Цицерон. О законах. Книга 2

Источник: Цицерон Марк Туллий. Диалоги: О государстве; О законах. – М., 1994.

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

КНИГА ВТОРАЯ

(I, 1) АТТИК. – Так как мы уже достаточно прогулялись, а тебе, в своей беседе, следует приступить к рассмотрению другого вопроса, то не согласишься ли ты перейти на другое место и сидя продолжать речь на острове, лежащем на Фибрене? Ведь так, если не ошибаюсь, называется другая река ¹?

МАРК. – Да, конечно. Я там бываю очень охотно, размышляя и занимаясь писанием или чтением.

(2) АТТИК. – Я, со своей стороны, именно теперь придя сюда, наглядеться не могу на это место, а к великолепным усадьбам, мраморным полам и штучным потолкам ² испытываю презрение. Что же касается прорытых каналов, которым некоторые дают названия “Нилов” и “Еврипов”³, то кто не посмеется над ними, видя эту вот картину? И вот, подобно тому, как ты ранее, рассуждая о законе и праве, все относил к природе, так именно во всем том, что требуется для отдохновения души и для развлечения, господствует природа. Ведь раньше я удивлялся (в этой местности, думал я, нет ничего, кроме “скал и гор”, и на такие мысли меня наводили твои речи и стихи ⁴), повторяю, удивлялся тому, что это место доставляет тебе такое удовольствие. Но теперь я, напротив, удивляюсь, что ты, уезжая из Рима, можешь предпочесть пребывание где-либо еще.

(3) МАРК. – Да, всякий раз, когда я могу покинуть Рим хотя бы на несколько дней, особенно в это время года, меня привлекает красота этой здоровой местности; однако это мне удается редко. Но меня, конечно, радует и другое обстоятельство, не имеющее значения для тебя, Тит!

МАРК. – Именно здесь, сказать правду, настоящая моя родина и моего брата. Здесь мы появились на свет как отпрыски древнейшего рода; здесь [c.109] наши святыни, отсюда ведет начало наш род, здесь сохранилось много воспоминаний о наших предках. Чего тебе еще? Ты видишь эту усадьбу в ее нынешнем состоянии; она со вкусом отстроена трудами нашего отца. Будучи слаб здоровьем, он чуть ли не всю свою жизнь провел в литературных занятиях. И именно в этом месте, когда еще был жив мой дед, а усадьба, по старинному обычаю, была мала (подобно усадьбе Курия ⁵ в Сабинской области), – знай это – родился я. И вот, я храню в своем сердце и уме воспоминания, заставляющие меня любить это место, пожалуй, еще сильнее, чем следует, и не без оснований, – если только тот мудрейший муж, увидев Итаку, действительно отказался от бессмертия, как о нем пишут ⁶.

(II, 4) АТТИК. – Да, я действительно вижу в этом полное основание для того, чтобы ты охотно сюда ездил и любил эту местность. Более того, я сам, сказать правду, только теперь проникся большей любовью к этой усадьбе и ко всей этой местности, откуда ты происходишь и где родился. Ведь нас почему-то волнуют даже места, где сохранились следы о людях, вызывающих в нас чувство любви или восхищение. Меня самого мои любимые Афины радуют не столько своими великолепными зданиями и изумительными произведениями древнего искусства, сколько воспоминаниями о великих мужах – о том, где тот или иной из них жил, где он восседал, где вел беседы ⁷, и я смотрю с благоговением даже на их гробницы. Поэтому место, где родился ты, я буду отныне любить еще больше.

МАРК. – Вот почему я и рад, что показал тебе свою, можно сказать колыбель ⁸.

(5) АТТИК. – И я, со своей стороны, очень рад, что увидел ее. Но что хотел ты сказать, заявив недавно, что эта местность, то есть Арпин (насколько я понял тебя), – ваша настоящая родина? Да разве у вас две родины? Или же одна – общая для всех родина? Если только для мудрого Катона ⁹ родиной был не Рим, а Тускул.

МАРК. – Да, клянусь Геркулесом, и у него, и у всех членов муниципиев, по моему мнению, две родины: одна по рождению, другая по гражданству – подобно тому, как знаменитый Катон, хотя и родился в Тускуле, был принят в городскую общину римского народа и, тускуланин по происхождению, по своей гражданской принадлежности был римлянином, и у него была одна родина по местности, другая по праву; подобно тому, как ваши жители Аттики – до того, как Тесей повелел им всем переселиться с полей и отправиться в так называемый “град”¹⁰, – были и гражданами своего дема и аттическими, так и мы называем родиной и ту местность, где мы родились, и ту, которая нас приняла. Но по чувству привязанности, какое она в нас вызывает, должна стоять на первом месте та родина, благодаря которой название “государство” охватывает всю нашу гражданскую общину. За нее мы должны быть готовы умереть, ей полностью себя отдать, в нее вложить и ей как бы посвятить все свое достояние. Но родина, [c.110] которая нас произвела на свет, нам не менее дорога, чем та, которая нас приняла. Поэтому никогда не откажу я первой в названии родины, даже если вторая будет более обширной, а первая будет только входить как часть в ее состав; [разумеется, при условии, что всякий человек, независимо от места своего рождения,] будет участвовать в делах государства и считать это государство единым.

(III, 6) АТТИК. – Следовательно, наш знаменитый Великий в моем присутствии, вместе с тобой выступая в защиту Ампия ¹¹, справедливо заявил в суде, что у нашего государства имеются все основания выразить свою благодарность этому муниципию, так как в нем родились два спасителя Рима ¹²; вот почему я прихожу к заключению, что и та местность, которая произвела тебя на свет, – твоя родина.

Но мы пришли на остров. Не знаю более приятного места. И право, здесь Фибрен рассекается как бы корабельным тараном; разделившись на две равные части, он омывает обе стороны острова и, быстро расступившись, вскоре сливается вновь и охватывает лишь столько суши, сколько ее хватило бы для небольшой палестры ¹³. Совершив это, Фибрен – как будто вся его задача и обязанность были в том, чтобы создать для нас место для беседы, – тотчас же впадает в Лирис и, словно войдя в патрицианскую ветвь рода ¹⁴, теряет свое малоизвестное имя и делает воды Лириса гораздо более студеными. Право, я не видел реки холоднее, чем эта, хотя и побывал на беретах многих рек, и я едва могу ступить в нее, как Сократ делает в “Федре” Платона ¹⁵.

(7) МАРК. – Так оно и есть. Но все же, как я часто слышу от Квинта, твой Тиам в Эпире, по своей прелести, нисколько не уступает этой реке.

КВИНТ. – Это так и есть. Поэтому и не думай, что может найтись что-либо, превосходящее Амальтей нашего Аттика и знаменитые платаны ¹⁶. Но, если хотите, сядем здесь в тени и продолжим беседу в той ее части, от которой мы отклонились.

МАРК. – Твое предложение, Квинт, превосходно, – а я-то думал, что избавился от этого, – но перед тобой остаться в долгу не возможно.

КВИНТ. – Начни же; ведь мы предоставляем в твое распоряжение весь этот день.

МАРК. – “Музы с Юпитера песнь начинают”. Так начал я свой перевод стихов Арата ¹⁷.

МАРК. – Потому что и ныне мы должны начинать обсуждение с упоминания о Юпитере и о других бессмертных богах.

КВИНТ. – Превосходно, брат мой! Так и подобает поступать.

(IV, 8) МАРК. – Итак, прежде чем обратиться к отдельным законам рассмотрим снова смысл и сущность закона вообще, дабы нас, коль скоро мы должны все относить к закону, обмолвка порою не привела к ошибке [c.111] и дабы мы не истолковали ложно смысла того названия, которым нам придется определять права.

КВИНТ. – Совершенно верно, клянусь Геркулесом! Это правильный путь изложения.

МАРК. – Итак, мудрейшие люди, вижу я, полагали, что закон и не был придуман человеком, и не представляет собой какого-то постановления народов, но он – нечто извечное, правящее всем миром благодаря мудрости своих повелений и запретов. И вот, – говорили они, – этот первый и последний закон есть мысль божества, разумом своим ведающего всеми делами, принуждая или запрещая. Ввиду этого, закон, данный богами человеческому раду, был справедливо прославлен: ведь это – разум и мысль мудреца, способные и приказывать, и удерживать.

(9) КВИНТ. – Этого положения ты касался уже не раз. Но прежде чем перейти к законам народов, разъясни нам, пожалуйста, смысл этого небесного закона, дабы волны привычки нас не увлекли и не принесли к приемам обыденной речи.

МАРК. – Ведь мы, Квинт, научились еще в детстве положение: “Если зовут в суд, ...”¹⁸ – и другие в таком же роде называть законами. Но следует понять, что и это, и другие повеления и запреты народов не имеют силы призывать к честным поступкам и отвлекать от других, а сила эта не только древнее, чем народы и гражданские общины, но и ровесница божеству, ведающему и правящему небом и землей.

(10) Ведь и божественного замысла не может быть без разума, и божественный разум не может не обладать этой силой в определении честных и дурных поступков. И именно потому, что нигде не было написано, что один человек должен противостоять на мосту всему войску врагов и приказать разрушить этот мост у себя в тылу, мы и должны признать, что знаменитый Гораций Коклит совершил свой великий подвиг по закону и велению мужества ¹⁹; и если в царствование Луция Тарквиния в Риме не было писаного закона об оскорблении чести, то это вовсе не значит, что Секст Тарквиний не преступил извечного закона, учинив насилие над Лукрецией, дочерью Триципитина ²⁰. Ведь этот извечный закон был разумом, происшедшим из природы, побуждающим к честным делам и отвращающим от преступления, разумом, который начинает быть законом не только тогда, когда он уже записан, но уже и тогда, когда он возник. А возник он одновременно с божественной мыслью. Поэтому истинный и первый закон, способный приказывать и воспрещать, есть прямой разум всевышнего Юпитера ²¹.

(V, 11) КВИНТ. – Я с тобой согласен, брат мой, в том, что все правильное и истинное вечно, причем оно и не возникает, и не исчезает вместе с записями постановлений.

МАРК. – Итак, если божественная мысль есть высший закон, то, когда человек обладает совершенным разумом, разум этот [проявляется] в мыслях [c.112] мудреца. Но те разнообразные законы, которые, применительно к обстоятельствам, были составлены для народов, называются законами скорее в виде уступки, чем потому, что это действительно так. В пользу того, что всякий закон, который можно по справедливости назвать законом, заслуживает хвалы, некоторые приводят следующие доказательства: твердо установлено, что законы были придуманы ради блага граждан, целостности государств и спокойной и счастливой жизни людей и что те люди, которые впервые приняли постановления такого рода, объявили народам, что напишут и предложат такие постановления, одобрив и приняв которые, народы будут жить в почете и счастье. И те постановления, которые были так составлены и приняты, они, по-видимому, и назвали законами. Из этого следует заключить, что те люди, которые составили для народов постановления пагубные и несправедливые, нарушив свои обещания и заявления, провели все что угодно, но только не законы, так что, истолковывая само название “закон” [lex], можно понять, что в нем содержится смысл и значение выбора [legere] справедливого и истинного начала.

(12) Итак, по обыкновению тех философов ²², я и спрашиваю тебя, Квинт: если гражданская община лишена какого-либо качества и именно по той причине, что она лишена его, ее следует не ставить ни во что, то надо ли причислять качество это к благам?

МАРК. – А следует ли гражданскую общину, не имеющую закона, именно по этой причине не ставить ни во что?

МАРК. – Следовательно, закон непременно надо относить к числу величайших благ.

(13) МАРК. – А многие вредные, многие пагубные постановления народов? Ведь они заслуживают названия закона не больше, чем решения, с общего согласия принятые разбойниками. Нельзя же по справедливости назвать предписаниями врачей те смертоносные средства, которые, под видом спасительных, прописывают невежественные и неискушенные люди, а народ не должен называть законом любое, даже пагубное постановление, если народ таковое принял. Итак, закон есть решение, отличающее справедливое от несправедливого и выраженное в соответствии с древнейшим началом всего сущего – природой, с которой сообразуются человеческие законы, дурных людей карающие казнью и защищающие и оберегающие честных.

(VI) КВИНТ. – Прекрасно понимаю это и, право, думаю, что ничего другого нельзя, не говорю уже – считать, нет, даже называть законом.

(14) МАРК. – Значит, ты ни Тициевых, ни Апулеевых ²³ законов не считаешь законами? [c.113]

МАРК. – И правильно – тем более, что они в одно мгновение, одной строчкой постановления сената, были признаны недействительными ²⁵. Между тем закон, смысл которого я разъяснил, не может быть ни признан недействительным, ни быть отменен.

КВИНТ. – И ты в таком случае, очевидно, предложишь законы, которые никогда не будут отменены?

МАРК. – Конечно, если только они будут приняты вами обоими. Но и мне, думаю я, следует поступить по примеру Платона, ученейшего мужа и в то же время строжайшего из всех философов, который первым написал сочинение о государстве и другое – о законах, и, прежде чем прочитать самый закон, следует высказаться в пользу этого закона ²⁶. Точно так же, вижу я, поступили Залевк ²⁷ и Харонд ²⁸, когда они не из простого усердия и не ради развлечения, а ради пользы государства составляли законы для гражданских общин. Последовав их примеру, Платон, по-видимому, признал, что закону свойственно также и стремление кое в чем убеждать, а не ко всему принуждать силой и угрозами ²⁹.

(15) КВИНТ. – Но как объяснить то, что Тимей ³⁰ вообще отрицает существование какого бы то ни было Залевка?

МАРК. – На том, что он существовал, настаивает Феофраст, авторитет не меньший, во всяком случае, по моему мнению (а многие считают его большим); ведь Залевка помнят его сограждане, локряне, мои клиенты ³¹. Но вопрос о его существовании не относится к делу; мы говорим о том, что сохранено преданием.

(VII) Итак, пусть граждане будут с самого начала твердо убеждены в том, что над всем владычествуют и всем правят боги, что все совершается по их решению и воле, что они оказывают людям величайшие благодеяния и видят, каков каждый человек, что он делает, каковы его поступки, с какими мыслями, с каким благоговением чтит он обряды, и что они ведут счет и людям, исполняющим свой долг, и людям, не исполняющим его.

(16) Умы, проникшиеся такими мыслями, конечно, не будут далеки от полезных и правильных решений. Да может ли быть что-либо более правильное, чем уверенность, что никто не должен быть заносчив, чтобы думать, что ему самому разум и мысль присущи, а небу и вселенной не присущи? Иными словами, чтобы думать, что тела, [охватить] которые едва может высшая [сила] разума, движутся, не будучи подчинены разуму? Как вообще можно признать человеком того, в ком не вызывают чувства благодарности ни порядок движения светил, ни чередование дня и ночи, ни смена времен года, ни земные плоды, произрастающие для нашего пропитания? И так как все обладающее разумом стоит выше всего того, что разума лишено, и так как, согласно божественному закону, ничто не может быть выше природы в целом, то следует признать, что природе присущ разум ³². Кто, [c.114] однако, станет отрицать пользу таких мыслей, понимая, сколь многое скрепляется клятвой, сколь благодетельны обязательства, налагаемые союзными договорами, сколь многочисленны люди, которым страх перед божьей карой не дал совершить преступление, сколь священны узы, объединяющие граждан, когда бессмертные боги участвуют в делах людей как судьи или как свидетели? Вот тебе введение к закону; ведь так его называет Платон ³³.

(17) КВИНТ. – Да, брат мой, и во введении этом меня очень радует, что ты пользуешься не такими примерами и высказываешь не такие мысли, какие высказывает он ³⁴. Ведь ничто в такой степени не отличается от высказываний Платона, как сказанное тобою ранее или именно это введение, касающееся богов. Мне кажется, ты подражаешь ему только в одном – в особенностях изложения.

МАРК. – Пожалуй, хочу подражать. И право, кто может, вернее, кто когда-либо сможет ему подражать? Ведь передавать чужие мысли – дело очень легкое, что я и стал бы делать, если бы не хотел быть вполне самим собой. Ибо совсем не трудно говорить то же самое, передавая это почти теми же словами.

КВИНТ. – Вполне с тобой согласен. Однако, как ты сам только что сказал, предпочитаю, чтобы ты был самим собой. Но теперь ознакомь нас, пожалуйста, со своими законами насчет религии.

(18) МАРК. – Да, я вас ознакомлю с ними, как смогу, а так как ни предмет, ни особенности языка [отнюдь не] подходят для приятельской беседы, то я прочту вам “законы законов” полным голосом.

МАРК. – Ведь законы, Квинт, составлены в определенных выражениях, хотя и не таких старых, в каких написаны древние Двенадцать Таблиц и священные законы ³⁵, но все же – дабы они имели больший авторитет – в немного более старинных, чем те, в каких ведется наша беседа. Итак, этот способ изложения, в сочетании с краткостью, я и применю, если смогу. Законы будут приведены мною не полностью (ведь это было бы бесконечным), но будет изложена только их сущность и содержащаяся в них мысль.

КВИНТ. – Это действительно необходимо. Итак, мы тебя слушаем.

(VIII, 19) МАРК. – “К богам люди да обращаются чистыми, да проявляют они благочестие, да отказываются они от роскоши. Если кто-либо поступит иначе, его покарает само божество.

Да не будет ни у кого особых богов: ни новых, ни чужеземных, кроме богов, признанных государством ³⁶; частным образом да чтут богов, по обычаю унаследованных от предков. В городах люди да устраивают святилища, в сельских местностях да сохраняют они священные рощи и обиталища ларов ³⁷. Да соблюдают они обычаи ветви рода и предков.

Богов и тех, кто всегда считался небожителями ³⁸, да чтут, как и [c.115] тех, кого их заслуги перенесли ни небо, – Геркулеса, Либера, Эскулапия, Кастора, Поллукса, Квирина; да чтут они и те качества, за которые людям дается доступ на небо, – Ум, Доблесть, Благочестие, Верность, и да будут устроены святилища в ознаменование этих заслуг, и да не устраивают священнодействий для прославления пороков ³⁹.

В дни празднеств да не будет ссор. Да проводят люди праздники, закончив работы, среди домочадцев. Поэтому да будет записано, что праздники по правилу должны приходиться на годовой круговорот ⁴⁰. И жрецы да приносят всенародно в жертву зерна определенных злаков и притом во время жертвоприношений в определенные дни. (20) Равным образом да сохраняют они для других дней обилие молока и молодняка и да ведут они счет во избежание утрат. Течение года да определяют жрецы и да знают они наперед, какая жертва требуется и будет угодна тому или иному божеству.

И да будут у разных божеств жрецы разные: у всех богов – понтифики, у отдельных богов – фламины. И да поддерживают девы-весталки в Городе вечный огонь на очаге государства ⁴¹.

А дабы все это и в частной жизни, и от имени государства совершалось по правилам и обычаям, несведущие да обучаются у государственных жрецов. Жрецы эти да будут трех родов: одни должны ведать священнодействиями и жертвоприношениями, другие – истолковывать таинственные речения предсказателей и ясновидцев, признанных сенатом и народом, а государственные авгуры, истолкователи волн Юпитера Всеблагого Величайшего, на основании знамений и авспиций да узнают грядущее ⁴². (21) Да хранят они чистоту учений, да производят авгурацию жрецов, авгурацию виноградников и молодых побегов на благо народу; тем, кто будет ведать делами войны и делами народа, да возвещают они об авспициях, а те да повинуются им. И да видят они наперед гнев богов, руководствуются знамениями, сдерживают молнии в определенных участках неба и хранят Город, поля и “храмы” свободными и освященными ⁴³. И все то, что авгур объявит неправильным, запретным, порочным, зловещим, да не будет выполнено и свершено; кто ослушается, да ответит головой ⁴⁴.

(IX) Послами для заключения мирных договоров, для обсуждения дел войны и перемирия да будут фециалы; карателями да не будут они, да выносят они решения насчет войны ⁴⁵.

Знамения и чудеса – если сенат повелит – да передаются на рассмотрение этрусским гаруспикам. Этрурия да обучает первенствующих людей этой науке. Тех богов, которых гаруспики повелят умилостивить, да умилостивят; да очищают они места падения молний ⁴⁶.

Женщины да не совершают ночных жертвоприношений, кроме тех, которые, по обычаю, совершаются за народ ⁴⁷, и да не приобщают они [c.116] никого ни к одному священнодействию, кроме греческого, по обычаю обращенного к Церере ⁴⁸.

(22) Содеянное кощунство, которое нельзя будет искупить, да останется неискупленным; то, которое можно будет искупить, да искупят жрецы государства.

Во время общественных игр... [да умилостивляют богов в цирке]; что же касается празднеств, на которых нет состязаний на колесницах и телесных упражнений, то ликование народа пусть умеряют пением и игрой на лирах и флейтах и пусть сочетается она с почестями, оказываемыми богам ⁴⁹.

Из обычаев предков да соблюдаются все наилучшие. Кроме слуг Идейской Матери ⁵⁰, никто да не собирает денег – и то лишь в установленные дни.

Кто украдет или похитит предмет священный или доверенный священной охране, да будет “паррицидой”⁵¹.

За клятвопреступление да будет божьей карой смерть, человеческой карой – позор ⁵².

За инцест понтифики да карают высшей казнью ⁵³.

Да не дерзает нечестивый, умилостивлять дарами гнев богов. Обеты да выполняются тщательно. За нарушение права да будет кара. Да не совершает никто консекрации поля ⁵⁴. В консекрации золота, серебра и слоновой кости да соблюдается мера.

Священнодействия от имени частных лиц да остаются постоянными.

Права богов манов ⁵⁵ да будут священны, умершие да причисляются к богам. Расходы на почитание их памяти и оплакивание да будут ограниченными”.

(X, 23) АТТИК. – Ты ясно изложил нам содержание великого закона и притом так сжато ⁵⁶! Но, по моему мнению, эти установления насчет религии мало отличаются от законов Нумы и от наших обычаев.

МАРК. – Но так как в книгах “О государстве” Публий Африканский убеждает нас в том, что из всех государств наше было в древности наилучшим, то не сочтешь ли ты необходимым издать законы, соответствующие наилучшему государственному устройству?

МАРК. – Итак, я вам сообщу о законах, способных сохранить это наилучшее государственное устройство, и если я сегодня, быть может, предложу какие-нибудь законы, которых в нашем государстве нет и не было, то они все же будут, можно сказать, соответствовать обычаям наших предков, тогда имевшим силу закона.

(24) АТТИК. – Так представь нам, пожалуйста, доводы в пользу своего закона, дабы я мог сказать: “Как ты предлагаешь”⁵⁷.

МАРК. – И ты говоришь это, Аттик! Ты не скажешь иначе? [c.117]

АТТИК. – Во всяком случае, ни за что важное не буду голосовать иначе; в мелочах я, если захочешь, тебе уступлю.

МАРК. – Но смотрите, как бы мое изложение не затянулось.

АТТИК. – Тем лучше! Чем другим могли бы мы заняться?

МАРК. – Закон велит, чтобы люди “обращались к богам чистыми”, видимо, чистыми духом, в котором сосредоточено все ⁵⁸. Закон не отвергает и чистоты тела, но следует понять одно: так как дух во многих отношениях преобладает над телом, а тело свое люди и без того стараются держать в чистоте, то гораздо важнее сохранять чистоту души. Ибо осквернение тела проходит либо от окропления водой, либо по прошествии нескольких дней ⁵⁹; что же касается духовного падения, то оно не может ни исчезнуть с течением времени, ни быть смыто никакими реками.

(25) Что касается веления закона “проявлять благочестие, отказываться от роскоши”, то оно значит, что божеству угодна добропорядочность, а затрат надо избегать. И в самом деле? Желая, чтобы даже среди людей бедность была равноценна богатству, станем ли мы преграждать ей доступ к богам, связав совершение священнодействий с затратами ⁶⁰? Тем более, что самому божеству будет самым неугодным, если путь для его умилостивления и почитания не будет открыт для всех. А то, что будет карать не судья, а само божество, по-видимому, укрепляет религию страхом перед немедленным наказанием.

Иметь “особых богов” или же почитать “новых и чужеземных” значит вносить в религию путаницу и неизвестные нам священнодействия. (26) Что же касается богов, “унаследованных нами от предков”, то им следует поклоняться, раз этот закон соблюдали сами предки.

Я полагаю, что в городах должны быть святилища, и не согласен с мнением персидских магов, по чьему настоянию Ксеркс, говорят, предал огню храмы Греции, так как, по мнению магов, в стенах этих храмов находились боги, перед которыми все должно быть открыто и свободно для доступа и чьи храмы и жилище представляет собой вся вселенная.

(XI) Греки и наши предки рассудили лучше: желая укрепить веру в богов, они признали, что боги обитают в тех же городах, где и мы. Такое верование приносит благочестие, полезное государствам, – если только справедливо высказывание Пифагора ⁶¹, ученейшего мужа, что “благочестие и религиозное чувство сильнее всего охватывают нашу душу тогда, когда мы участвуем в обрядах в честь богов”, и если справедливо то, что сказал Фалес, величайший из семи мудрецов ⁶²: “Люди должны думать, что все, находящееся у них перед глазами, полно богов”. Ведь люди становятся более чистыми душой, как бы находясь в храмах, и глубоко религиозными ⁶³. Ибо перед нашими взорами (не только в наших умах), так сказать, благодаря вере появляется изображение богов. (27) Такое же значение имеют и [c.118] священные рощи в сельских местностях, и нельзя отвергать почитания ларов, завещанного предками как владельцам земли, так и домочадцам, и обрядов, совершающихся на глазах у жителей имения и усадьбы.

Далее – “соблюдать обычаи ветви рода и предков” означает (так как древние были весьма близки к богам) соблюдать правила религии, как бы переданной нам богами. А то обстоятельство, что закон велит чтить обоготворенных людей, как Геркулес и другие, свидетельствует о том, что души всех людей бессмертны, а души храбрых и доблестных божественны ⁶⁴.

(28) Хорошо, что человеческие качества, как Ум, Благочестие, Доблесть, Верность, обожествляются и что каждому из них в Риме государством сооружены храмы, так что люди, обладающие этими качествами (а ими обладают все честные люди), полагают, что сами боги пребывают в их душах.

Но дурно, что в Афинах после того, как преступление, совершенное по отношению к Килону ⁶⁵, было искуплено, по совету критянина Эпименида был сооружен храм Оскорбления и Дерзости. Ибо надлежит обожествлять доблести, а не пороки. И древний алтарь Горячки на Палатине, как и алтарь Злой Судьбы на Эсквилине и все ненавистное в этом же роде должно быть удалено. А если надо придумывать имена, то лучше выбрать имя Вики Поты [оно происходит от слов “побеждать” и “овладевать”] и Статы [останавливающей отступающие войска], прозвания Статора и Непобедимого Юпитера и названия желательных качеств – Здоровья, Чести, Благоденствия, Победы ⁶⁶, так как ожидание всего хорошего укрепляет дух; ведь Калатин ⁶⁷ с полным к тому основанием обожествил Надежду. Что касается Фортуны, то пусть это будет либо Фортуна Нынешнего дня (ибо она обладает силой во все дни), либо Оглядывающаяся назад, дабы оказать помощь, либо Судьба, более выражающая случайность, либо Перворожденная, спутница наша со времени рождения на свет ⁶⁸, ...[Лакуна]

(XII, 29) Когда ведется счет дням нерабочим и праздничным, для свободных людей это означает перерыв тяжб и споров ⁶⁹, а для рабов – трудов и непосильной работы ⁷⁰; при составлении календаря следует считаться с окончанием земледельческих работ. Что касается времени, когда, как сказано в законе, должны приноситься в жертву первые произведения земли и молодой скот, то следует тщательно совершать интеркалацию; это было разумно введено Нумой ⁷¹, но пришло в беспорядок из-за нерадивости позднейших понтификов.

Далее, в постановлениях понтификов и гаруспиков нельзя изменять ничего из того, что касается жертв, подлежащих закланию тому или иному божеству: кому требуется взрослое животное, кому сосунки, кому самцы, кому самки ⁷².

Многие жрецы всех божеств и особые жрецы отдельных божеств старательно дают ответы по вопросам права и творят обряды. И так как Веста [c.119] как бы взяла под свою защиту очаг Города (ввиду этого она и получила греческое имя, которое мы почти сохранили как греческое, без перевода ⁷³), то да служат ей шесть девушек ⁷⁴, чтобы им было легче бодрствовать, поддерживая огонь, и дабы женщины на их примере понимали, что женское естество может переносить полное целомудрие.

(30) Дальнейшее относится не только к религии, но и к устройству общины, и без жрецов, от имени государства ведающих священнодействиями, некому будет руководить религиозными обрядами частных лиц ⁷⁵. Ведь на том, что народ всегда нуждается в мудрости и авторитете оптиматов ⁷⁶, государство и зиждется. При составлении списка жрецов не пропущен ни один из установленных видов служения богам ⁷⁷. Ибо умилостивлять богов поручено одним жрецам, дабы они ведали торжественными священнодействиями, другим – истолковывать слова прорицателей и притом не многих, чтобы их обязанности были определенными и чтобы лицо, не принадлежащее к их коллегии, не могло знать того что было признано государством.

(31) Но величайшее и важнейшее в государстве право, соединенное с авторитетом, принадлежит авгурам. И я держусь такого мнения не потому, что сам я – авгур ⁷⁸, но так как необходимо, чтобы о нас так думали. И в самом деле, существует ли большее право (если мы разбираем вопрос о праве), чем возможность отменять собрания и сходки, когда они назначены носителями высшего империя и высшей власти, и распускать их, когда они уже состоялись? Что-либо более важное, чем возможность прекращать уже начатое обсуждение, если хотя бы один авгур произнесет: “В другой день!”⁷⁹Что-либо более величественное, чем право постановить, чтобы консулы отказались от своей магистратуры? Что-либо более священное, чем право разрешить обратиться с речью к народу или к плебсу ⁸⁰ или отказать в этом позволении? Далее, а возможность отменить закон, если он был проведен не по праву, как это было с Тициевым законом в силу постановления коллегии, с Ливиевыми законами по решению консула и авгура Филиппа ⁸¹? А то обстоятельство, что ни одна мера, принятая магистратами в Городе или же в походах, ни у кого не может найти одобрение без согласия авгуров?

(XIII, 32) АТТИК. – Продолжай; я уже вижу и признаю, что права, о которых ты говоришь, велики. Но в вашей коллегии существует важное разногласие между выдающимися авгурами Марцеллом и Аппием ⁸² (ведь я ознакомился с их книгами): один из них находит, что авспиции учреждены ради пользы государства; другому кажется, что в вашем ведении находится еще и дивинация ⁸³. Я хотел бы знать твое мнение об этом.

МАРК. – Мое мнение? Я думаю, что дивинация, которую греки называют мантикой, действительно существует и что та часть ее, которая касается полета птиц и других знамений, подлежит нашему ведению. Ведь если мы допускаем, что боги существуют, что их мысль правит вселенной, [c.120] что они пекутся о людях и могут являть нам знамения, касающиеся грядущих событий, то я не вижу оснований отвергать дивинацию.

(33) То, о чем я говорил, соответствует действительности, а из этого неизбежно следует то, чего мы хотим. И в самом деле, и наше государство, и все царства, и все народы, и все племена знают множество примеров того, что многие события произошли в полном, в изумительном соответствии с предсказаниями авгуров. Ведь ни Полийд, ни Меламп, ни Мопс, ни Амфиарай, ни Калхант, ни Гелен ⁸⁴ не прославились бы в такой мере, и столько народов, как фригийцы, ликаоняне, киликийцы, а особенно писидяне не сохранили бы этого искусства вплоть до нашего времени, если бы древность не доказала, что все это справедливо. Да и наш Ромул не заложил бы города, совершив аиспиции ⁸⁵, и имя Аттия Навия ⁸⁶ не было бы окружено славой так долго, если бы все они не сообщили многих изумительных истин. Но это учение и искусство авгуров, несомненно, теперь уже исчезло и ввиду своей древности, и ввиду небрежения к нему. Поэтому я и не согласен ни с мнением того, кто заявляет, что этого знания вообще никогда не было в нашей коллегии, ни с мнением того, кто полагает, что оно существует и ныне. Во времена наших предков учение это, мне кажется, имело двоякое значение: иногда к нему прибегали в связи с теми или иными событиями в государстве, но чаше всего при принятии решений ⁸⁷.

(34) АТТИК. - Я, клянусь Геркулесом, так и думаю и согласен именно с твоим объяснением; но продолжай.

(XIV) МАРК. – Я продолжу и, если смогу, буду краток. Следует вопрос о праве войны ⁸⁸. Мы установили законом, что тогда, когда войну начинают, когда ее ведут и когда ее прекращают, наибольшее значение должны иметь право и верность своему слову, и что должны быть истолкователи этого права и верности, назначенные государством ⁸⁹.

Что касается правил, принятых у гаруспиков ⁹⁰, искупительных обрядов и жертвоприношений для предотвращения несчастий, то в самом законе, думается мне, об этом сказано вполне ясно.

АТТИК. – Согласен с тобой, так как все это рассуждение относится к религии.

МАРК. – Но насчет дальнейшего я спрашиваю себя, Тит, согласишься ли с этим ты или отвергну это я.

(35) МАРК. – Речь идет о ночных священнодействиях женщин.

АТТИК. – Да я согласен с тобой – тем более, что в самом законе есть оговорка насчет торжественного жертвоприношения от имени государства ⁹¹.

МАРК. – Что же, в таком случае. станет с Иакхом и вашими Евмолпидами ⁹², и со священными мистериями, если мы упраздним ночные священнодействия? Ведь мы издаем законы не для одного только римского народа но и для всех народов, честных и стойких духом. [c.121]

(36) АТТИК. – Ты, мне думается, сделаешь оговорку насчет тех мистерий, к которым мы сами приобщились.

МАРК. – Да, я сделаю оговорку. Ибо, если твои любимые Афины, по моему мнению, создали многое исключительное и божественное и сделали это достоянием человека, то самое лучшее – те мистерии, благодаря которым мы, дикие и жестокие люди, были перевоспитаны в духе человечности и мягкости, были допущены, как говорится, к таинствам и поистине познали основы жизни и научились не только жить с радостью, но и умирать с надеждой на лучшее ⁹³. Но о том, что мне не нравится в ночных священнодействиях, сообщают комические поэты ⁹⁴. Будь такая вольность допущена в Риме, чего бы только не натворил тот, кто с заранее обдуманным намерением внес разврат в священнодействие, во время которого божественный закон не велит даже бросать нескромные взгляды ⁹⁵.

АТТИК. – Ну, вот ты и предлагай свой закон в Риме, но у нас не отнимай наших.

(XV, 37) МАРК. – Итак, возвращаюсь к нашим законам. Ими, конечно, строжайше определено, что яркий свет должен на глазах у множества людей оберегать доброе имя женщин и что приобщение к таинствам Цереры должно совершаться по тому же обряду, по какому приобщения совершаются в Риме ⁹⁶. О суровости наших предков свидетельствует старое постановление сената о вакханалиях, произведенное консулами расследование с применением вооруженной силы и наказание, наложенное ими на виновных ⁹⁷. К тому же (дабы мы не показались, пожалуй, не в меру суровыми) в сердце Греции Диагонд из Фив упразднил все ночные священнодействия своим законом, изданным без ограничения срока действия. Что касается новых божеств и ночных бдений для поклонения им, то Аристофан, остроумнейший поэт древней комедии, в своих насмешках над ними доходит до того, что Сабазий и некоторые другие иноземные божества у него, после осуждения в суде, изгоняются из гражданской общины ⁹⁸.

Однако, если человек совершил проступок по неразумию своему и его сознательно искупил, то государственный жрец должен избавить его от страха кары, но дерзость и внесение дурных страстей в религиозные обряды должен осудить и признать нечестивыми.

(38) Что касается общественных игр, которые делятся на игры в театре и игры в цирке, то состязания в беге, кулачном бою и борьбе и на беговых колесницах с запряженными в них конями надо устраивать в цирке ⁹⁹, до полной победы. Театр же пусть будет предназначен для пения и для игры на лирах и флейтах ¹⁰⁰, но только с соблюдением меры, как предписано законом. Ибо я согласен с Платоном в том, что ничто не действует с такой легкостью на нежные и нестойкие умы, как разнообразные звуки музыки, и даже трудно сказать, как велика их власть и в хорошую, и в дурную сторону. Ведь музыка и пробуждает бездеятельных, и успокаивает возбужденных [c.122] людей, и то приносит умиротворение, то придает мужество ¹⁰¹. В Греции многие гражданские общины считали нужным сохранять древний размер напевов ¹⁰²; их нравы, ставшие изнеженными, изменились одновременно с напевами: либо нравы испортились из-за соблазнительной сладости напевов, как полагают некоторые, либо, когда строгость нравов пала вследствие иных пороков, в ушах и в изменившихся умах людей оказалось место также и для этой перемены ^l03.

(39) Вот почему мудрейший и ученейший муж Греции так сильно боится этой порчи. По его мнению, нельзя изменить законы музыки без одновременного изменения законов государства ¹⁰⁴. Но я думаю, что этого не следовало так сильно бояться, но и нельзя этим совсем пренебрегать. Известно одно: напевы, бывало, полные приятной строгости благодаря размерам Ливия ¹⁰⁵ и Невия ¹⁰⁶, теперь сводятся к завываниям, причем исполнители вывертывают шею и выкатывают глаза при переходе из одного размера в другой. Древняя Греция некогда за это строго карала, уже заранее предвидя, что пагуба эта, постепенно проникая в умы граждан и порождая в них дурные стремления и дурные учения, неожиданно вызовет падение целых государств, – если верно, что суровый Лакедемон велел срезать с лиры Тимофея струны сверх положенных семи ¹⁰⁷.

(XVI, 40) Затем, закон предписывает соблюдать наилучшие из обрядов предков. Когда афиняне стали спрашивать Аполлона Пифийского, каких именно обрядов им следует придерживаться, был объявлен оракул: “Тех, какие соответствуют обычаям предков”. Когда афиняне явились снова, сказали, что обычаи предков часто изменялись, и спросили, какому же из разных обычаев им следовать, оракул ответил: “Наилучшему” Это, конечно, так и есть: древнейшим и наиболее близким божеству надо считать то, что лучше всего.

Сбор денег мы упразднили, сделав исключение для сбора для Идейской Матери, производимого в течение нескольких дней ¹⁰⁸; ибо такие сборы наполняют умы людей суеверием и опустошают их дома.

Святотатец подлежит каре и не только тот, кто унесет священный предмет, но также и тот, кто похитит что-либо доверенное священной охране ¹⁰⁹.

(41) Такой обычай и поныне существует во многих храмах, и в древности Александр, говорят, положил деньги в святилище близ Сол, в Киликии, а афинянин Клисфен, выдающийся гражданин, опасаясь за свое положение, доверил Юноне Самосской приданое своих дочерей ¹¹⁰.

Что касается клятвопреступления и инцеста, то здесь, во всяком случае, обсуждать эти вопросы не следует ¹¹¹.

Да не дерзают нечестивцы умилостивлять богов дарами; пусть они выслушают слова Платона, не допускающего сомнений в том, каково в этом случае будет решение божества; ведь от подлого человека не согласится принять дар ни один честный муж ¹¹². [c.123]

О тщательности при исполнении обетов достаточно сказано в законе, и обет заключает в себе спонсию ¹¹³, которой мы обязуемся перед божеством. Что касается кары за оскорбление религии, то против нее законного возражения быть не может. Но зачем мне здесь для примера называть таких преступников, когда в трагедиях их множество? Я лучше обращусь к примерам, которые у нас перед глазами. Хотя такое упоминание, пожалуй, может выйти за пределы судеб человеческих, все же, раз я говорю в вашем присутствии, я не умолчу ни о чем и хотел бы, чтобы то, что я скажу, лучше бессмертным богам было угодно, чем оскорбительно людям.

(XVII, 42) Когда вследствие преступления дурных граждан, после моего отъезда ¹¹⁴, права религии были осквернены, то были оскорблены мои домашние лары, в их жилище был сооружен храм Своеволия, и из святилищ был прогнан тот, кто их спас. Остановите на мгновение свое внимание – ведь называть имена не к чему – на том, каковы были дальнейшие события. Меня, который не допустил, чтобы нечестивцы, разграбив и уничтожив все мое достояние, надругались над Охранительницей Города ¹¹⁵, и потому перенес ее из своего дома в дом ее отца, сенат, Италия, более того – все народы признали спасшим отечество. Могло ли выпасть на долю человека что-либо более славное? А из тех, чьим преступлением тогда были растоптаны и уничтожены религиозные запреты, одни повержены, разбитые и рассеянные, а те из них, которые были зачинщиками этих преступлении и во всяческих кощунствах превзошли кого бы то ни было, я уже не говорю – испытали мучения и позор при жизни; нет, даже были лишены погребения и установленных похоронных обрядов ¹¹⁶.

(43) КВИНТ. – Я хорошо это знаю, брат мой, и испытываю должное чувство благодарности богам. Но очень часто, как мы видим, дело принимает совершенно иной оборот.

МАРК. – Мы с тобой, Квинт, неправильно судим о том, в чем состоит божья кара; суждения черни вводят нас в заблуждение и мы не познаем истины. Мы измеряем несчастья людей смертью, или телесной болью, или душевной скорбью, или осуждением по суду; это – признаю я – есть удел человека и постигло многих честных мужей. Но кара за преступление грозна и, помимо своих последствий, сама по себе наиболее тяжела. Мы видели людей, которые, если бы не возненавидели отечества, никогда бы не стали и нашими недругами; мы видели их то горящими страстью, то охваченными страхом, то страдавшими от угрызений совести, то напуганными, что бы они ни делали, то, наоборот, презирающими религиозные запреты; путем подкупа они сломили правосудие человеческое, но не божье ¹¹⁷.

(44) Но теперь я остановлюсь и не буду продолжать – тем более, что я добился для них большего числа наказаний, чем то, какого я желал. Я только укажу, что божья кара за преступления двоякая; она заключается и в душевных мучениях при жизни, и в позоре после смерти, так что гибель [c.124] преступников одобряется приговором живых и испытываемой ими радостью ¹¹⁸.

(XVIII, 45) В том, что поля не должны подвергаться консекрации ¹¹⁹, я вполне согласен с Платоном, который (если только я смогу перевести) говорит приблизительно так: “Итак, земля, подобно очагу, есть священное жилище всех богов. Поэтому никто не должен посвящать ее вторично. В городах золото и серебро – и у частных лиц, и в храмах – порождают зависть. Также и слоновая кость, извлеченная из бездыханного тела, не представляет собой достаточно чистого дара для божества. Далее, медь и железо – орудия войны, а не принадлежность храма. Но деревянный предмет (из цельного куска дерева) посвящать можно, если кто-нибудь захочет, также и каменный – в святилищах, доступных всем, – и тканый предмет, если он потребовал работы женщины продолжительностью не более месяца. Белый цвет особенно угоден божеству – как вообще, так особенно в тканях; ничего окрашенного не требуется, разве только для воинских знамен. Но самые угодные божеству приношения – птицы и изображения, исполненные одним живописцем в течение одного дня. И да будут остальные дары подобными этому”¹²⁰. Вот каково мнение Платона. Но я не ограничиваю прочего так строго, считаясь либо с богатством людей, либо с удобствами, связанными с временами года. Земледелие, подозреваю я, ухудшится, если к использованию земли и к ее обработке плугом присоединится какое-нибудь суеверие ¹²¹.

АТТИК. – Это мне ясно. Теперь остается рассмотреть вопрос о преемственности священнодействий и о праве Манов ¹²².

MAРК. – Что за изумительная память у тебя, Помпоний! А я упустил это из виду.

(46) АТТИК. – Охотно верю, но я об этом помню и жду рассмотрения этих вопросов тем более, что они относятся и к понтификальному, и к гражданскому праву.

МАРК. – Да, и ученейшие люди дали много ответов и многое написали обо всем этом, и я на протяжении всей нашей беседы, к какому бы роду законов наше обсуждение меня ни привело, насколько смогу, рассмотрю все, что относится к нашему гражданскому праву; но рассмотрю это так, чтобы было известно отправное положение, из которого выводится та или иная часть права, – дабы не было трудно любому человеку (лишь бы он мог руководствоваться своим умом), независимо от того, каковы будут возникшее новое судебное дело или новый поставленный ему вопрос, придерживаться их правовой стороны, когда известно, из какого начала следует исходить.

(XIX, 47) Однако законоведы либо ради того, чтобы вводить людей в заблуждение, дабы казалось, что они знают больше и решают более трудные вопросы, либо (и это более вероятно) ввиду своего неумения учить (ведь искусство не только в том, чтобы знать самому, но и в том, чтобы [c.125] уметь научить других) часто делят содержание одного вопроса на бесчисленное множество частей. Например, Сцеволы, бывшие оба понтификами и в то же время опытнейшими законоведами ¹²³, очень широко понимают область, которой мы занимаемся. “Я, – говорил нам сын Публия, – часто слыхал от отца, что хорошим понтификом может быть только человек, знакомый с гражданским правом”. С гражданским правом в целом? К чему это? Что за дело понтифику до права “общих стен”, или до права пользоваться водой, или до любых вопросов, кроме тех, которые связаны с религией ¹²⁴?А последних совсем немного. Это, я думаю, вопросы о священнодействиях, об обетах, о праздничных днях, о гробницах ¹²⁵ и так далее. Почему же мы придаем именно этому такое большое значение, между тем как все остальное имеет лишь очень малое? Насчет священнодействий (а это более обширный вопрос) вот единственное решение: их всегда надо сохранять и передавать из одной ветви рода в другую и, как я изложил в законе, “священнодействия должны быть постоянными”. (48) Но впоследствии решением понтификов было установлено, что священнодействия, дабы со смертью главы той или иной ветви рода память о них не уничтожалась, должны переходить к тем, кому после его смерти достанется имущество ¹²⁶. С установлением одного этого положения, достаточного для нашего ознакомления с правилами, возникает неисчислимое множество случаев, которыми полны книги законоведов. Ибо спрашивается, на кого переходит обязанность совершать священнодействия. Положение наследников законнейшее; ибо нет человека, который мог бы лучше занять место того, кто ушел из жизни. Затем следуют те, кто с его смертью или по завещанию должен получить столько же, сколько получают все наследники вместе ¹²⁷; и это в порядке вещей, так как соответствует установленному правилу. В третью очередь, если наследника не оказывается, – тот, кто на основании давности владения ¹²⁸ получил наибольшую часть имущества умершего. В четвертую очередь – если никто не принял имущества – тот из заимодавцев умершего, который хранит наибольшую часть его имущества. (49) Последним – то лицо, которое, будучи должником умершего, денег никому не уплатило; поэтому оно должно считаться как бы получившим это имущество.

(XX) Вот чему мы научились у Сцеволы. Древние законоведы определили иные порядки. Ибо они учили так: люди трояким образом могут принять на себя обязательство совершать священнодействия: либо по наследству, либо при получении большей части имущества ¹²⁹, либо (если большая часть имущества объявлена легатом) если кто-нибудь получит какую-либо часть его ¹³⁰. (50) Но будем следовать указаниям понтифика. И вот, как видите, все определения вытекают из одного того, что понтифики требуют, чтобы с имуществом были связаны священнодействия и чтобы на этих же лиц возлагались и траурные обряды и церемонии.

Более того, Сцеволы выставляют также и следующее требование: когда [c.126] происходит раздел имущества – если в завещании указана “вычтенная часть”¹³¹ – и когда данные лица получили меньше, чем остается всем наследникам, то эти лица совершать священнодействия не обязаны. В случае дарения Сцеволы истолковывают это иначе: то, что глава ветви рода одобрил при дарении лицом, находящимся под его властью, действительно; то, что было сделано без его ведома, – если он этого не одобряет, – не действительно ^l32.

(51) Из этих предпосылок возникают многие мелкие вопросы; кто не понимает их, тот, обратившись к их источнику, сам легко в них разберется. Например, если кто-либо примет имущество поменьше, дабы не обязываться совершать священнодействия, а впоследствии кто-нибудь из его наследников взыщет в свою пользу то, от чего лицо, чей он наследник, отказалось, и если имущество это, вместе с упомянутым поступлением, окажется не меньше имущества, оставленного всем наследникам, то тот, кто получит это имущество, тем самым один, без сонаследников, обяжется совершать священнодействия ¹³³. Более того, Сцеволы предусматривают, что лицо, которому в виде легата оставлено больше, чем дозволено получать без принятия религиозных обязательств, должно “при посредстве меди и весов” освободить наследников от обязательств по завещанию, так как в этом случае имущество это оказывается отделенным от наследства, как если бы оно вообще не было завещано в виде легата ¹³⁴.

(XXI, 52) По этому и по многим другим поводам я и спрашиваю вас, Сцеволы, верховные понтифики и, по моему разумению, мудрейшие люди: какие у вас основания приобщать к праву понтификальному право гражданское ¹³⁵? Ведь учением о гражданском праве вы в какой-то мере упраздняете понтификальное. Ибо священнодействия связаны с имуществом в силу определения понтификов, а не по закону. Поэтому, если бы вы были только понтификами, у вас оставался бы авторитет понтификов; но так как вы в то же время величайшие знатоки гражданского права, то вы, используя эту отрасль знания, издеваетесь над той. Верховные понтифики Публий Сцевола и Тиберий Корунканий ¹³⁶, как и другие, определили, что те лица, которые получают столько же, сколько все другие наследники, должны брать на себя обязательство совершать священнодействия. (53) Вот вам понтификальное право. Что прибавилось к нему из гражданского права? Глава о разделе имущества составлена с оговоркой – следует вычитать сто сестерциев; был придуман способ освобождать имущество от тягот в виде священнодействий. Ну, а если завещатель не пожелал внести эту оговорку? И вот, законовед, в данном случае Сам Муций (в то же время и понтифик), советует данному лицу принять имущество меньшее, чем то, какое остается всем наследникам. Старые законоведы говорили, что, какое бы имущество ни было принято, обязательства совершать священнодействия налагаются на принявшего; теперь это лицо от них освобождается. Но вот что не имеет [c.127] отношения к понтификальному праву и проистекает прямо из гражданского права: наследника надо при посредстве меди и весов освобождать от обязательств по завещанию, и дело должно решаться так же, как если бы это имущество не было завещано как легат, если лицо, в чью пользу легат отказан, обусловило, что имущество, оставленное ему по завещанию, то есть деньги, причитается ему в силу стипуляции ¹³⁷ и не [выплачены ему по завещанию.]

(54) [Перехожу к правам Манов ¹³⁸, мудрейше установленным и строжайше соблюдавшимся нашими предками; они повелели приносить умершим жертвы в феврале месяце, который тогда был последним месяцем в году. Как пишет Сисенна, Децим Брут ¹³⁹, однако, совершал эти жертвоприношения в декабре. Что Брут этим самым, как я выяснил, отступил от обычая предков (ибо я вижу, что Сисенна не знает причины, почему Брут не соблюдал этого древнего завета), итак, что Брут дерзостно презрел завет наших предков, мне казалось невероятным;] ведь это был, несомненно, ученый человек, и его близким другом был Акций ¹⁴⁰; но если древние считали последним месяцем года февраль, то Брут, по-видимому, считал им декабрь. Он полагал, что принесение величайшей жертвы умершим родным есть исполнение религиозного долга ¹⁴¹.

(XXII, 55) Наконец, места погребения почитаются столь глубоко, что похоронить человека вне мест его родовых священнодействий, говорят, не дозволяет божеский закон, и во времена наших предков Авл Торкват ¹⁴²вынес такое решение насчет Попиллиева рода. И если бы наши предки не повелели причислять к богам тех, кто ушел из нашей жизни, то праздниками назывались бы не “деникальные” дни (их название произошло от слова nех [смерть], так как они посвящены умершим ¹⁴³), а дни отдыха, посвященные другим небожителям. И вот, наши предки постановили совершать эти обряды в такие дни, чтобы они не совпадали ни с частными, ни с общественными праздниками. Наше понтификальное право в целом – так, как оно составлено, – свидетельствует о глубоком религиозном чувстве и об уважении к обрядам. При этом мы не должны устанавливать, когда именно оканчивается траур семьи, которую посетила смерть, каковы особенности жертвоприношения, когда Лару закалывают баранов, каким образом отрезанную кость покрывают слоем земли, каковы права, возникающие после заклания свиньи ¹⁴⁴, с какого времени место погребения начинает считаться “гробницей” и подпадает под религиозный запрет.

(56) Мне лично кажется, что самым древним видом погребения был тот, каким у Ксенофонта пользуется Кир: тело возвращают земле, помещают и кладут его, как бы обволакивая покровом матери ¹⁴⁵. По такому же обряду, как мы узнали, в могиле, расположенной невдалеке от алтаря Родника ¹⁴⁶, был погребен наш царь Нума, а Корнелиев род, как известно, вплоть до наших дней прибегает к этому виду захоронения. После своей победы [c.128] Сулла повелел рассеять погребенные у реки Анио останки Гая Мария, движимый ненавистью, более жестокой, чем та, какую ему следовало бы питать, будь он мудр в такой же степени, в какой он был неистов. (57) Пожалуй, из страха, что это может случиться также и с его останками, Сулла, первый из патрициев Корнелиев, пожелал, чтобы его тело было, после его смерти. сожжено на огне. Ведь Энний пишет о Публии Африканском: “Здесь лежит он”¹⁴⁷. Это верно, так как “лежащими” называют тех, кто был погребен. Но о “гробнице” говорят только после того, как совершены все установленные обряды и в жертву принесен боров. И то, что теперь совершают при всяких похоронах, дабы тело считалось “преданным земле”, тогда относилось только к тем, чьи тела покрывала брошенная на них земля. И такой обычай подтверждается понтификальным правом. Ибо, пока кости не засыпаны землей, место, где было сожжено тело, еще не находится под религиозным запретом; когда же останки засыпаны комьями земли, то они считаются преданными земле, место называется гробницей, и только тогда на него распространяются многие религиозные права. Поэтому семью того, кто был убит на корабле и затем брошен в море, Публий Муций признал “чистой”, так как кость такого человека не лежит на земле, но обязал наследника принести в жертву свинью: он должен соблюдать трехдневный траур и в искупление заклать свинью-самку. Если человек умер в море, находясь в плавании, то обязанности те же, но без искупительной жертвы и дней траура.

(XXIII, 58) АТТИК. – Теперь я знаю, что говорится в понтификальном праве, но хотел бы знать, что говорится в законах.

МАРК. - Очень немногое, Тит, и, думается мне, хорошо известное вам. Но все это относится не столько к религии, сколько к правовому положению гробниц. “Умершего, – говорит закон Двенадцати Таблиц, – в Городе нельзя ни хоронить, ни сжигать”. Я полагаю – хотя бы уже ввиду опасности пожара. А то, что закон добавляет “ни сжигать”, указывает на то, что “хоронят” того, чье тело предают земле, а не того, чье тело сжигают.

АТТИК. – А почему же после издания законов Двенадцати Таблиц прославленные мужи все же были погребены в Городе?

МАРК. – Я думаю, Тит, это были либо люди, которым, еще до издания этого закона, этот почет был оказан за их доблесть, – Попликола ¹⁴⁸, Туберт ¹⁴⁹, причем это преимущество было по праву сохранено за их потомками, либо такие, как Гай Фабриций ¹⁵⁰, которые этого были удостоены, за свою доблесть будучи освобождены от действия законов. Но если закон запрещает хоронить в Городе, то и коллегия понтификов постановила, что на участке земли, принадлежащем государству, устраивать гробницу нельзя. Вы знаете храм Чести, находящийся за Коллинскими воротами. По преданию, на этом месте когда-то стоял алтарь; около него нашли дощечку с надписью “Честь”; это послужило поводом для дедикации ¹⁵¹ этого храма. [c.129] Но так как здесь было много гробниц, то они были сравнены с землей; ибо коллегия установила, что участок земли, принадлежащий государству, не может подпадать под действие частных религиозных запретов.

(59) Другие предписания Двенадцати Таблиц, ограничивающие расходы на погребение и оплакивание умершего, в общем перенесены в них из законов Солона. “Сверх этого, – говорится там, – ничего не делать”. “Костра не выравнивать топором”¹⁵². Продолжение вы знаете; ведь мы в детстве заучивали законы Двенадцати Таблиц как обязательную песнь; ныне никто не заучивает их. И вот, ограничив расходы изготовлением трех головных покрывал и пурпурной туники и платой десятерым флейтистам, закон упраздняет неумеренное оплакивание: “Во время похорон женщины не должны ни царапать себе щек, ни испускать воплей [lessus]”. Древние истолкователи Секст Элий и Луций Ацилий ¹⁵³ говорили, что они не вполне понимают это место, но предполагают, что “лесс” – особая одежда для похорон; Луций Элий ¹⁵⁴ же думает, что это – какое-то горестное рыдание, как показывает само слово. Такое объяснение кажется мне более правильным потому, что закон Солона именно это и запрещает ¹⁵⁵. Такие указания похвальны и одинаково относятся и к богатым людям и к плебсу. Это вполне сообразно с природой: со смертью имущественное различие уничтожается.

(XXIV, 60) Законы Двенадцати Таблиц упразднили и другие обычаи при похоронах, усиливавшие проявления горя. “Костей умершего не следует собирать, чтобы впоследствии устроить похороны”. Исключение допускается для случаев смерти на войне и на чужбине. Кроме того, в законах говорится: что касается умащения тела умершего – обязанности рабов, – то оно упраздняется, как и всякое круговое питье. Ведь это упраздняется с полным основанием и не было бы упразднено, если бы не существовало в прошлом. Обойдем молчанием запрет: “Да не будет ни дорогостоящего окропления ¹⁵⁶, ни больших венков, ни кадильниц”. Но вот свидетельство того, что награды за заслуги распространяются и на умерших: закон велит без опасений возлагать венок за доблесть и на останки того, кто его заслужил, и на останки его отца ¹⁵⁷. И это, думается мне, потому, что в честь одного человека нередко несколько раз устраивались похороны и несколько раз постилалось ложе ¹⁵⁸. И вот законом было определено, чтобы и этого не делали. И так как в этом законе говорится: “И да не приносят золота”, – то обратите внимание на то, с какой добротой другой закон делает оговорку насчет этого: “Если у человека зубы соединены золотом, то, если его похоронят или предадут сожжению вместе с этим золотом, да не будет это вменено в вину”. Одновременно обратите внимание и на то, что “похоронить” и “предать сожжению” были понятиями разными.

(61) Известны еще два закона о гробницах: один из них касается частных домов, другой – самих гробниц. Ибо, когда закон запрещает “устраивать [c.130] костер и место нового погребения на расстоянии менее шестидесяти футов от чужого дома без согласия его владельца”, то это, видимо, делается во избежание пожара; из этих же соображений запрещается возжигать курения. Но когда закон запрещает, чтобы “форум”, то есть вестибул ¹⁵⁹ гробницы, “и место погребения переходили в собственность в силу давности”¹⁶⁰, то он охраняет права гробниц.

Вот это и находим мы в Двенадцати Таблицах – в полном согласии с природой, являющейся для закона образцом. Прочее определяется обычаем: чтобы о похоронах объявлялось, если они будут сопровождаться играми ¹⁶¹; чтобы при устроителе похорон были акценс и ликторы ¹⁶²; (62) чтобы о заслугах мужей, занимавших почетные должности, говорилось в речи на народной сходке и чтобы это сопровождалось пением под звуки флейт, которое называется “ненией”; этим словом также и греки называют скорбные песнопения ¹⁶³.

(XXV) АТТИК. – Меня радует, что наши законы согласуются с природой, а мудрость наших предков меня восхищает. Но я хотел бы соблюдения меры как в расходах вообще, так и в расходах на сооружение гробниц.

МАРК. – Твое требование основательно. До каких расходов в этом отношении мы уже дошли, ты, думается мне, понял на примере гробницы Гая Фигула ¹⁶⁴. О том, что в древности желание устраивать великолепные гробницы было весьма малым, свидетельствуют многие примеры из прошлого. А истолкователи наших законов в главе, в которой предписывается исключить из прав богов Манов “расходы и оплакивание”, должны понять одно: прежде всего надо уменьшить великолепие гробниц. (63) И мудрейшие законодатели не оставили этого без внимания. Ведь в Афинах, говорят, еще во времена Кекропа ¹⁶⁵ и по наши дни сохранился обычай хоронить в земле – с тем, чтобы после того, как близкие исполнят все должное и тело будет засыпано землей, на могиле были посеяны хлебные злаки, дабы умерший был как бы погружен в лоно и недра матери, и чтобы почва, очищенная принесенным ею урожаем, была возвращена живым ¹⁶⁶. Затем происходило пиршество, которое устраивали близкие, надев на головы венки; в их присутствии дозволялось говорить о заслугах умершего одну только правду (ибо лгать считалось кощунством). Так отдавали последний долг.

(64) Когда впоследствии, как пишет Деметрий Фалерский ¹⁶⁷, начали устраивать похороны, стоившие дорого и сопровождавшиеся громким плачем, то это было запрещено законом Солона; этот закон наши децемвиры ¹⁶⁸почти в тех же выражениях включили в десятую таблицу своих законов. Ведь указания относительно трех головных покрывал и многих мелочей принадлежат Солону. О сетованиях говорится его подлинными словами: “Женщины не должны по случаю похорон ни царапать себе щек, ни испускать воплей”.

(XXVI) О гробницах у Солона говорится только следующее: “Никто [c.131] не должен ни разрушать их, ни хоронить в них сторонних людей”. И устанавливается кара: “Если кто-нибудь, – гласит закон, – осквернит, опрокинет, сломает гробницу (ведь, по моему мнению, это и есть tymbos), или памятник, или колонну,...” Но по истечении некоторого времени, ввиду великолепия гробниц, которые мы можем видеть на Керамике ¹⁶⁹, законом было определено, что “никто не должен ни сооружать гробницу, которая потребовала бы труда большего, чем труд десяти человек в течение трех дней”, (65) ни покрывать ее штукатуркой, ни устанавливать на ней так называемые гермы ¹⁷⁰; произносить речь о заслугах умершего разрешалось только при государственных похоронах и только тому лицу, которому это было поручено властями. Кроме того, дабы уменьшить сетования, было запрещено собираться множеству мужчин и женщин; ведь стечение людей усиливает горе. (66) Вот почему Питтак ¹⁷¹ вообще запрещает присутствовать на похоронах чужих людей. Но, опять-таки по свидетельству того же Деметрия, великолепие похорон и гробниц дошло до такой степени, какой оно ныне достигает в Риме. Деметрий ограничил этот обычай своим законом. Ведь Деметрий был, как вы знаете, не только ученейшим мужем, но и гражданином с величайшими заслугами перед государством и обладал огромным опытом в заботах о согражданах. И вот он не только уменьшил допускаемые денежные расходы, но и ограничил время дня, предназначенное для похорон: он повелел умершего выносить до рассвета. Он определил также и размеры вновь сооружаемых гробниц; на могильной насыпи он разрешил устанавливать только небольшую колонну вышиной не более трех локтей, или стол, или чашу для возлияний и поручил определенному магистрату следить за соблюдением этих предписаний.

(XXVII, 67) Итак, вот что постановили твои любимые афиняне. Но обратимся к Платону, который поручает похоронные обряды истолкователям требований религии; правило это соблюдаем и мы. О гробницах Платон говорит следующее ¹⁷²: он запрещает занимать для устройства гробницы какую бы то ни было часть обработанной земли или земли, пригодной для посева; но если какой-нибудь участок земли, по своим особенностям, пригоден только для того, чтобы на нем хоронили мертвых и притом без ущерба для живых, то именно его и следует использовать; что же касается земли, которая может приносить урожай и, словно мать, давать нам пищу, то никто – ни живой, ни мертвый – не должен ее у нас отнимать.

(68) Платон запрещает возводить гробницу, более высокую, чем та, какую могли бы построить пятеро человек за пять дней, и ставить или класть камень большего размера, чем требуется для того, чтобы высечь хвалебную надпись, состоящую не более чем из четырех героических стихов, которые Энний называет “длинными стихами”¹⁷³. Таким образом, относительно гробниц мы знаем суждение также и этого выдающегося мужа, определяющего и допустимые расходы на похороны – от одной до пяти мин ¹⁷⁴. [c.132]

(69) Мне кажется, я разъяснил вам все, что относится к требованиям религии.

КВИНТ. – Вполне разъяснил, брат мой, и притом подробно; но продолжай.

МАРК. – Я продолжу, и так как вам захотелось меня к этому побудить, сделаю это. надеюсь, во время нашей беседы еще сегодня. Платон, вижу я, поступил так же, и вся его речь о законах была произнесена им в течение одного летнего дня ¹⁷⁵.

И я так поступлю и буду говорить о магистратах. Конечно, именно магистратуры, после установления религии, более всего укрепляют государственный строй.

АТТИК. – Говори же и следуй намеченному тобой плану. [c.133]

1 Ср. Цицерон, “Письма к брату Квинту”, III, 1, 1 (145). Фибрен, приток реки Лирис, делился на два рукава, один из которых протекал вблизи от усадьбы Цицерона.
Вернуться к тексту

3 Еврип – пролив между островом Евбеей и материком; в течение суток в нем несколько раз менялось направление течения. Богатые римляне проводили в своих усадьбах каналы.
Вернуться к тексту

4 Ср. Цицерон, “Речь в защиту Планция”, 20 и 22; “Письма к Аттику”, II, 11, 2. (39)
Вернуться к тексту

6 Одиссей. См. Гомер, “Одиссея”, I, 55; V, 135. Ср. Цицерон, “Об ораторе”, I, 196.
Вернуться к тексту

7 Ср. Цицерон, “О пределах добра и зла”, V, 4. Римские законы не допускали двойного гражданства; поэтому Аттик не принял предложенного ему афинского гражданства. См. Цицерон, речи: “По делу Цецины”, 100; “В защиту Бальба”, 28; Корнелий Непот, “Аттик”, 3.
Вернуться к тексту

10 Согласно мифу, царь Тесей объединил городские общины Аттики и переселил их в Афины. См. Фукидид, II, 15; Плутарх, “Тесей”, 24.
Вернуться к тексту

11 “Великий” (Magnus) – прозвание Гнея Помпея. Тит Ампий Бальб – трибун 63 г., претор 58 г., во время гражданской войны сторонник сената и Помпея. О его процессе сведений нет. См. Цицерон, письма: “К Аттику”, VIII, 11b, 2 (327); “К близким”, II, 16, 3 (390); VI, 12 (489).
Вернуться к тексту

12 Родом из Арпина были Гай Марий, победитель кимвров и тевтонов (102 – 101 гг.), и Цицерон, “спасший Рим” подавлением движения Катилины. См. Цицерон, речи: “В защиту Суллы”, 26, 33, 83; “В защиту Гая Рабирия” (63 г.), 27 слл.; “К квиритам после возвращения из изгнания”, 19 сл.; “О доме”, 92, 132; “В защиту Сестия”, 50; “Против Писона”, 43; “Письма к Аттику”, IX, 10, 3 (364).
Вернуться к тексту

13 Палестра (греч.) – место для гимнастических упражнений, имевшее помещения для переодевания и отдыха; на палестрах философы вели занятия с учениками.
Вернуться к тексту

14 При усыновлении (адопция, адрогация) усыновляемый получал личное и родовое имя усыновителя. Здесь шутка.
Вернуться к тексту

16 Аттик владел в Эпире, на реке Тиаме, имением, где он устроил “Амальтей”, храм нимфы Амальтеи. См. Цицерон, “Письма к Аттику”, I, 13, 1 (19); 16, 15 слл. (22).
Вернуться к тексту

18 Цитата из закона Двенадцати Таблиц: “Если человека зовут в суд, он должен идти; если не пойдет, надо призвать свидетелей, а затем взять его силой”. Имеется в виду процедура in iure; см. прим. 43 к кн. I.
Вернуться к тексту

19 Эпизод на свайном мосту через Тибр (pons Sublicius) во время войны с этрусками (508 г.). См. Ливий, II, 10.
Вернуться к тексту

22 Имеются в виду стоики. См. Цицерон, “Тускуланские беседы”, III, 13.
Вернуться к тексту

23 Имеются в виду законы трибуна Луция Аппулея Сатурнина – земельные, о распределения хлеба и об оскорблении величества римского народа (100 г.) и земельный закон трибуна Секста Тиция (99 г.). Сатурнин встретил сопротивление нобилитета; восстание Сатурнина было подавлено консулом Гаем Марием; Сатурнин и претор Главция были убиты. См. Цицерон, “Речь в защиту Гая Рабирия (63 г.), 18 слл.; “Брут”, 224; “Об ораторе”, II, 48.
Вернуться к тексту

24 Законы, предложенные в 91 г. трибуном Марком Ливием Друсом младшим: по судебному закону сенат, пополненный римскими всадниками, должен был получить судебную власть; по земельному и хлебному законам плебс должен был получать дешевый хлеб и быть наделен землей в Италии и Сицилии; по закону о гражданстве италики должны были получить права римского гражданства. Сопротивление нобилитета привело к восстанию италиков против Рима (Союзническая, или Италийская, война, 91 – 88 гг.). Друс был убит.
Вернуться к тексту

25 Возможно, имеется в виду senatus-consultum ultimum. См. “О государстве”, прим. 146 к кн. I. Ливиевы законы были объявлены недействительными по формальным причинам: они охватывали разные вопросы (в нарушение Цецилиева – Дидиева закона 98 г.). См. ниже, § 31.
Вернуться к тексту

35 Законы об учреждении трибуната и о неприкосновенности личности плебейских трибунов; по традиции, они были приняты в 494 г., в связи с первым “уходом” плебса. См. “О государстве”, прим. 144 к кн. I.
Вернуться к тексту

36 В Риме были приняты иноземные культы Изиды, Сераписа, Сабазия, Эскулапа, Кибелы.
Вернуться к тексту

38 Двенадцать главных божеств (dii maiorum gentium): Юпитер и Юнона, Нептун и Церера, Аполлон и Диана, Вулкан и Минерва, Марс и Венера, Меркурий и Веста. См. Энний, “Анналы”, фр. 426 – 7 Мюллер. Они составляли “совет богов” (dii consentes).
Вернуться к тексту

39 Возможно, намек на деятельность плебейского трибуна Публия Клодия Пульхра, который в 58 г., после изгнания Цицерона, построил на его участке на Палатинском холме в Риме храм Свободы, который Цицерон ниже (§ 42) называет храмом Своеволия. См. ниже, § 36 и прим. 95.
Вернуться к тексту

40 “Годовой круговорот”, по-видимому – зимнее солнцестояние (в декабре, когда справлялись Сатурналии). Упоминаемое здесь предписание могло относиться к празднованию Компиталий и Сатурналий. См. “О государстве”, прим. 6 к кн. V. Цицерон, “О предвидении”, I, 102; Овидий, “Фасты”, I, 71 слл.; Гораций, Сатиры, II, 7, 4 сл.; Макробий, “Сатурналии”, I, 7, 26.
Вернуться к тексту

41 Понтифики – коллегия жрецов, наблюдавшая за соблюдением требований религии; со времени Суллы она состояла из 15 жрецов. Верховному понтифику были подчинены прочие коллегии жрецов – фламины, “царь священнодействий” и девы-весталки. О фламинах см. “О государстве”, прим. 44 к кн. II; о весталках – прим. 46 к кн. II.
Вернуться к тексту

42 Таким образом, Цицерон подразделяет жрецов на: 1) служителей культа, 2) истолкователей пророчеств, признанных государством (книги Сивиллы), т. е. квиндецимвиpoв, 3) истолкователей воли богов, т. е. авгуров и гаруспиков. См. “О государстве”, прим 11 и 26 к кн. II; о гаруспиках см. ниже, прим. 45. Ср. Тацит, “Анналы”, VI, 12.
Вернуться к тексту

43 Авгур своим посохом разделял небо на четыре части и, обратившись лицом к югу наблюдал знамения, из которых благоприятными считались появлявшиеся слева, особенно молнии. Участок неба, в пределах которого авгур совершал наблюдения, назывался templum (“храм”); так же назывался и соответствующий участок на земле; различался “большой храм”, т. е. участок, в пределах которого авспиции были действительны (в городе Риме его границы совпадали с померием, т. е. сакральной городской чертой), и “малый храм”, или авгуракул, возвышенное место, где стоял авгур. Авгуру должен был быть обеспечен свободный обзор, и он был вправе требовать сноса зданий, мешавших ему. Авгур производил также инавгурацию (посвящение, наделение властью, объявление неприкосновенными) понтификов и магистратов и совершал моление о ниспослании урожая (авгурация виноградников и молодых побегов). См. Цицерон, “II филиппика”, 110; Ливий, I, 18, 6. Об “очищении” места падения молнии см. ниже, прим. 46.
Вернуться к тексту

46 Гаруспициной называлось сложившееся в Этрурии учение о знамениях и о предсказании судьбы. Гаруспики объясняли значение удара молнии, гадали по внутренностям жертвенного животного (необычное расположение или необычный внешний вид внутренностей, особенно печени, считался дурным знаком) и истолковывали знамения. Гаруспицина была уделом патрицианских родов. Гаруспики входили в состав когорты полководца или наместника в провинции. В городе Риме были странствующие гаруспики, к которым могли обращаться частные лица. См. Цицерон, “Письма к близким”, VI, 6, 3, 9 (491). Место падения молнии ограждалось четырьмя камнями и накрывалось двускатной кровлей; этим оно исключалось из мирского использования: эта процедура называлась “похоронить молнию” (fulgur condere).
Вернуться к тексту

47 Имеется в виду жертвоприношение древнему италийскому божеству Доброй богине (Bona dea): бдение римских матрон, совершавшееся в ночь с 3 на 4 декабря в доме магистрата с империем; присутствие мужчин в доме в эту ночь запрещалось. См. ниже, § 36 и прим. 95.
Вернуться к тексту

48 Его совершали жрицы-гречанки родом из Кампании. См. Цицерон, “Речь в защиту Бальба”, 55; Дионисий Галикарнасский, II, 19.
Вернуться к тексту

50 Фригийский культ Идейской матери (великой Матери богов Кибелы) был перенесен в Рим в 204 г., во время второй пунической войны. В ее честь справлялись игры Мегалесии (4 – 10 апреля); в эти дни на форуме приостанавливались все дела. См. Цицерон, речи: “В защиту Целия”, 1; “Об ответах гаруспиков”, 22 слл.; Овидий, “Фасты”, IV, 350 слл.; Ливий, XXIX, 14.
Вернуться к тексту

51 Parricidium – убийство римского гражданина, отца, главы ветви рода (pater familias); это преступление каралось так называемой poena cullei, носившей сакральный характер: убийцу зашивали в кожаный мешок и топили в реке или в море. См. Цицерон, “Речь в защиту Секста Росция”, 28 слл. Цицерон относит к этому преступлению также и святотатство.
Вернуться к тексту

53 В данном случае инцест – обольщение девы-весталки. В широком смысле инцест – кровосмешение и оскорбление религии.
Вернуться к тексту

54 Консекрация – официально совершаемая передача имущества (участка земли, здания) во власть божества, т. е. из области применения ius humanum в область применения ius divinum; такое имущество становилось res sacra. См. ниже, прим. 151.
Вернуться к тексту

57 Uti rogas. Обычная формула согласия при голосовании подачей табличек. См. ниже, III, 34 сл.
Вернуться к тексту

65 В 612 г. евпатрид Килон пытался захватить власть в Афинах. После подавления заговора сторонники Килона были убиты в храме Афины, где они искали убежища. Для отвращения гнева богов Эпименид совершил очистительные обряды. См. Фукидид, I, 126; Плутарх, “Солон”, 12.
Вернуться к тексту

67 Авл Аттилий Калатин – консул 259 г., диктатор 249 г., во время первой пунической войны завоевал Панорм.
Вернуться к тексту

71 Согласно традиции, при Ромуле год состоял из 10 месяцев, царь Нума Помпилий прибавил январь и февраль месяцы. Календарь был лунный, в году было 355 дней, с дополнительным месяцем (mensis intercalaris) – 377 или 378 дней, при четырехлетнем цикле. Календарем ведали понтифики; интеркалация производилась ими небрежно, иногда ею злоупотребляли из политических соображений. В 46 г., при Гае Юлии Цезаре, была произведена реформа календаря с введением солнечного года. См. Ливий, I, 19; Светоний, “Божественный Юлий”, 40.
Вернуться к тексту

73 Έστία – Vesta. Оба имени имеют общий корень. Ср. Цицерон, “О природе богов”, II, б7.
Вернуться к тексту

75 См. выше, § 20. Платон (“Законы”. X, 909 D) запрещает отправление религиозных культов в домах частных лиц.
Вернуться к тексту

77 Ср. Цицерон, “О природе богов”, III, 5; “О предвидении”, II, 112.
Вернуться к тексту

78 Цицерон был кооптирован в коллегию авгуров в 53 г. См. Цицерон, “Брут”, I, 1.
Вернуться к тексту

80 Право магистратов обращаться с речью или с предложением к народу (в древнейшее время к патрициям) в комициях и к плебсу на сходках (ius agendi).
Вернуться к тексту

81 См. выше, § 14. Луций Mapцuй Филипп – консул 91 г., противник Марка Ливия Друса. См. выше, прим. 24; Цицерон, “Брут”, 173, 186.
Вернуться к тексту

82 Гай Клавдий Марцелл – пропретор Сицилии в 70 г., член коллегии авгуров. Аппий Клавдий Пульхр – консул 54 г., автор “Авгуральных книг”. См. Цицерон, “Брут”, 267; “Письма к близким”, 111, 4, 1 (194).
Вернуться к тексту

83 Т. е. предсказывать грядущее. См. Цицерон, “О предвидении”, I, 105; II, 75.
Вернуться к тексту

84 Легендарные герои Греции. О Полийде см. Гомер, “Илиада”, V, 148; о Мелампе – Гомер, “Одиссея”, XV, 225; Мопс, жрец Аполлона, участвовал в походе аргонавтов. Амфиарай – герой фиванского цикла. О Калханте см. “Илиада”, I, 68; II, 29'9; о Гелене – “Илиада”, VI, 76; Вергилий, “Энеида”, III, 294 слл.
Вернуться к тексту

92 Иакх – божество из цикла Деметры, отождествлявшееся с Дионисом – Вакхом. Мистериями в его честь, справлявшимися в Афинах, ведали Евмолпиды, потомки жреца Евмолпа. В честь Деметры устраивалось ночное шествие женщин с факелами в руках; оно происходило на Пниксе в Афинах; затем участницы шествия направлялись в Элевсин. См. Цицерон, “Письма к Аттику”, 1, 9, 2 (5).
Вернуться к тексту

93 Имеются в виду Элевсинские мистерии, посвященные Деметре; присутствие на них разрешалось только избранным. Римляне, находясь в Греции, добивались этой чести. См. Исократ, “Панегирик”, 28.
Вернуться к тексту

94 Имеется в виду распущенность нравов. См. Менандр, “Суд”, 234 слл.; Плавт. “Клад”, 36.
Вернуться к тексту

95 Имеется в виду кощунство Публия Клодия, проникшего в декабре 62 г. в дом верховного понтифика и претора Гая Цезаря, когда там происходило жертвоприношение Доброй Богине (см. выше, прим. 47). См. Цицерон, речи: “Об ответах гаруспиков”, 8, 37, 44; “О консульских провинциях”, 24; “Письма к Аттику”, I, 13, 3 (19); 16 (22); Плутарх, “Цезарь”, 9; “Цицерон”, 28.
Вернуться к тексту

96 В Риме был храм божеств Цереры, Либеры и Либера, построенный в 496 г. См. выше, § 21. О приобщениях сведений нет. Игры в честь Цереры справлялись 19 апреля.
Вернуться к тексту

97 Оргиастический культ Вакха, покровителя земледелия, проник в Рим из Этрурии н распространился в Кампании. Вакханалии были запрещены постановлением сената в 186 т. (бронзовая доска с его текстом до нас дошла). См. Ливий, XXXIX, 13.
Вернуться к тексту

98 Сабазий – фракийское божество. См. Аристофан, “Осы”, 9; “Птицы”, 874; “Лисистрата”, 389.
Вернуться к тексту

99 В цирке происходили скачки и бега, а иногда также и священнодействия. См. Цицерон, “Речь об ответах гаруспиков”, 21 слл. Для устройства цирка обычно использовали ложбину между холмами. Места для зрителей устраивались на возвышении. Беговая дорожка имела продолговатую форму и была разделена по длине невысокой стенкой или насыпью (spina), по концам которой было по тройному столбу (meta). При состязаниях возницы старались направить колесницы возможно ближе к мете. “Большой цирк” (Circus Maximus) находился между Палатинским и Авентинским холмами. Физические упражнения были введены в Риме в 186 г. См. Ливий, XXXIX, 22.
Вернуться к тексту

105 Грек Луций Ливий Андроник (около 275 – 200) – был привезен в Рим как военнопленный и стал рабом Ливия Салинатора; он перевел “Одиссею” на латинский язык сатурническим стихом и переделал для римской сцены ряд греческих трагедий и комедий, в которых играл сам; во время второй пунической войны сочинил песнопение в честь Юноны с мольбой об отвращении опасности. См. Цицерон, “Брут”, 72; Ливий, VII, 2.
Вернуться к тексту

106 Гней Невий (около 270 – 200) – автор поэмы “Пуническая война” (первая), написанной сатурническим стихом, и ряда комедий с нападками на Цецилиев Метеллов и Сципионов. См. Цицерон, “Об ораторе”, III, 45.
Вернуться к тексту

107 Тимофей Милетский – автор дифирамбов, жил в V – IV вв. Со времени Терпандра (VII в.) кифара была семиструнной.
Вернуться к тексту

108 См. прим. 50. Ср. Ксенофонт, “Меморабилии”, IV, 3, 16; Лукреций, “О природе вещей”. II, 626; Овидий, “Фасты”, IV, 249; Ливий, XXIX, 10.
Вернуться к тексту

109 В 43 г. триумвиры изъяли из храма Весты ценности, принесенные туда на хранение. См. Плутарх, “Антоний”, 21.
Вернуться к тексту

113 В римском праве устное соглашение, контракт, заключаемый сторонами путем вопросов и ответов.
Вернуться к тексту

114 Имеется в виду отъезд Цицерона в изгнание в 58 г. Его римский дом был сожжен и на этом участке трибуном Публием Клодием был построен храм Свободы; Цицерон называет здесь этот храм храмом Своеволия. “Спасение ларов” – подавление движения Катилины. Ср. Цицерон, речи: “В сенате по возвращении из изгнания”, 6, 33; “О доме”, 76, 99, 110, 131; “Письма к Аттику”, IV, 1,7 (90).
Вернуться к тексту

115 Перед своим отъездом в изгнание Цицерон перенес из своего дома в Капитолий статую Минервы с надписью “Охранительница Города”. См. “Речь о доме”, 144; Плутарх, “Цицерон”, 31.
Вернуться к тексту

116 Намек на совершенное в Гостилиевой курии сожжение тела Публия Клодия, убитого в январе 52 г. на Аппиевой дороге. См. Цицерон, “Речь в защиту Милона”, 86; Асконий, “Введение к речи Цицерона в защиту Милона”.
Вернуться к тексту

117 Ср. Цицерон, речи: “О доме”, 105; “Об ответах гаруспиков”, 39; “Против Писона”, 99.
Вернуться к тексту

123 Публий Муций Cцeвoла – консул 133 г., юрист. См. Цицерон, “О государстве”, I, 20, 31; “Об ораторе”, I, 217, 240 слл. Его сын Квинт, консул 95 г., написал 12 книг по гражданскому праву. См. Геллий, VI, 15, 2.
Вернуться к тексту

125 Римляне часто хоронили близких в своих усадьбах. При продаже владения обусловливалось право доступа к гробнице – iter ad sepulcrum; это был один из видов сервитута (прим. 37 к кн. I). Возможно, что здесь имеется в виду именно это. Ср. Цицерон. “Речь в защиту Секста Росция”, 24.
Вернуться к тексту

126 В Древнейшую эпоху обязанность совершать родовые священнодействия переходила к старшему сыну или к лицу, усыновленному главой ветви рода; впоследствии – также и к наследникам по завещанию. См. Цицерон, “Речь в защиту Мурены”, 27.
Вернуться к тексту

127 Наследник мог получить все имущество (ex asse) или его долю, которая oбозначалась частями монеты асса: ex uncia – одна двенадцатая, ex quadrante – четверть, ex semisse – половина, ex dodrante – три четверти. Права законных наследников ограждались Вокониевым законом; см. “О государстве”, III, 17, прим. 28.
Вернуться к тексту

129 Возможно, на основании давности или в силу дарения лицом, находящимся на смертном ложе; см. ниже, прим. 132.
Вернуться к тексту

131 “Вычтенная часть”, возможно, предназначалась для лиц, неспособных получать легаты (утратившие гражданскую честь, чужеземцы), или же это символическая сумма в 100 сестерциев для покрытия расходов на священнодействия. См. ниже, § 53.
Вернуться к тексту

132 Под “властью главы ветви рода” (patria potestas) разумеют существовавшую в древнейшие времена, а в исторические сохранившуюся только формально власть главы рода или ветви рода (pater familias) над всеми домочадцами: жена, дети, жены сыновей, внуки от сыновей, рабы и все имущество. Она включала в себя даже право жизни и смерти и право продажи в рабство (“за Тибр”); после трехкратной продажи в рабство (даже фиктивной) она прекращалась, как и после утраты главой ветви рода его гражданских прав. – В данном случае речь идет о дарении лицом, находящимся под властью главы ветви рода, когда дарение совершается на смертном ложе (mortis causa). См. Дигесты, 39, 6, 25. 1.
Вернуться к тексту

133 Наследник, который – непосредственно после смерти завещателя – добровольно отказался от части наследственного имущества, мог (сам или его наследники) впоследствии заявить притязание на дополнительное имущество.
Вернуться к тексту

134 Имеется в виду манципация: символическая древняя процедура передачи прав полной собственности; она совершалась с участием “весодержателя” и свидетелей; покупатель брал в руки вещь, произносил установленную формулу и ударял по весам куском меди, т.е. деньгой. Такая процедура, по-видимому, совершалась также и при освобождении от обязательства совершать родовые священнодействия. Передача путем манципации превращает наследование в акт продажи. Пример: А оставляет Б легат в 10000 сестерциев. В, наследник А, обязан выплатить эту сумму. Б заключает контракт с В, отказывается от своих прав на легат и получает эту сумму от В. Таким образом, Б “продал” В свои права на легат, а так как он ничего не получил от наследства, то он свободен от обязательств совершать священнодействия. См. ниже, § 53; Гай, Институции, II, 103, 252.
Вернуться к тексту

136 Тит Корунканий, законовед, первый верховный понтифик из плебеев, консул 279 г. См. Ливий, Эпитома XVIII.
Вернуться к тексту

139 О Сисенне см. прим. 24 к кн. 1. Децим Брут Галлекский (Каллекский) – консул 138 г., завоеватель Луситании. См. Цицерон, “Брут”, 107.
Вернуться к тексту

140 Луций Акций – трагический поэт II в. См. Цицерон, “Брут”, 229.
Вернуться к тексту

141 Речь идет о “парентации”, принесении жертвы умершим. Паренталии, дни жертвоприношении умершим родичам, продолжались с 13 по 21 февраля (февраль был последним месяцем года в древнейшие времена, месяцем “очищений”); последний день паренталий назывался фералиями, от слова fero – несу; на могилах приносили в жертву хлеб, соль, вино и венки. Могилы украшались цветами.
Вернуться к тексту

142 Возможно, Авл Манлий Торкват, консул 243 и 240 гг. Попиллии – плебейский род.
Вернуться к тексту

143 Предлагаемая Цицероном этимология сомнительна. Dies denicales, d. novemdiales означали время траура; на девятый день после похорон приносилась жертва (novemdiale sacrificium), и траур оканчивался.
Вернуться к тексту

144 После того, как установился обычай сжигать умерших, у умершего отрезали палец (os resectum), который хоронили в земле. Принесение барана в жертву носило искупительный характер; свинью приносили в жертву с целью “очищения” (porca praecidanea).
Вернуться к тексту

145 См. Ксенофонт, “Воспитание Кира”, VIII, 7, 25; Цицерон, “О старости”, 79 слл.
Вернуться к тексту

146 Алтарь Родника находился в Риме близ Яникула (участок в древнейшей части Рима, в так называемом Сервиевом городе).
Вернуться к тексту

147 Гробница Корнелиев Сципионов находилась на Аппиевой дороге, невдалеке от Рима. Эпитафия Сципиона Африканского Старшего, сочиненная Эннием, сохранена для нас Сенекой, Письма, 108, 33. См. Цицерон, “Речь в защиту Архия”, 22.
Вернуться к тексту

149 Публий Постумий Туберт – консул 505 и 503 гг., победитель сабинян.
Вернуться к тексту

150 Гай Фабриций Лусцин – консул 282 и 278 гг., был известен своим бескорыстием и неподкупностью. См. Цицерон, “Тускуланские беседы”, III, 56.
Вернуться к тексту

151 Под дедикацией разумели первую часть акта освящения храма или участка земли: магистрат передавал это имущество понтифику. Вторая часть (консекрация) состояла в том, что понтифик, взявшись рукой за дверной косяк, объявлял здание принадлежащим божеству. См. Цицерон, “Речь о доме”, 119 сл.; Овидий, “Фасты”, I, 610. См. также прим. 54.
Вернуться к тексту

152 Без применения железа в Риме в древнейшую эпоху был построен свайный мост (pons Sublicius) на Тибре. Ср. законы Двенадцати Таблиц, X, 4 Уормингтон. Плутарх, “Нума”, 9. Цицерон, “Тускуланские беседы”, II, 55.
Вернуться к тексту

154 Луций Ацилий Стилон, старший современник Цицерона, истолкователь древних текстов. См. Цицерон, “Брут”, 205 сл.
Вернуться к тексту

156 Обливание костей умершего вином и благовониями после сожжения его тела.
Вернуться к тексту

157 Возможно, венки, полученные за победу на состязаниях в цирке, или же венки за подвиги на войне.
Вернуться к тексту

158 Имеются в виду символические погребальные обряды. См. Тацит. “Анналы”, III, 2. “Ложе” – парадное, на которое помещали умершего.
Вернуться к тексту

159 Вестибул – участок перед входом в римский дом, ограниченный с боковых сторон выступающими вперед крыльями дома. См. Авл Геллий, XVI, 5, 3. Здесь – свободный участок вокруг гробницы.
Вернуться к тексту

161 Имеются в виду бои гладиаторов. Они были заимствованы римлянами у этрусков и первоначально (в середине III в.) устраивались во время похорон знатных людей. Это было связано с представлениями древних о том, что во время похорон должна пролиться человеческая кровь. Бои гладиаторов утратили свой культовый характер только в конце II в. или в начале I в. Гладиаторами становились преимущественно рабы и военнопленные, содержавшиеся в особых казармах, “школах”. Они бились парами, причем подбирались гладиаторы с различным вооружением, легким и тяжелым. Бои происходили вначале на форуме, а впоследствии в амфитеатрах. Древнейший из известных нам амфитеатров (в Помпеях) был построен в 80 г.
Вернуться к тексту

163 Похоронная процессия останавливалась на форуме, где один из родственников произносил речь с прославлением заслуг умершего. Текст вызывает сомнения, так как скорбные песнопения во время похорон называются по-гречески threnos.
Вернуться к тексту

164 Гай Марций Фигул был консулом в 64 г. Год его смерти не известен. См. Цицерон, “II филиппика”, 12.
Вернуться к тексту

169 Керамик – “рынок гончаров”; внутренний Карамик Афин находился внутри городских стен; на внешнем, находившемся к северо-западу от городских стен, хоронили павших при защите города.
Вернуться к тексту

170 Первоначально четырехгранный столб, увенчанный изображением Гермеса; он ставился в Греции на улицах, площадях и у ворот общественных и частных владений. Впоследствии гермой называли портретный бюст.
Вернуться к тексту

173 Шестистопный дактило-спондеический стих, применявшийся в героическом эпосе.
Вернуться к тексту

Библиотека Михаила Грачева

предыдущая

следующая

оглавление

Цицерон

О законах

предыдущая

следующая

оглавление