предыдущая |
начало |
|||
содержание |
Источник: Теория международных отношений: Хрестоматия /
Сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. – М.: Гардарики, 2002. С. 384–398.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста
на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
Война выступала в качестве объекта человеческого интереса настолько же давно, насколько древними являются известные письменные источники. Существует обширная литература, рассматривающая тему войны с технической и стратегической точек зрения и претендующая на то, чтобы научить, как выигрывать войны. Не менее обширна юридическая литература, пытающаяся объяснить государственным деятелям, генералам и обыденному человеку обстоятельства, при которых войны могут быть справедливо начаты, и методах, которыми они могут должным образом проводиться. Множество исторических и публицистических произведений рассматривает поводы, причины и обстоятельства войн в прошлом и вызывает у читателей чувства поддержки или осуждения конкретной войны или войны вообще. Не так давно ученые-обществоведы стали использовать эти материалы для разработки предложений, полезных для предсказания войн или управления ими. Ниже рассмотрены некоторые подходы, выработанные с этой целью.
Прогнозирование и контроль
Прежде всего проведем различия между предложениями относительно предсказывания войн от тех, которые касаются управления ими. Сделать это гораздо труднее, чем провести различие между фундаментальными и прикладными проблемами в области физических наук. Это объясняется тем, что сознательные усилия, которые предпринимают люди, чтобы контролировать войну, играют большую роль в оценке ее вероятности, а знание людьми причин войны приводит к увеличению эффективности усилий по ее управлению. Другими словами, прикладная и фундаментальная отрасли науки настолько взаимосвязаны, что их с трудом можно различить. Это справедливо для социальных наук вообще [с.384], но особенно для международно-политической науки, где мнения и стереотипы, зачастую «ошибочные», и составляют «реальность» предмета. Неудавшаяся попытка сохранить мир – важная причина войны, а широко распространенное понимание причин войны – важное условие сохранения мира.
Эта взаимосвязь процессов прогноза и управления становится все более тесной по мере сжатия мира, обусловленного техническим прогрессом. Возникновение войны среди примитивных племен, которые когда-то населяли мир, можно объяснить стремлением к господству, мотивами секса, мести, защиты или завоевания территории; обычаями каждого отдельного племени, придающими социальную форму и санкцию этим стремлениям; частотой контактов между племенами; повторяемостью случаев, которые повлияли на формирование племенных обычаев мести или войны. У примитивных племен войны имели характер ритуальной или формальной реакции, призванной играть скорее роль стимула, чем рационального действия, направленного на достижение власти или приобретение экономических ресурсов. Поэтому возникновение войны можно сравнить со столкновением молекул в газовой смеси. Ни одна из молекул не способна контролировать частоту или интенсивность таких столкновений, но, используя методы математической статистики, можно с большой достоверностью предсказать частоту столкновений молекул и их интенсивность в данных условиях.
С развитием цивилизации человеческие группы становятся крупнее, их действия все менее жестко зависят от традиций и нравов, их отношения с другими группами расширяются, а поведение все в большей мере диктуется требованиями рационализации средств достижения намеченных группой целей. Начиная с эпохи великих географических открытий на завершающей стадии XV в. все континенты и цивилизации вступают в непрерывный контакт друг с другом. Достижения науки и техники, в первую очередь развитие средств и технологий глобальной коммуникации и транспорта, рост численности населения и уровня знаний, увеличили возможности контактов всех видов, но в то же время народы стали более уязвимыми в военном, экономическом и идеологическом отношении. Формирующееся мировое сообщество объединило все народы в смысле их экономической и политической взаимозависимости (хотя они могут лишь смутно догадываться об этом). В таких условиях война похожа на мятеж в государстве. Частота возникновения в будущем или ее интенсивность не могут быть рассчитаны на основе статистики прошлого из-за явно недостаточного количества сходных случаев, но ее контроль стал бы возможен при наличии более совершенной, чем сейчас, политической и социальной организации, лучшего образования и [с.385] законодательства, лучшей администрации и юрисдикции. Этому могут способствовать все социальные науки.
Характер войны изменяется с возрастающей скоростью. Изобретения самолета, радио и атомной бомбы в нашем поколении привели к тому, что в этом отношении XX в. больше отличается от XIX в., чем XIX в. от.II в. Сегодня наша задача должна состоять не столько в том, чтобы вычислить вероятность возникновения войны в определенное время в определенном государстве, войны между двумя определенными государствами или возникновения общей военной ситуации, сколько в том, чтобы создать условия для предотвращения войны или выработать процедуры, которые будут способствовать ее подавлению в зародыше. В противном случае в современных условиях вполне вероятно превращение войны во всемирную, что может нести угрозу самому существованию цивилизации.
Политика силы
В XIX в. войны возникали в результате нарушения баланса сил. Возрастание мощи Соединенных Штатов Америки и Японии к концу XIX в. привело к трансформации системы силовой политики из чисто европейской в мировую. Баланс сил реализуется следующим образом: попытка любого государства совершить агрессию встречает противодействие со стороны спонтанной коалиции, настолько мощной, что успех указанной попытки становится чрезвычайно сомнительным. Такие спонтанные коалиции будут развиваться, поскольку каждое государство хочет продолжать существовать и отдает себе отчет в том, что, если оно допустит усиление соседа, его безопасности будет нанесен ущерб. Следовательно, оно будет стремиться присоединиться к другим государствам с тем, чтобы подавить то государство в системе, которое угрожает стать более сильным.
Равновесие сил в XIX в. было возможно благодаря тому, что Великобритания с относительно неуязвимой позицией, господствующим военно-морским флотом, развитой экономикой, либеральной экономической стратегией и отсутствием имперских амбиций в континентальной Европе, смогла сыграть роль балансира. Британия не вмешивалась в войны за объединение [с.386] Италии и Германии в середине XIX в. и незначительные войны на почве национализма в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге, а также на Балканах. Участие Британии в Крымской войне объясняется ее попыткой сдержать российскую экспансию. Действительно серьезными войнами XIX в. были гражданские войны в Соединенных Штатах и Китае, война Лопеса… в которой объединились Бразилия, Аргентина и Уругвай с целью остановить усиливающееся влияние парагвайского диктатора, практически истреблявшего население Парагвая. Ведение этих войн говорит о несовершенстве системы равновесия сил: она не убеждала националистические движения, стремившиеся к интеграции наций или разрушению империй, в том, что их действия не могли быть успешными. Крупные политики придерживались общего мнения о том, что такие войны были иногда желательны. Однако в течение столетия, разделяющего Ватерлоо (1815) и Марн (1914), ни одна из великих держав не предпринимала усилий, для того чтобы последовать пути Карла V, Людовика XIV и Наполеона, которые пытались осуществить средневековую идею мировой империи.
Относительная стабильность XIX в. была разрушена по ряду причин: ослабление позиций Британской империи; изменения в военной технологии и мировой экономике; появление в международной системе не-европейских сил, не знакомых с природой силовой политики; ослабление влияния свободной международной торговли вследствие более жесткого контроля над экономикой со стороны правительств; развитие демократии,, увеличивающей политическое влияние промышленности, сельского хозяйства, труда, экономических и социальных потребностей; пренебрежение к необходимым условиям международной политики; особенно – сжатие мира, ограничивающее возможности локализации войн и усиливающее угрозу вовлечения в них. Не было сколь-либо опытного балансира. Нарастало давление в пользу изменений. Снизилась способность правительства руководствоваться во внешней политике соображениями баланса сил. Политика агрессии одних сопровождалась политикой нейтралитета других.
Войны XX в. могут интерпретироваться как войны периода перехода от системы мирового порядка, основанного на индивидуальной политике государств, думающих о собственной безопасности и процветании, при сохранении равновесия сил, к системе мирового порядка, организующего коллективные усилия для поддержания равновесия, признаваемого как отвечающее общим интересам. Однако было обнаружено, что организационные усилия, даже если они получают такие институциональные формы, как Лига Наций и ООН, не будут надежными, если нет сознания мирового гражданства. Только в этом случае правительства сохранят поддержку общества даже тогда, когда проявят готовность игнорировать собственные национальные интересы перед лицом необходимости выполнения обязательств в области коллективной безопасности. До тех пор пока люди выступают как приверженцы своей нации, исключительно преданные интересам своих государств, чей суверенитет они считают самым важным, правительства, особенно те, которые зависят от поддержки населения, не могут рассчитывать на соблюдение [с.387] обязательств коллективной безопасности. Еще не существует мирового общества, в котором могло бы действовать мировое правительство, опирающееся на мировое общественное мнение.
Результатом несоответствия между потребностями, которые испытывают государственные деятели, и мнениями, которые разделяют народы, стали две исключительно разрушительные мировые войны и угроза третьей, которая будет вестись с применением атомного оружия. Неодолимая мощь Соединенных Штатов и Советского Союза обусловливает крайнюю неустойчивость существующего равновесия. Оно держится, как сказал Черчилль, на взаимном страхе, в основе которого самоубийственный характер атомной войны. Кажется маловероятным, что система равновесия сил XIX в. может быть восстановлена. Нет потенциального балансира и слишком мало великих держав, которые могли бы создать эффективный союз против агрессии какой-либо сверхдержавы. Проблема ближайшего времени состоит в том, чтобы предотвратить войну между Россией и Соединенными Штатами и одновременно продолжить усилия по выработке адекватного сознания мирового гражданства среди населения всех государств, чтобы возможные мировые институты были способны предотвратить войну и установить справедливость. Долгосрочная проблема затруднена изоляционистской стратегией Советского Союза. Он стремится не допустить общения или обменов своих граждан с некоммунистическим миром и сотрудничества з специализированных областях Организации Объединенных Наций. Следовательно, создание технологий и коммуникаций, которые, естественно, ускорили бы становление мирового общества, затрудняется отношениями между двумя половинами мира. Редкие контакты советских представителей с представителями другой стороны в Организации Объединенных Наций, сопровождаемые взаимными нападками, способствуют не столько объединению мира, сколько его расколу.
Проблема трудная, но не безнадежная. Понимание природы международной напряженности, межгрупповых переговоров, социальной организации и политического образования будет способствовать решению и кратковременных, и отдаленных проблем. Здесь социальная наука может помочь государственной деятельности.
Напряженность
Международная напряженность появляется в результате соперничества между государствами, настолько независимыми, что свое выживание они связывают только с собственными силами. Напряженность нарастает, когда каждое из государств с целью своей обороны усиливает [с.388] меры морального и материального порядка. При таком развитии событий война представляется практически неизбежной. Это наглядно демонстрируют процессы раздражения, возмездия и контрвозмездия, которые питали холодную войну между Россией и Соединенными Штатами после Ялтинской конференции 1945 г.
Однако здесь есть ряд принципиальных вопросов: почему вообще существуют соперничающие государства? Почему отношения вражды возникли между одними, а не другими государствами?
Ответ на последний вопрос можно получить, обращаясь к истории, географии и политике. Два государства могут быть соперниками по причине исторической вражды, периодически подпитываемой войной и новым ущербом, которые возрождают дух мести и взаимную вражду. Каждое поколение воспринимает вражду как естественное и неизбежное состояние через определенные версии истории, о которых рассказывается в школьных учебниках. На протяжении столетий вражда такого рода существовала между Францией и Англией, между Францией и Германией, между Англией и Ирландией, между Англией и Америкой, между Англией и Россией, между Китаем и Японией. Вражда обычно возникает между государствами, которые расположены географически так, что смогут легко наносить ущерб друг другу путем вторжения или блокады. Но она не возникает, если в силу политической ситуации каждое государство не получит выгоду от конфликта, но сохранит собственную неуязвимость по отношению к другому государству, не потеряет необходимого союзника. Великобритания отказалась от вражды с Францией, Америкой и Россией, а они ответили взаимностью, когда каждое государство поняло опасность Германии. По-видимому, Франция и Германия отказываются от вражды друг с другом, так как они начинают больше бояться Советского Союза. Вероятнее всего, Япония и Китай могли бы стать друзьями, если бы Китай не был коммунистическим государством. Англия прекратила враждовать с Ирландией, когда убедилась в необходимости дружбы [с.389] с Соединенными Штатами, но Ирландия продолжает вражду, потому что чувствует защиту Америки.
Ситуация равновесия силы оказывает существенное влияние на положение соперников. При сжатии мира это влияние становится более значимым, чем влияние прошлых обид. Для систем властной политики характерна тенденция к поляризации вокруг двух самых могущественных государств системы, и такая тенденция усиливается, так как увеличивается уровень общей напряженности и мир сужается благодаря новым изобретениям. Два полярных государства становятся принципиальными соперниками. Другие располагаются вокруг этих полюсов с различной степенью близости в поисках защиты, союзничества и дружбы, образуя буферную зону государств, которые надеются остаться нейтральными. Процесс сжатия мира сокращает эту зону.
Остается ответить на вопрос: почему вообще должно существовать соперничество между государствами? Ответ может быть связан не столько с внешними обидами государств, сколько с их внутренней структурой, политикой, составом, а также со структурой сверхобщества (supercommunity), членами которого все они являются.
Обиды возникают потому, что любое государство случайно, по небрежности или преднамеренно когда-то поступило таким образом, что другое воспринимало эти действия как опасные или наносящие вред. Вероятность появления обид тем больше, чем более тесные отношения установлены между государствами; чем больше они взаимозависимы в сферах финансов и торговли; чем больше населения одного государства проживает на территории другого; чем больше они полагают, что для реализации внутренних потребностей необходимо расширение рынков сбыта или источника природных богатств; чем больше они верят, опасаясь нападения, что нужны внешние основы, стратегические зоны, стратегические материалы или союзники. Государства-соседи – а почти все государства в современном сжатом и взаимозависимом мире находятся рядом, – несомненно, будут иметь причины для недовольства друг другом. Постоянная задача дипломатии в Объединенных Нациях состоит в том, чтобы улаживать эти недовольства. Большая часть вопросов решается мирными средствами, но иногда дипломатия и международные организации не в состоянии справиться с ними. Любой повод для недовольства может стать препятствием на пути мирного урегулирования проблем и превратиться в серьезную проблему, если речь идет о государствах, которые уже являются соперниками. При таких обстоятельствах возникшая проблема может послужить тестом на испытание силы, если один из соперников не уступит ни на йоту, а другой переформулирует свои требования по отношению к первому. Однако мы пытаемся ответить на вопрос: почему вначале возникает соперничество? Если бы его не существовало, то тогда, очевидно, поводы для обид устранялись бы мирным путем. Следовательно, не обиды являются причинами соперничества, а соперничество порождает недовольство, подвергая мир опасности.
По-видимому, соперничество возникает из внутренних условий каждого государства, например, некоторым государствам нужен внешний враг, чтобы укрепить свою внутреннюю солидарность. Необходимость в этом объясняется психологическими мотивами. Напряженность в сознании индивида обусловлена фрустрациями и противоречиями, как результат ранней социализации ребенка. Обращаемые на родителей агрессивные импульсы подавляются, а «козлы отпущения» становятся мишенями [с.390] ненависти и агрессии. Чем больше расширяется такая социальная группа, чем больше подавленной агрессии у ее членов, тем больше необходимость в наличии внешней группы, играющей роль козла отпущения, при условии существования внутригрупповой солидарности. Все это в меньшей степени относится к свободному обществу, где внутренняя конкуренция, конфликты и соперничество создают возможность для подавления агрессии, и в большей степени – к авторитарному обществу, для которого характерны суровая дисциплина и жесткий внутренний порядок.
Эта теория подтверждается следующим: для первобытных обществ война является самым простым средством поддержания внутригруппового единства, так же представляет козла отпущения, на которого будут направлены агрессивные чувства и действия членов группы. Если же негативные импульсы будут направлены внутрь группы, то группа распадется. На многих малых островах Тихого океана разрозненное население разделено на две враждебные группы, каждая из которых считает другую внешней группой. Эта психологическая причина, вызывающая соперничество, напряженность и войну, может быть устранена при помощи системы образования, особенно дошкольного, которое даст меньше поводов для противоречий и фрустраций, чем сегодня; экономической системы, которая будет более равномерно распределять производимые товары; систем общества и политики, которые смогут дать больше гарантий для социального роста и признания. Особенно важны социальные условия, позволяющие без ущерба направлять большую часть агрессивных чувств в соперничество политических партий, конкуренцию в бизнесе, в спорте, в искусстве, литературе и в других сферах культуры. Хотя марксистская теория, в соответствии с которой классовая вражда служит единственной причиной внешней агрессии, значительно упрощена, несомненно, что социальные, экономические и политические условия внутри государства и напряженность в сознании индивидов, возникающая в результате этих условий, являются важным источником международного соперничества, международной напряженности и агрессии. Если эти условия характерны для некоторых главных государств международной системы, то они будут испытывать необходимость во внешнем враге, чтобы сохранить свою внутреннюю солидарность. Несомненно, что всеобщие социальные реформы являются утопией. В сжимающемся мире, где требуются дополнительные ресурсы для населения, велика скорость социальных изменений и не все могут приспособиться к окружающей среде, не следует ожидать, что появится возможность избежать серьезных международных трений. Однако социальные реформы и образование могут в значительной мере способствовать ослаблению международной напряженности. [с.391]
Это подводит нас к второй причине соперничества – к оппозиции внутри системы суверенных государств. Пока государства действуют независимо друг от друга, они принимают участие в процессах мировой политики, пытаясь добиться условий, при которых они смогут выжить, поэтому каждое государство будет находиться в оппозиции к любому соседу, который в состоянии напасть на него. Такое государство превратится в козла отпущения, и на него будет проецироваться ненависть и агрессия, так возникает соперничество. Только тогда, когда государства объединяются в альянсы или большие группы, они перестают быть потенциальными врагами, а при наличии тесных контактов и при равной силе они перестают быть и соперниками.
Исторические причины, которые приводят к объединению родственных кланов в племена, племен в государства, а государств в федерации, заключаются в том, что широкие сферы сотрудничества и авторитетного решения споров в суде сохранились по сей день, обусловливая необходимость организации мирового сообщества всех государств, управляемого мировым правительством. Такое мировое общество не будет иметь внешнюю группу, против которой надо объединяться, и этим оно отличается от всех федераций. Процесс объединения государств прекратился при разделении мира на две группы, каждая из которых по отношению друг к другу является внешней, как в племенах на островах Тихого океана. Такая биполярная система наименее стабильна и является наиболее опасным типом равновесия силы. Среди крупных ранее существовавших цивилизаций – Египет, Месопотамия, Китай, Индия, Рим, христианский мир, исламский мир – такое соотношение обычно приводило к попыткам завоевания всего мира или к попыткам положить конец такому завоеванию, к разрушению какой-либо цивилизации. Однако развитие этих исторических цивилизаций не соответствует тому, которое мир наблюдает сегодня, так как, будучи большими и изолированными, исторические цивилизации всегда имели врагов, например варваров или соперников у своих границ. Арнольд Тойнби называет Римскую империю универсальным государством, но в действительности она была создана для борьбы с варварами, обитавшими за Рейном и Дунаем, а также с империями Ближнего Востока. Действительно универсальное общество позволяет выплескиваться напряженности, охватившей индивидов и большие группы всех типов, внутри самого общества. Такое общество должно быть очень гибким и сложным. Система образования в таком обществе должна способствовать развитию общих ценностных установок и терпимости ко всяким различиям. Оно должно стараться не 'идентифицировать цели агрессии с людьми внешней группы, выдвинуть как цели агрессии абстрактные идеи, такие, как война, болезни, социальная дискриминация, политическое угнетение. Враг [с.392] универсального общества и универсальности религий должен быть абстрактный дьявол, а не материальный враг. На трудность такого, причем эффективного, замещения указывает тенденция превращения движения к мировому правительству в Североатлантический альянс, явным противником которого выступает Советский Союз. Однако в наш век для установления мира необходимо подлинное мировое общество, впитывающее в себя напряженности, которые и все малые группы, и отдельные индивиды должны где-то выплескивать.
Переговоры
Для создания такого общества требуется время, а огромное население Советского Союза живет в условиях жесткой дисциплины, подавления и страха, и напряженность здесь, вероятно, очень сильна. Изменению этого состояния препятствуют «железный занавес» и постоянный страх за свое положение, жизнь, включая советскую элиту. Поэтому враждебность и зло огромного единого общества направляется на некоммунистический мир, который стал универсальным «козлом отпущения». Чувства враждебности взаимны. До тех пор пока продолжается гонка вооружения, а разделительные линии становятся все отчетливее, соперничество будет усиливаться.
Что могут предпринять Соединенные Штаты для улучшения ситуации? Война, саботаж, подготовка, сдерживание, экономическое развитие, политическое заявление, распространение информации и ведение переговоров – возможные методы. Изменения в Советском Союзе возможны только по внутренним причинам, таким, как трудности успешного развития, революция или перемены в политическом курсе. Упомянутые выше методы обеспечивают принципиальные возможности для действий, при которых Соединенные Штаты или другие западные страны могут повлиять на ситуацию. Однако ни один из этих методов не может дать значительных результатов.
Развязывание превентивной или агрессивной войны стало бы самоубийством, но такое действие неприемлемо для демократических стран. Усилия, направленные на проведение террористических актов или саботажа внутри Советского Союза, скорее всего, оказались бы безуспешными и могли бы приблизить начало войны, что в большой степени противоречит демократическим принципам. Следствием политики подготовки и сдерживания стала гонка вооружений и рост напряженности, которые могут привести к войне. Такая политика необходима, поскольку она выступает как мера предосторожности, но она не должна способствовать созданию таких программ, которые будут поддерживать [с.393] у СССР уверенность в том, что Соединенные Штаты намереваются напасть на него. Экономическое развитие превращается в средство подготовки или сдерживания, если просоветские государства не участвуют в развитии, и требует переговоров в случае их участия. Заявления о мирных намерениях в атмосфере соперничества непременно истолковываются как пропаганда. В Советском Союзе распространение информационных, образовательных и даже пропагандистских материалов разрешается в ограниченном количестве и при жесткой цензуре. Такие заявления без согласования с Советским Союзом, распространяемые по радио или в печати, советское правительство рассматривает как саботаж и предпринимает титанические усилия по глушению радиопередач, осуществлению контрударов, к установлению более плотного железного занавеса, что приведет к ухудшению отношений. Возможно, что более умелые действия по передаче информации дали бы лучшие результаты… Вероятно, возможен такой вариант, когда ООН могла бы непосредственно оказать влияние на русский народ, если бы располагала соответствующими ресурсами. Не вызывает сомнения, что любые действия, проводимые с разрешения советского правительства, не смогут смягчить напряженность на длительный срок. Таким образом, главная надежда на улучшение отношений возлагается на переговоры.
Переговоры между соперниками, отношения которых носят преимущественно враждебный характер, будут успешными при следующих условиях: 1) если существует конфиденциальное стремление к определению вопросов, относительно которых есть подлинный общий интерес или искреннее желание к переговорам (торгу); 2) если тщательно ограничены детали дискуссии по этим вопросам; 3) если есть понимание того, что соглашения будут прочными только тогда, когда у каждой из сторон существует интерес в их соблюдении. Считается, что стороны имеют различные точки зрения на будущие отношения. Следовательно, заключение соглашений не исходит из общей солидарности интересов, из приверженности общим принципам или из чувства доброй воли. Наконец, ясно, что соглашения не будут прочными, если они не будут приняты искренне и одобрены высшим руководством каждого государства. Переговоры, которые предполагают наличие точки соприкосновения сторон, имеют сходство с картельными соглашениями, с соглашением о перемирии и соглашениями, заключаемыми между противоборствующими сторонами. Правила войны, которые ведут к заключению таких соглашений, настаивают на точности используемых формулировок и терминов, наличии оговорки о сроках действия соглашения и уведомлении о завершении.
Даже переговоры между дружественными странами отличаются от составления законопроектов государств или федерации, которое [с.304] предполагает всеобщее сотрудничество. Переговоры требуют закрытости, потому что общественное мнение в странах – участниках переговорного процесса, с подозрением относящихся друг к другу, может настаивать на позиции, которые препятствуют консенсусу или компромиссу, необходимым для достижения соглашения. Но законодательная власть требует постоянной открытости, так как она выражает доминирующее общественное мнение. Если стремление к сотрудничеству искренне, как это предполагалось при принятии Устава ООН, то общественность отдельных стран может трансформироваться в суперобщественность и переговоры будут проводиться открыто. Очевидно, что на самом деле не реально такое всеобщее и искреннее намерение к сотрудничеству в отношениях между Советами и Западом.
Условия секретности и небольшое количество обсуждаемых на переговорах вопросов приводит к тому, что сильная позиция одной стороны обусловливает согласие других сторон. Такое положение создает трудности для демократических государств, приверженных демократическим принципам Объединенных Наций. Так, секретные контакты и переговоры между Соединенными Штатами и Советским Союзом вызвали бы тревогу у стран относительно того, что их интересы могут быть принесены в жертву в пользу мира. Можно полагать, что Соединенным Штатам позволил отказаться от таких переговоров успех, достигнутый при помощи ООН в развитии мирового общественного мнения и международных отношений.
В жесткой советской системе переговоры с подчиненными на основе суровой инструкции обычно неэффективны. Но переговоры на высшем уровне должны опираться на общественное мнение, и неуспех переговоров только увеличит подозрение и напряженность, что еще больше ухудшит ситуацию.
Эти рассуждения подсказывают, что перспективы успешных переговоров не слишком радужные. Обсуждения на высшем или на низшем уровне могут служить лишь средством обмена информацией. Взаимное понимание намерений каждой из сторон может в конечном итоге снизить напряженность, если выяснится, что намерения сторон не носят агрессивного характера. По мнению наблюдателей, ни у США, ни у Советского Союза не было намерений вступать в войну. Опасность появляется из-за того, что чрезмерная напряженность приводит к неточным расчетам или иррациональным действиям, или из-за того, что одна из сторон ошибочно убеждена в возможном ударе другой стороны и предпринимает инициативные действия с целью получения преимущества. Такая ложная информация появляется в демократических государствах во многом благодаря советской секретности, а у советского правительства – в результате того, что подчиненные докладывают своим [с.395] начальникам не о самих фактах, а о том, что для них приемлемо. Каждая сторона преуменьшает значение заявления, сделанного в ходе публичной дискуссии, например в органах ООН, потому, что такое заявление может расцениваться как пропаганда. Возможно, что в личной беседе можно получить информацию, которая заслуживает доверия. Именно так и произошло в Тегеране и Ялте.
Организация
Напряженность может быть ослаблена односторонними действиями Соединенных Штатов, особенно в области экономики, и соответствующими мерами контроля за обороной и исключению провокаций, а также путем обсуждений и переговоров между Соединенными Штатами и Советским Союзом, что должно способствовать улучшению взаимообмена информацией, нахождению сфер общего интереса, достижению надежных соглашений в этих сферах. Это и есть практические шаги к созданию условий мира. Заботы о более отдаленном будущем находятся в поле деятельности международных организаций и политического образования. Очевидно, что если такие усилия предпринимаются только западными державами, то Советский Союз будет рассматривать их как попытки, направленные на усиление позиций этих держав, и будет обосновывать гонку вооружений. Чтобы заложить фундамент постоянного мира, эти усилия должны быть всеобщими.
Устав ООН учреждает международную организацию, формально одобренную Советским Союзом и Соединенными Штатами. Но такая организация сейчас не имеет возможности для развития из-за права вето, позволяющего авторитарным образом регулировать советско-американские отношения – решать споры или предотвращать агрессию. Объединенные Нации довольно успешно решали и решают ряд проблем, возникающих в других ситуациях, например на балкано-греческой границе, в Индонезии и Палестине; сейчас ООН занимается проблемами Кашмира и Кореи.
Кроме того, ООН также способствует налаживанию сотрудничества между членами Организации по социальным и экономическим проблемам, созданию и функционированию механизмов соблюдения основных прав человека и формирования во всем мире позиций и мнений, служащих установлению мира. Экономический и социальный совет, Комиссия по правам человека, ЮНЕСКО, многочисленные другие комиссии и технические органы представили огромное количество докладов и приняли много резолюций. Они повлияли на поведение многих государств. Разработанные комиссиями ООН проекты получили признание во многих [с.396] соглашениях. Но эта работа затруднена из-за отказа Советского Союза присоединиться к техническим органам и нежелания сотрудничать по основным вопросам как с Экономическим и социальным советом, так и с другими комиссиями.
Особое внимание было уделено научным исследованиям, посвященным функционированию этой международной организации – механизму и процедурам, придающим ей эффективность, а также ответным действиям и реакции функциональной структуры на мнения, которые могут содействовать улучшению работы ООН. Исторические исследования федераций, конфедераций и лиг дают основание говорить, что усилия по расширению сферы действия функционального механизма, направленные на «совершенствование» организаций и мнений с тем, чтобы обеспечить общий консенсус, могут привести к войне. Неудачная попытка усовершенствовать такой механизм, когда для этого не готовы экономические условия и общественное мнение, также может привести к войне. Проблема заключается в том, чтобы постепенно добиваться сопряжения организации и общественного мнения друг с другом. Об этом говорит история швейцарской и американской конфедераций, Священной Римской империи, немецкой нации, Священного Союза, Лиги Наций и ООН; данный вопрос заслуживает пристального изучения и анализа.
Образование
Человек по своей природе не является гражданином мира. Он может стать таковым, если в сжимающемся мире будет развиваться стабильный, справедливый и благополучный мировой порядок. Поэтому людям нужно быть политически образованными, что позволит им понимать природу мира, быть толерантными к разнообразным культурам, правительствам, экономическим моделям, воспринимать принципы и процедуры, необходимые для функционирования международных институтов, готовых к решению споров, предотвращению насилия, и подчинять свои позиции, сиюминутные интересы этим принципам и процедурам. Такое образование, особенно в том, что касается отношений и позиций, должно начинаться на раннем этапе. На более высоком уровне образования требуются обширные знания и понимание мировой культуры и истории народов, ценностей и институтов, которым должны быть привержены эти народы, при условии, что всемирная точка зрения будет эффективной.
Социологи изучают развитие обществ, определяя механизмы распространения и усиления связей и их обмен внутри группы, механизмы формирования общей позиции группы и ассимиляции членами группы [с.397] общих ценностей, а также механизмы организации группы, благодаря которым она может выступать как единое целое. Взаимодействие этих четырех процессов вносит существенный вклад в воспитание чувства преданности своей группе.
В сегодняшнем мире процесс политического образования в формировании позиции гражданина мира встречает препятствие – железный занавес. Люди по обе его стороны воспитываются как граждане различных миров. Один центр мира находится в Нью-Йорке, другой – в Кремле. Если бы люди везде получали обширное общение, то существующие противоречия можно было бы сгладить, а со временем, возможно, и устранить. Вероятно, приверженность единому миру в дальнейшем получит свое развитие при условии распространения основных идей обоих миров. Если общие ценностные установки будут полностью восприняты, может быть построена всемирная организация, которая в состоянии достичь целей, провозглашаемых в Уставе ООН. Над таким планом постоянно работают в ООН, но этот процесс не может быть быстрым. До тех пор пока не будет ослаблена напряженность путем установления обширных транснациональных связей, отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом будут зависеть главным образом от межправительственных переговоров, проходящих на основе того, что два мира по главным вопросам находятся в оппозиции. Когда будут определены общие интересы, напряженность может быть снижена и стремление к сотрудничеству, основанное на понимании общих целей, провозглашенных в Уставе ООН, позволит начать процесс формирования международной организации и политического образования с целью построения более прочного мира. [с.398]
1 Оригинал: Wright Q. Problems of Stability and Progress of International Relations. Politics and International Stability. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1954. P. III. Ch. 8. P. 128–141 (перевод С. М. Лучиновой и О. А. Хлопова).
предыдущая |
начало |
|||
содержание |