Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		оглавление

Личность Сталина настолько противоречива и многогранна, даже по-своему загадочна, что исследователи, наверное, еще долго будут спорить о том, как оценивать его роль в российской и мировой истории. Но, что бы ни говорили о нем критики любых политических оттенков, ясно одно – внешняя политика Советского Союза тридцатых – сороковых годов оказала столь внушительное влияние на ход мировых событий, что ни замолчать, ни обойти вниманием этот период просто невозможно. Естественен, следовательно, и интерес к личному вкладу Сталина в разработку, формирование и осуществление внешней политики в то время, когда он находился во главе партии и государства.

Невольно задаешься вопросом, в чем состоял секрет успеха сталинской дипломатии. Ведь именно он, начав игру в чрезвычайно невыгодных обстоятельствах, вывел Россию из политической изоляции, а затем превратил ее в сверхдержаву, способную успешно конкурировать с объединенной мощью промышленно-развитых стран Запада вместе взятых. Внешняя политика Сталина кардинально преобразила всю международную систему нынешнего столетия. Ее последствия продолжают влиять на современные международные отношения, предопределяя действия политических руководителей многих стран мира. Поэтому личность Сталина не перестает приковывать к себе внимание не только историков, но и практикующих политиков и экспертов, ответственных за выработку текущих внешнеполитических решений.

Хотя с момента смерти Сталина прошло чуть более сорока лет – срок по историческим меркам совсем небольшой, – литература, опубликованная о нем, достаточно обширна. Казалось бы, все вопросы уже подняты, все ответы найдены. Какой смысл возвращаться к этой теме? Не лучше ли закрыть ее и обратить академические взоры на менее исследованные проблемы? Но чем больше углубляешься в изучение литературы о Сталине, тем больше убеждаешься, что последнее слово о нем еще не сказано и вряд ли будет сказано в ближайшем будущем. Дело в том, что сразу же после его смерти фигура Сталина оказалась в центре острой политической борьбы как внутри СССР, так и в международном контексте. Последние политические тенденции свидетельствуют о том, что эта борьба не только не идет к затуханию, но вновь усиливается. Именно в результате политической заангажированности большинства авторов, писавших и продолжающих писать о Сталине, трудно ожидать более или менее объективного освещения его мировоззрения и политики.

В предшествующие годы в литературе о Сталине [c.1] объективно сложились четыре исследовательские школы: советская официальная, троцкистская, антикоммунистическая и традиционалистская. Импульсом к созданию советской официальной школы послужил известный доклад Хрущева на 20-ом съезде КПСС. Он же заложил основные методологические установки этой школы. В рамках данной методологии было выдержано большинство публикаций о Сталине, выходивших в СССР в догорбачевский период. В целом соответствует этой школе и многотомная монография Д. Волкогонова, опубликованная уже на закате “перестройки”¹. Среди сторонников советской официальной школы из западных авторов можно назвать канадца К.Н. Камерона².

Существо подхода, отстаиваемого советской официальной школой, сводится к тому, что Сталин действовал в общем и целом в соответствии с марксистско-ленинской доктриной. Это рассматривается как плюс. Но у него были отдельные “отступления” от марксизма-ленинизма, серьезные “ошибки”. К последним относят обычно нарушение принципа коллективного руководства, культ личности, репрессии против коммунистов. Этому, естественно, дается однозначно негативная оценка. Причем то, что рассматривается как политические просчеты Сталина, объясняется, главным образом, “отступлениями” от марксизма-ленинизма, в то время как достижения и успехи приписываются следованию марксистско-ленинской доктрине.

В отличие от советской официальной, троцкистская школа придерживается несколько иной точки зрения. Она считает, что так называемые “ошибки” Сталина не были поверхностным явлением, “отступлением” от марксизма-ленинизма, а представляли собой принципиальное изменение политического курса, “ревизию” марксизма-ленинизма, “термидор”, “бюрократический переворот”. При этом подспудно проводится мысль, что не будь этого изменения в политике, окажись во главе партии и государства “чистые” марксисты-ленинцы, вроде Троцкого, Зиновьева или Каменева, то негативных явлений удалось бы избежать, а развитие СССР, да и всей мировой цивилизации пошло бы по более благоприятному варианту. Наиболее видным представителем этой школы является, естественно, сам Троцкий, написавший о Сталине и его политике целый ряд работ. Из других крупных биографов Сталина к троцкистской школе можно отнести И. Дейчера, а в бывшем СССР – неофициального историка Р. Медведева и сына видного революционера-троцкиста А. Антонова-Овсеенко³. [c.2]

Основные посылки антикоммунистической школы довольно незамысловаты. Ее главный тезис состоит в том, что Сталин досконально проводил в жизнь марксистско-ленинскую (коммунистическую) доктрину, а его так называемые “ошибки” – вовсе не ошибки, а результат “антигуманной” природы самой доктрины. Вся деятельность Сталина в рамках этой школы трактуется резко негативно. Основы антикоммунистической школы были заложены представителями русской белой эмиграции. После окончания второй мировой войны эстафета была подхвачена западными историками либерального направления. Среди последних можно назвать Дж. Мерфи, Ф. Рэндалла, Дж. Льюиса и Ф. Уайтхеада, Алекса де Жонга, Р. Конквеста, а также ряд других авторов⁴.

Традиционалистская школа интересна тем, что она строит свою методологию на принципе исторических параллелей. Личность Сталина рассматривается в общем потоке русской истории. Такой подход позволил исследователям данной школы прийти ко многим правильным наблюдениям и выводам. И это вполне объяснимо, ибо традиции русской государственности, безусловно, присутствовали в политическом процессе сталинской России. В этом нет ничего удивительного, поскольку традиции являются неотъемлемым атрибутом развития любого государства. Как бы полностью по-новому ни пытались действовать те или иные лидеры, от традиций им никуда не уйти, так как народ, с которым им приходится иметь дело, не может в одночасье отбросить прежние традиции, если вообще можно говорить о такой возможности, как полное отбрасывание традиций.

В то же время в рамках традиционалистской школы не удалось создать целостную, логически связанную картину политической философии Сталина. Получилась некая фрагментарная личность, одни стороны деятельности которой могли быть объяснены при помощи аналогий, а другие – нет. Именно неспособность дать объяснение тому новому, уникальному, что присутствовало в политической доктрине Сталина, и составляет главный недостаток традиционалистской школы. К исследователям традиционалистского направления можно отнести Я. Грэя, Б. Суварина, А. Ноува и Р. Такера⁵.

Несмотря на значительную разницу в методологии и [c.3] идеологической ориентации авторов, для всех из вышеперечисленных школ характерна одна общая черта. Каждая из них в большей или меньшей степени является политически заангажированной. Если взглянуть, например, на советскую официальную школу, то нельзя не увидеть ее связи с той политической борьбой, которая развернулась в партийных верхах после смерти Сталина. Инициатор этой школы Хрущев, сделав заявку на верховную власть в стране, умело использовал жупел “сталинизма” для разгрома своих более авторитетных политических противников. Этот прием позволил Хрущеву совершить почти что невозможное – отстранить от власти людей, имевших гораздо больший, чем он, опыт партийной и государственной работы, людей с дореволюционным стажем – Молотова, Ворошилова, Кагановича. Тридцать лет спустя к этой же тактике прибег и М. Горбачев, который наклеивал ярлык “сталинистов” буквально на всех, не согласных с его политическим курсом.

Троцкистскую школу составили в основном бывшие сторонники и единомышленники Троцкого в Коминтерне, международном рабочем движении и в самой КПСС. Эта школа вплоть до начала девяностых годов вела свою собственную войну. Задним числом она пыталась разрешить в свою пользу тот исторический спор, который уже был решен на полях идеологических битв второй половины двадцатых годов. Тогда победа осталась за Сталиным. Но троцкисты не хотели признавать поражения и еще долгие годы вели шаманский “бой с тенью”. Понятно, что, стремясь доказать свою правоту, они были не очень разборчивы в средствах.

Вполне очевиден и предвзятый характер антикоммунистической школы, особенно расцветшей на Западе в годы “холодной войны”. Эта школа умело использовала то, что советская пропаганда называла “ошибками” Сталина, а троцкисты – “ревизией” марксизма-ленинизма, для дискредитации коммунистической доктрины как таковой. Между тем, главная цель этой школы – подрыв влияния коммунистической идеологии – очень часто не совпадала с задачами научной объективности. В результате многие факты и события получили поверхностную, неглубокую интерпретацию, а зачастую были просто сфальсифицированы.

Что касается сторонников традиционалистской школы, то они по своим идеологическим пристрастиям (это следует отличать от метода исследования) примыкали либо к троцкистской, либо к антикоммунистической школам. В первом случае они на основе традиционалистского подхода пытались доказать “ревизию” Сталиным марксизма-ленинизма. Во втором – чисто российское, “не западное” происхождение этой доктрины. [c.4]

Все перечисленные причины предопределили тот факт, что автор настоящей работы не посчитал возможным присоединиться ни к одной из вышеназванных школ. При подготовке исследования он делал основной упор на документальные источники – работы самого Сталина, материалы Коминтерна, документы внешней политики СССР. Более осторожно автор подходил к использованию мемуарной литературы, стараясь сопоставлять оценки и наблюдения очевидцев различной политической ориентации. Что касается исследовательской литературы, то она использовалась преимущественно в целях привлечения обширного фактического материала. При этом автор избегал следовать за сложившимися сюжетами интерпретаций тех или иных мотивов действий Сталина, придерживаясь своей собственной версии. Это, однако, не исключало упоминания некоторых интересных оценок, высказанных другими исследователями.

При написании данной работы автор исходил из того, что именно внешнеполитический аспект является ключом к пониманию и объяснению всей системы политических взглядов Сталина. В этом плане автор солидарен с Р. Такером, который считает, что “в сталинской политической программе требования внешней политики во "враждебном капиталистическом окружении" были основными”⁶. К сожалению, автору так и не удалось обнаружить ни одной специальной работы, посвященной сталинской внешнеполитической доктрине. В исследованиях биографического характера внешнеполитическая проблематика освещается лишь фрагментарно и сводится, главным образом, к перечислению общеизвестных фактов и событий. Попытки проанализировать теоретические взгляды Сталина на внешнюю политику не предпринимаются. В работах по советской внешней политике сталинского периода отсутствует анализ личного вклада Сталина в ее разработку, формирование и осуществление. Советская внешняя политика рассматривается как некая обезличенная постоянная величина на всем протяжении существования Советского Союза как государства. В итоге вопрос о том, в чем состояло существо внешнеполитической доктрины Сталина и была ли у него такая доктрина вообще, пока остается без ответа.

Некоторые историки вообще склонны считать, что при принятии решений Сталин руководствовался преимущественно интуицией. Другие выводят сталинскую внешнеполитическую философию из марксизма-ленинизма (с определенными отступлениями или без таковых). Третьи полагают, что Сталин действовал на основе исторического прецедента. По мнению автора настоящей работы, Сталин имел свою собственную оригинальную внешнеполитическую доктрину, отличную [c.5] от марксизма-ленинизма и связанную с ним исключительно использованием однотипной терминологии. Доказать это не просто прежде всего потому, что в сверхидеологизированном обществе, каковым являлся Советский Союз, выражение особенностей своих взглядов было затруднено для всех, включая высших руководителей страны. Куда бы ни поворачивалась стрелка политического компаса, любой такой поворот должен был быть объяснен в рамках официальной идеологии с использованием марксистско-ленинского понятийного аппарата. Отделение зерен от плевел вообще не легкий процесс. В случае со сталинской внешней политикой он требует концентрации на косвенных признаках, а также на конечном результате. Необходимо максимально абстрагироваться от той формы, в которой Сталин излагал свои взгляды. Только так можно проникнуть в существо сталинской доктрины. При таком методе исследования важное значение имеет рассмотрение эволюции внешнеполитических взглядов Сталина, начиная с того момента, когда в них обозначились некоторые особенности, отличавшие его действия, поступки, позиции от программных и руководящих установок коммунистической партии и в более широком смысле от представлений и понятий, господствовавших в большевистской среде. Этому в основном и посвящена первая глава настоящей работы.

Во второй главе автор рассматривает стратегию Сталина в Китае в период национальной революции 1925–1927 годов. Анализ этой стратегии важен тем, что для Сталина она явилась по сути первым опытом самостоятельной работы на целостном внешнеполитическом направлении. Поэтому в китайской стратегии впервые особенности сталинской внешнеполитической философии преломились в практической плоскости. К тому же, практический опыт, приобретенный Сталиным во время вовлеченности в китайские дела, послужил основой для дальнейшей эволюции его взглядов в области внешней политики, сыграл важную роль при формировании его внешнеполитической доктрины.

Наконец, в третьей главе, автор проводит сжатый логический анализ сталинской внешнеполитической доктрины, как она сформировалась во второй половине двадцатых – начале тридцатых годов. Показываются существенные отличия этой доктрины от внешнеполитических аспектов марксистско-ленинской теории и тех оппозиционных течений, которые присутствовали в тот период во внутрипартийной борьбе.

В заключении автор дает краткую характеристику системе философских взглядов, на которой, по его мнению, основывалась внешнеполитическая доктрина Сталина. [c.6]

1 См: Волкогонов Д. Триумф и трагедия. – М.: АПН, 1989

Вернуться к тексту

² See: Cameron K.N. Stalin: The Man of Contradiction. – Toronto: NC Press, 1987.

Вернуться к тексту

³ See: Deutcher I. Stalin. – London: Oxford University Press, 1961; Antonov-Ovseyenko A. The Time of Stalin. – N.Y.: Harper & Row, 1981; Медведев Р.А. К суду истории. – N.Y.: Alfred Knopf, 1974.

Вернуться к тексту

⁴ See: Murphy J.Т. Stalin. – London: John Lane, 1945; Randall F.B. Stalin's Russia. – N.Y.: The Free Press, 1965; Lewis J., Whitehead Ph. Stalin: A Time for Judgement. – London: Methuen, 1990; Jonge Alex de. Stalin and the Shaping of the Soviet Union. – Glasgow: Fontana, 1987; Conquest R. Stalin. – N.Y.: Viking, 1991.

Вернуться к тексту

⁵ See: Grey Ian. Stalin: Man of History. – London: Weidenfeld and Nicolson, 1979; Souvarine B. Stalin. – N.Y.: Longmans, 1939; Nove A. Stalinism and After. – Boston: Unwin Hyman, 1989; Tucker R.С. Stalin in Power, 1928–1941. – N.Y.: Norton & Co, 1990.

Вернуться к тексту

⁶ Tucker R.C. Stalin in Power, 1928–1941. – N.Y.: Norton & Co, 1990. Р. 45.

Вернуться к тексту

	предыдущая		следующая
		оглавление