина
Содержание тома 6сочинений И.В. Сталина |
Следующаяпубликация |