Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		оглавление

Понятие “информационное общество” сегодня уже перестало быть метафорой или обозначением мегатенденций развития современного мира. Происшедшие в последней трети ХХ в. в ряде развитых стран глубокие структурные преобразования экономического механизма, выдвинувшие на первые позиции новые наукоемкие отрасли взамен тяжелой промышленности, сопровождались бурным развитием “индустрии знаний” и связанных с ней технологий передачи и обработки информации, глобальной компьютеризацией и появлением разветвленных информационных систем. С созданием всемирной компьютерной сети Интернет человечество практически вступило в фазу формирования и поддержания в актуальном состоянии единой общемировой информационно-коммуникационной среды, и киберпространство, еще совсем недавно доступное лишь высококвалифицированным программистам, на наших глазах трансформируется в информационное поле социально-экономического, политического и культурного развития всего сообщества, позволяющее обеспечить необходимыми сведениями отдельных граждан, их различные объединения, предприятия, органы власти и управления.

Информация, которая в философском плане все чаще рассматривается в качестве третьего базисного компонента бытия – наряду с веществом и энергией (см., напр.: [56, с. 111; 98, с. 359; 183, с. 393]), на практике превращается не просто в мощный ресурс, а в ключевой фактор социального прогресса. Стремительное возрастание роли нового, информационного сектора экономики, названного вслед за сельским хозяйством, промышленностью и сферой услуг “четвертичным”, привело к тому, что коммуникация, под которой обычно понимается тип взаимодействия между людьми, социальными общностями и институтами, предполагающий обмен информацией, сегодня охватывает своим влиянием все области социальной действительности и по-новому организует общественные отношения. Наблюдаемое на рубеже ХХ и ХХI вв. интенсивное развитие коммуникационных технологий значительно облегчило производство и распространение социально значимой информации и привело к формированию глобального [c.6] информационного пространства, в которое оказались вовлечены целые сообщества, политические, экономические, религиозные и культурные институты. Современные технические средства коммуникации, передавая неведомые ранее объемы информации миллионам людей, оказывают существенное воздействие на сферы их труда, быта, досуга, политической жизни, диктуют им образцы поведения, отражают и формируют общественное мнение.

Сегодня общество достаточно отчетливо осознает, что современные средства массовой коммуникации, или СМК, являются могучей и влиятельной силой. Проблема “творца” и его “творения”, способного выйти из-под контроля и поработить своего создателя, хорошо известная по произведениям писателей-фантастов, начинает приобретать несколько иные, но вполне конкретные очертания. Специалисты разных областей знания – философы, социологи, политологи, юристы, психологи, представители технических наук – обсуждают реальные возможности и “право” этих средств на массовое информационное воздействие. В новейшей литературе все чаще звучит мысль о том, что человечество вступает в эпоху, когда “виртуальная реальность”, то есть образ окружающего мира, формируемый СМК и прежде всего телевидением, а в последние годы и не без помощи Интернета, во многом не совпадает с действительностью. Новейшие коммуникационные технологии создают принципиально иное, неведомое ранее “глобальное пространство – время”: локальное, ограниченное пространство буквально становится мировым, а конкретное время приобретает весьма относительный характер, ибо не столько важно то, когда и как именно произошло то или иное событие, сколько то, когда и как оно было представлено и воспринято. В этой связи становится очевидным, что даже незначительные, на первый взгляд, изменения в содержании и направленности передаваемого сообщения могут иметь далеко идущие для всего общества последствия, в том числе и в политическом плане.

Можно оптимистически утверждать, что по своей объективной природе новые коммуникационные технологии должны способствовать демократизации всех сторон общественной жизни, однако в силу не менее объективно существующей неравномерности доступа к источникам информации было бы [c.7] ошибочным отрицать реальную возможность концентрации управления информационными потоками в руках достаточно узкого круга лиц, ставящих перед собой задачу направленного воздействия на массовое сознание или, если угодно, манипулирования им в политических целях. С этой точки зрения феномен коммуникации представляет очевидный интерес для политологов. Коммуникация в сфере политики, или политическая коммуникация, подобно любым другим коммуникационным актам, может преследовать три цели: передачу информации, изменение мнения, изменение поведения информируемых, однако ключевым в этом процессе, несомненно, является изменение поведения, поскольку именно оно составляет стержень властно-управленческих отношений в обществе. Соответственно, использование СМК и контроль над содержанием передаваемых ими сообщений становится в информационном обществе одним из обязательных условий для осуществления, удержания, а в необходимых случаях и завоевания власти.

Очевидно, что в этой связи феномен политической коммуникации попадает в поле зрения целого ряда дисциплин, рассматривающих политику в качестве объекта исследования, но различающихся по своей предметной области: политической философии, сосредоточивающей внимание на нормативно-ценностных и идеологических аспектах политики; политической истории, исследующей конкретно-политическую деятельность; правовых наук, изучающих юридические вопросы социально-политических отношений и т.д. С другой стороны, проблемы, порождаемые политической коммуникацией, одновременно оказываются и в предметном поле так называемых пограничных политологических дисциплин, занимающих своего рода промежуточное положение между политической наукой и другими областями знания: политической социологии, изучающей воздействие всей совокупности общественных отношений на выработку политики и деятельность политических организаций; политической антропологии, рассматривающей не только зависимость политики от биологических, интеллектуальных, социокультурных и других родовых качеств человека, но также и обратное воздействие политики на личность; и, конечно же, политической психологии, исследующей ценностные ориентации, [c.8] потребности, настроения, чувства и другие психологические компоненты, которые, формируясь у людей в результате политической социализации и непосредственной социально-политической деятельности, проявляются в соответствующих действиях индивидов и социальных общностей.

В то же время политическая коммуникация оказывается и в числе явлений, которые не укладываются в привычные рамки общесоциологических парадигм, в известной мере претендующих на роль универсальных метатеорий и включающих в себя собственно политологические подходы. Обладая известными достоинствами методологического, онтологического и гносеологического порядка, “классические” концепции сталкиваются с определенными трудностями при изучении и объяснении коммуникационных феноменов, ставших неотъемлемой частью современного мира. Так, в условиях становления информационного общества анализ проблемы борьбы за власть, очевидно, смещается от традиционной постановки вопроса о власти и собственности на средства материального производства в плоскость борьбы за власть и собственность на средства производства общественного мнения. Это по меньшей мере диктует необходимость пересмотреть устоявшееся понятие “четвертая власть” и трактовать его уже не столько в аллегорическом, сколько в констатирующем и конституирующем смысле.

Иное звучание приобретают и такие, казалось бы, достаточно изученные и глубоко разработанные в теоретическом плане вопросы, как связанные с проблемой легитимации власти. Не отрицая правомерности и объяснительной способности хорошо известных подходов, пытающихся найти их решение либо преимущественно в рациональных началах конституционной организации властно-управленческих отношений, либо, напротив, большей частью в иррациональном – в харизматических качествах личности того или иного политического лидера, следует тем не менее признать, что в становящемся информационном обществе весьма значительную, если не ключевую роль начинают играть другие факторы. Этими факторами выступают коммуникационные возможности и ресурсы органов государственной власти и управления, политических партий, движений и конкретных политиков, их способность к эффективной коммуникации как к [c.9] целенаправленному информационному взаимодействию с “управляемым” сообществом или избирателями, предполагающему формирование или корректировку общественного мнения. Таким образом, политическую коммуникацию сегодня следует признать одним из важнейших аспектов легитимации власти, требующим соответствующего изучения, при этом, разумеется, избегая крайностей технологического детерминизма, поскольку в конечном счете именно социальные потребности предваряют и часто определяют судьбу технико-технологических инноваций.

Еще одной проблемой, не укладывающейся в “прокрустово ложе” классических политологических концепций, выступает становящееся все более очевидным такое последствие глобализации информационного пространства, как стремление к формированию “всемирного индивида”, унификации вкусов, норм поведения людей в планетарном масштабе, нередко называемое мондиализацией аудитории. Социально значимая информация, в том числе и сведения политического характера, все в большей мере распространяются мировыми, а не национальными агентствами и каналами. В результате миру навязывается “западная”, а по большей части – американская идентичность, культура, знаки, символы, видение событий “по-американски”. Подобная информационная экспансия, способная, как полагают некоторые исследователи, обернуться для “незападных” народов возможной потерей социокультурного суверенитета, утратой ими специфически-национальных черт образа жизни, не может не привлекать к себе внимания со стороны политологов, но также предполагает при этом определенный выход за пределы классических парадигм или, как минимум, совместное и взаимодополняющее использование формационного и цивилизационного подходов.

Таким образом, изучение политической коммуникации, различных ее проявлений и последствий сталкивается с проблемами, которые не укладываются в жесткие рамки общепризнанных политико-философских теорий, подходов и школ, и тем самым актуализирует задачу теоретико-методологического осмысления происходящих социально-политических изменений посредством формирования новой парадигмы изучения политики, адекватной состоянию общества и вызову времени. Возможный путь преодоления указанных противоречий и поиска ответов на [c.10] нерешенные вопросы видится в своеобразном “смещении акцентов”, когда использование известных политологических концепций для анализа феномена коммуникации в сфере политики будет сочетаться с применением элементов стремительно развивающейся теории коммуникации к изучению различных политических явлений, с “коммуникационным прочтением” самой политики.

Представляется, что подобный подход имеет “право на жизнь” по крайней мере в силу двух обстоятельств. Во-первых, сущностной стороной феномена власти, ключевого предмета исследования в политической науке, являются, как известно, отношения руководства – подчинения. Это дает основания рассматривать власть и ее осуществление как коммуникационный процесс, который предполагает информационное взаимодействие “управляющих” и “управляемых”, точнее – информационный обмен, обратную связь между ними, ибо для обеспечения эффективности управления “управляющие” должны получать все необходимые сведения о действиях “управляемой” стороны и, руководствуясь этими сведениями, в зависимости от складывающегося ситуации формулировать последующие управленческие решения, направленные на то, чтобы реальное положение дел все более приближалось к поставленной цели (при этом, конечно, подразумевается, что данная цель достижима; иначе неизбежна ее корректировка, либо – в худшем случае – отказ от ее реализации). Во-вторых, сама политика, как и любая сфера человеческой деятельности, также содержит в себе коммуникационное начало, которое проявляется в конкретно-исторических формах взаимодействия, “общения” различных субъектов политики – индивидов, социальных общностей и выражающих их интересы институтов по поводу установления, функционирования и изменения власти в обществе.

Истоки современных теоретических представлений о политической коммуникации уходят своими корнями в далекое прошлое. О том, что в качестве инструмента политического воздействия коммуникация осмысливалась уже в античные времена, убедительно свидетельствуют дошедшие до нас древнегреческие и римские источники. О специфических формах целенаправленного информационного воздействия на политическое [c.11] сознание и поведение граждан во имя достижения общего блага говорил, например, Платон, когда в своих размышлениях об идеальном государстве предлагал в воспитательных целях “переписать” мифы и изъять из них все места, где боги предстают перед людьми в невыгодном свете (см.: [158, c. 140–144, 149–158]). Аристотель, по существу, впервые обратил внимание на коммуникационный аспект политической деятельности, интерпретируя ее как “общение”, направленное на достижение высшего “общего блага” (см.: [20, c. 376 и слл.]). Впоследствии отдельные представления о коммуникационной сущности политики приобрели правовой оттенок в творчестве Цицерона, говорившего о политическом общении, преследующем цель установления “общего правопорядка” (см.: [208, с. 20 и слл.]).

Выдающиеся мыслители западноевропейского Средневековья Августин Блаженный и Фома Аквинский в своих религиозно-философских трудах обращали внимание на различные виды человеческого общения, обусловленные его богоустановленной природой (см.: [14, c. 653 и слл.; 202, с. 581–596]). В эпоху Возрождения проблема воздействия на политическое сознание, направленного на изменение настроений и поведения людей, получила свое развитие в творчестве Н. Макиавелли (см.: [120, с. 405–406]).

В Новое время по мере распространения и развития печатного дела в ходе развернувшейся борьбы мнений вокруг идеи свободной прессы сформировались различные концептуальные подходы к пониманию и осмыслению политической роли коммуникации, оказывающие свое заметное влияние и в наши дни. Так, Т. Гоббс обосновывал тезис о необходимости борьбы с “ядом мятежных учений”, которые ослабляют государство или ведут его к распаду (см.: [61, с. 250–251]); при этом, правда, мыслитель призывал использовать силу закона не против тех, кто заблуждается, а против самих заблуждений. Иную позицию отстаивали представители либерально-демократической мысли XVII–XIX вв.: Дж. Мильтон [133], Дж. Локк [117; 118], Ш.Л. Монтескье [137], Дж. С. Милль [132] и др., во многом предопределившие характер нормативно-ценностного базиса функционирования и развития политической коммуникации в странах Запада, где свобода слова, обмена мнений через [c.12] независимые СМИ рассматривается в качестве инструмента общественного контроля за деятельностью органов власти и противодействия возможным злоупотреблениям, проявлениям деспотизма со стороны государства.

С середины XIX в. отдельные проблемы политической коммуникации рассматриваются в рамках марксистской концепции идеологии, по-прежнему сохраняющей свое значительное влияние. Ключевой момент этой концепции состоит в том, что материалы прессы (а применительно к современным условиям – сообщения, передаваемые всей системой СМК) представляют собой форму выражения и продвижения определенных ценностей, убеждений, идей; при этом, соответственно, “господствующими идеями любого времени были всегда лишь идеи господствующего класса” [126, c. 445]. Однако главным объектом анализа в классической марксистской традиции выступает все же не сама коммуникация, которой отводится в известном смысле “инструментальная”, несамостоятельная роль, а ее социально-экономический и политический контекст, конкретно-исторические условия создания, распространения и использования сообщений, выражающих интересы конкретных социальных групп.

Среди трудов мыслителей прошлого по общим проблемам политической теории, где различные аспекты политической коммуникации исследовались в контексте познания взаимо-отношений государства и общества, сущности и механизмов осуществления политической власти, особое место занимают работы М. Вебера [46], Т. Парсонса [155], П. Сорокина [184]. Идеи, высказанные этими крупными социологами, заметно повлияли на преодоление упрощенной трактовки, изображавшей политическую коммуникацию в виде акта однонаправленного информационного воздействия или, в лучшем случае, последовательности таких актов, и во многом предопределили формирование современных представлений о ней как о социальном взаимодействии “управляющих” и “управляемых”, или, более точно, как о взаимном обмене действиями между ними.

Начало систематического изучения процессов и явлений политической коммуникации было положено работами Г. Лассуэлла, посвященными анализу феномена пропаганды в период первой мировой войны [348; 349], а фундаментальные [c.13] исследования в области политической коммуникативистики как “науки, изучающей природу и строение информационно-политической сферы общественной жизни, характерные для нее механизмы и тенденции развития публичных и непубличных контактов, формы эволюции общения правящих кругов и гражданского общества” [159, c. 5], фактически начались только в середине 40-х гг. ХХ века. Как и для большинства междисциплинарных направлений исследования, полный обзор теоретических разработок, так или иначе связанных с вопросами политической коммуникации во всех смежных отраслях знания, был бы слишком объемным. В этой связи за рамками нашего рассмотрения остаются отдельные вопросы, имеющие к политической коммуникации весьма косвенное отношение. К ним, например, относится изучение проблем языковой неоднородности в различных политических сообществах, которым уделяют внимание специалисты в области этнополитологии (см., напр.: [347]), а также сравнительный анализ оригинальных текстов политико-правовых документов, в частности, конституций, и их переводов на другие языки (см., напр.: [320]), представляющий несомненный интерес для лингвистов и экспертов в области права. По этой же причине вне поля нашего анализа остается также значительный массив прикладных исследований, преимущественно ориентированных не на изменение или прирост базисного теоретического знания, а на практическое применение коммуникационных технологий с целью достижения реальных политических результатов (см., напр.: [64; 237; 285; 340; 407 и др.]).

Существенную роль в осмыслении общетеоретических и методологических аспектов изучения политической коммуникации в современных условиях играет анализ социальных аспектов информатизации и становления информационного общества. Наряду с известными зарубежными исследователями – Д. Беллом [29], А. Бениджером [243], Н. Винером [54], Р. Дарендорфом [264], М. Кастельсом [96; 97], Й. ван Квиленбургом [263], А. Кингом и Б. Шнайдером [102], Р. Катцем [335], У. Мартином [360], И. Масудой [362; 363], А. Мэттелартом [364], Э. Тоффлером [190], Ф. Уэбстером [193], Дж. Фитером [283], Н. Шиллинглоу и У. Томасом [402] и др. – значительный вклад в разработку этой [c.14] проблемы внесли и отечественные ученые: Р.Ф. Абдеев [13], В.Г. Афанасьев [22; 23], А.В. Бахметьев [27], Е.Л. Вартанова [43], Т.П. Воронина [58], В.Л. Иноземцев [91], К.К. Колин [104], А.Б. Курицкий [112], И.С. Мелюхин [131], Н.Н. Моисеев [136], Е.Н. Пасхин [156], В.Д. Попов [162], Г.Н. Попов [163], А.И. Ракитов [171], Г.Л. Смолян и Д.С. Черешкин [178; 179; 180], Р.И. Цвылев [207], И.И. Юзвишин [228], Ю.В. Яковец [229] и др.

Особое значение в контексте рассматриваемой проблематики имеют теоретические работы в области анализа социальной коммуникации, массово-коммуникационных процессов, механизмов и результатов их воздействия на сознание людей. Несмотря на характерное для исследовательской практики советского периода идеологизированное противопоставление теории и практики средств массовой информации и пропаганды социалистического общества буржуазным концепциям массовой коммуникации, рассматриваемым большей частью в негативно-критическом аспекте, отдельные теоретические положения и выводы, содержащиеся в опубликованных в середине 60-х – 80-е гг. работах Г.К. Ашина [25], Э.Г. Багирова [28], В.Ю. Борева и А.В. Коваленко [38], Ю.П. Буданцева [39; 40], В.С. Коробейникова [107], В.П. Терина и П.А. Шихарева [187], И.А. Федякина [198], М.А. Фроловой [203], Ю.А. Шерковина [221; 222], В.Л. Энтина [226] и других авторов, не потеряли своей актуальности и научной значимости.

В последние годы данному направлению исследований были посвящены работы В.М. Березина [32], Ю.П. Буданцева [41], М.А. Василика [153], А.А. Грабельникова [65], Е.Г. Дьяковой и А.Д. Трахтенберг [77; 78], И.И. Засурского [82], Я.Н. Засурского [83], Л.М. Земляновой [84], В.П. Конецкой [105], И.А. Мальковской [123], Г.С. Мельник [130], М.М. Назарова [139], Г.Г. Почепцова [165], Е.П. Прохорова [167], А.В. Соколова [181], В.П. Терина [188], Л.Н. Федотовой [196; 197], Ф.И. Шаркова [218] и других отечественных авторов.

Среди трудов зарубежных ученых в области теории коммуникации необходимо отметить публикации Дж. Абрамсона, Ф. Артертона и Г. Оррена [231], Э. Гринберга и Б. Пэйджа [303], Ч. Гудсела [300], Т. ван Дейка [71], Р. Дэвиса и Д. Оуэн [266], Г. Инниса [318; 319], Д. Келлнера [338], Дж. Кина [101], [c.15] Дж. Куррана и М. Гуревича [361], Э. Кэтча и Дж. Рифкин [331], М. Манна [359], Дж. Мейровича [373], Дж. Томпсона [408], С. Францича [286], Ю. Хабермаса [206; 305] и др., в которых затрагивается проблема отношений между развитием СМК и организацией властно-управленческих отношений в обществе.

Анализу понятия политической коммуникации и ее сущностной стороны посвящены работы российских политологов Г.А. Белова и В.П. Пугачева [152], М.Ю. Гончарова [62], М.В. Ильина [90], В.В. Латынова [114], А.И. Соловьева [159; 182; 183], известных зарубежных исследователей М. Дефлёра и Э. Деннис [269], Ж.-М. Коттре [262], П. Лазарсфельда [352], Г. Лассуэлла [350], Л. Пая [393], Д. Уилхема [192], Р.-Ж. Шварценберга [219].

Специальных работ, посвященных изучению отдельных сторон политической коммуникации, в современной российской исследовательской практике пока не так много. Это – монографии М.С. Вершинина [48], Т.Э. Гринберг [67], А.В. Дмитриева, В.В. Латынова и А.Т. Хлопьева [73; 74], В.И. Кравченко [108], Е.Г. Морозовой [138], Ю.А. Нисневича [144], А.Л. Стризое [185], А.М. Цуладзе [209], А.А. Чичановского [213], С.А. Шомовой [224], диссертационные исследования А.А. Большакова [37], Е.И. Злоказовой [85], И.Г. Маланчук [122], Л.Р. Посикеры [164], С.В. Разворотневой [170], И.К. Решетова [172], Ю.А. Твировой [186], А.Д. Трахтенберг [191], учебник “Управление общественными отношениями” под общей редакцией В.С. Комаровского [194], учебное пособие “Политические коммуникации” под редакцией А.И.Соловьева [159].

Заслуживают особого внимания опубликованные в последние годы работы М.Г. Анохина и М.Ю. Павлютенковой [18], В.А. Ачкасова и А.В. Чугунова [24], Л.А. Василенко [44], А.В. Дмитриева, В.В. Латынова и И.Г. Яковлева [75], Б.З. Докторова [76], А.И. Кулика [111], Д.А. Ненашева [142], Б.В. Овчинникова [148], Д.Н. Пескова [157], В. Юдаева [227] и др., а также диссертационные исследования Д.Г. Иванова [88] и А.В. Чугунова [214], где рассматриваются возможности и перспективы использования новейших информационных технологий и Интернета в политической сфере.

Теоретические исследования зарубежных авторов в области анализа политической коммуникации – при всем многообразии [c.16] их проблематики – в целом развиваются в русле двух основных направлений. Первое из них связано с построением микроуровневых когнитивных конструкций, которые выступают в качестве основы упорядочения и обобщения эмпирических данных о результатах информационного воздействия, имеющего своей целью изменение политических установок, мнений, поведения на уровне индивидов. Начиная с получившего широкую известность исследования П. Лазарсфельда, Б. Берельсона и Х. Годэ “Выбор народа” [351], впервые опубликованного в середине 40-х гг., значительная часть работ данного направления была связана с изучением процессов побудительной коммуникации в контексте подготовки и проведения избирательных кампаний. Отдельные теоретические аспекты анализа процессов информационного воздействия на электоральное поведение и восприятия различными аудиториями политических медиа-образов, создаваемых СМК, исследовались, в частности, в 50–60-е гг. П. Лазарсфельдом при участии Б. Берельсона, Э. Каца и У. Макфи [244; 334], Дж. Гербнером [293], Дж. Клэппером [341], Э. Кэмпбэллом при участии Дж. Гурина, П. Конверса, У. Миллера, Д. Стокса [253; 254; 255], У. Уэйссом [414]; в 70-е гг. – С. Краусом и Д. Дэвисом [344], У. Миллером и Т. Левитин [375], Н. Наем, С. Вербой и Дж. Петросиком [383], Д. Ниммо и Р. Сэвиджем [385], Д. Шоу и М. Маккомбсом [401]; в 80-е гг. – Ш. Айенгаром и Д. Киндером [324], Ф. Артертоном [236], Р. Джослином [328], С. Китером и К. Зукином [336], Т. Паттерсоном [389], С. Хессом [314], в последние годы – Т. Гитлином [299], Э. Даймондом и Р. Сильверманом [273], Э. Деннис и Дж. Мерриллом [270], К. Джонсон-Кэтри и Г. Коплэндом [326; 327], Л. Кэйд и А. Джонстон [329], Д. Ниммо [384], Ч. Стюартом, С. Смитом и Р. Дентоном [405], М. Троготтом и П. Лавракасом [280; 413]; Р. Хартом [309; 310], Р. Энтманом и Э. Роджески [281] и рядом других авторов.

К числу микроуровневых политико-коммуникационных исследований относится также теоретический анализ феноменов пропаганды и процессов политической социализации личности, который представлен опубликованными в 50–90-е гг. трудами Б. Багдикяна [238], Д. Бари и Б. Сильвера [239], А. Джорджа [289], Р. и К. Доусон в соавторстве с К. Прюиттом [267], М. Корбетта [c.17] [261], Г. Лассуэлла, Д. Лернера и Х. Спейера [392], У.Р. Неймана [378], Д. О’Кифа [387], М. Паренти [388], Э. Пратканиса и Э. Аронсона [391], Р. Фагена [282], Дж. Фулбрайта [287], Г. Хаймена [317] и др.

Второе направление теоретических исследований политической коммуникации сопряжено с построением макроуровневых моделей, концептуально отображающих содержание и тенденции развития процессов информационного воздействия и взаимодействия субъектов политики на уровне политической системы и общества в целом. Данное направление представлено существенно меньшим количеством публикаций, в частности, работами Г. Алмонда и Дж. Коулмана [234], К. Дойча [271; 272], Д. Истона [274; 275], Д. Кноука и Дж. Куклински [342], Р. Хакфельдта и Дж. Спрага [316], Р.-Ж. Шварценберга [219], Т. Ямагиши, М. Гиллмор и К. Кук [419] и др.

Отдавая должное значительной исследовательской работе, проделанной отечественными и зарубежными учеными в области теоретического изучения и осмысления процессов информационного воздействия и взаимодействия в сфере политики, следует отметить, что политическая коммуникация пока еще не стала объектом комплексных теоретико-методологических исследований. Научный поиск в основном ведется по нескольким смежным, но недостаточно связанным между собой направлениям; при этом изучаются лишь отдельные стороны политико-коммуникационных процессов и явлений, их частные аспекты. Фрагментарный анализ, будучи исторически неизбежным этапом развития любой теории, становится сегодня препятствием на пути выявления сущностных характеристик политической коммуникации и приводит либо к неоправданному сокращению предметного поля исследования только до коммуникационных процессов, имеющих место в период подготовки и проведения избирательных кампаний, либо к такому же неоправданному его расширению, когда размываются научные критерии “политичности” коммуникации.

В этой связи целью исследования является анализ теоретических концепций и моделей политической коммуникации как необходимого компонента взаимодействия субъектов политики (политических акторов) между собой и окружающей социальной средой, направленного на завоевание, удержание и использование [c.18] власти, сохранение, укрепление или изменение существующих властно-управленческих отношений в обществе.

Для достижения этой цели были определены следующие задачи:

– на основе изучения эволюции социально-политической мысли во взаимосвязи с трансформацией общей картины мира от мифологических образов к вероятностно-стохастическим и информационно-коммуникационным представлениям обосновать закономерный характер возникновения и развития современных теоретических концепций политической коммуникации;

– исходя из анализа информационно-коммуникационного аспекта политики, определить место теоретических концепций политической коммуникации в общей структуре социально-политического знания;

– исследовать основные тенденции в развитии понятийно-категориального инструментария и методологии изучения политико-коммуникационных процессов;

– выявить особенности развития микро- и макроуровнего направлений политико-коммуникационных исследований, определить их роль и значение в формировании общих и специфических методов анализа отдельных, частных аспектов политической коммуникации;

– на основе синтеза микро- и макроуровнего подходов обосновать принципы и методологию построения обобщенной структурно-функциональной модели политической системы общества с выделением в ней в качестве одного из функционально обусловленных компонентов подсистемы политической коммуникации;

– проанализировать базовые модели политической коммуникации как когнитивные конструкции, концептуально отображающие содержание процессов информационного воздействия и взаимодействия в политической сфере;

– выявить на уровне теоретического анализа общие и специфические черты стратегических политико-коммуникационных кампаний, направленных на достижение конкретных политических результатов: агитационно-пропагандистской деятельности, политической рекламы, развития общественных связей, политического маркетинга; [c.19]

– раскрыть роль воздействия средств коммуникации на процессы преобразований в социально-политической сфере, связанные с изменением характера конкретно-исторических форм политической деятельности;

– выявить основные тенденции развития форм политической коммуникации в становящемся информационном обществе с учетом возможностей использования сети Интернет как универсальной коммуникационной среды;

– раскрыть специфику концепций “электронной демократии” и “электронного правительства” как теоретических основ упорядочения и обобщения эмпирических данных, отображающих изменения в процессе организации взаимодействия органов государственной власти и местного самоуправления с гражданами и их объединениями, вызываемые внедрением и расширением использования новейших информационно-коммуникационных технологий в политической сфере.

Объектом исследования выступает политическая коммуникация как совокупность процессов и явлений информационного воздействия и взаимодействия в сфере политики, связанных с конкретно-исторической деятельностью политических акторов по поводу власти, властно-управленческих отношений в обществе.

Предметом исследования являются основные тенденции в развитии методологии исследования, истории формирования и разработки теоретических концепций политической коммуникации.

Теоретико-методологическую основу исследования составили общенаучные принципы системно-структурного и структурно-функционального анализа в сочетании с конкретно-историческим методом исследования, дающие возможность проследить процесс генезиса, становления и развития исследуемого объекта в его взаимосвязи с другими феноменами социально-политической сферы.

При изучении особенностей развития основных направлений политико-коммуникационных исследований применялись сравнительно-сопоставительный и диалектический методы, позволяющие в своем сочетании выделить общие и особенные черты в подходах представителей различных научных школ к теоретическому анализу процессов и явлений политической коммуникации с учетом менявшихся конкретно-исторических реалий. [c.20]

В основу анализа принципов и методов построения, а также тенденций развития теоретических концепций политической коммуникации положен метод моделирования, связанный с условно-знаковым представлением определенных свойств объекта исследования, которое, с одной стороны, отображает внутреннюю целостность политической коммуникации как феномена, обладающего своим местом в социально-политической действительности, с другой стороны – раскрывает специфику ее отдельных составляющих.

Анализ основных тенденций развития политической коммуникации в становящемся информационном обществе, а также оценка возможных перспектив формирования и дальнейшей эволюции отдельных элементов “электронной демократии” в связи с использованием новейших информационно-коммуникационных технологий в политической сфере, предполагающие обращение к исследованию процессов, пока еще далеких от своего завершения, актуализировали использование метода вероятностного политического прогнозирования.

Теоретическая и практическая значимость исследования связана с возможностями применения представленных материалов и результатов теоретического анализа процессов и явлений политической коммуникации в научно-исследовательской работе, направленной на дальнейшее изучение данной проблематики, а также в деятельности органов государственной власти и общественно-политических объединений, имеющей своей целью выработку научно обоснованных предложений по развитию совершенствованию системы российского законодательства в информационной сфере, а также по развитию электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления, обеспечивающей эффективное информационное взаимодействие органов публичной власти с населением и институтами гражданского общества. [c.21]

	предыдущая		следующая
		оглавление