Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		оглавление

Как возникает та или иная научная дисциплина? В момент своего формирования всякая наука (в том числе и геополитика) несет на себе отпечаток своего времени.

Слово “геополитика” возникло в самом конце XIX века, впервые его употребил шведский профессор истории и политологии Рудольф Челлен (Rudolf Kjellen, 1846–1922): “Геополитика изучает государство, рассматриваемое как географический организм или как пространственное явление, т.е. как землю, территорию, пространство или, точнее, как страну”. Геополитическая проблематика сложилась во второй половине XIX века.

В то время сформировались два подхода к вопросам геополитики: первый, ориентирующийся на отношения между морем и сушей, характерный для Америки и Англии, и второй, немецкий подход, в котором предпочтение отдавалось континентальным пространствам. Какому из этих течений принадлежит первенство? Вопросы подобного рода вызывают бесконечные споры и не имеют однозначного ответа. Тем более, что оба эти течения постоянно взаимодействуют друг с другом.

Геополитика строится вокруг невысказанного вопроса: кто будет обладать решающей мощью в будущем? В этом плане американский адмирал Альфред Тайер Мэхэн (Alfred Thayer Mahan, 1840–1914) был первым, кто провел систематические исследования соотношения между мировым господством и балансом сил в мире. Второй ключевой фигурой в этой области был англичанин Хэлфорд Маккиндер (Halford J. Mackinder, 1861–1947). В этой связи необходимо упомянуть также об американце голландского происхождения Н.Д. Спикмене (Nicholas John Spykman, 1893–1943).

Как указывалось выше, предметом геополитики является военная и экономическая мощь, ее реализация и использование в пространстве. Отсюда возникает вопрос: какие постоянные цели должны ставить перед собой политические институты, в частности, государство? Каким образом народ может и должен получать доступ к ресурсам, [c.23] необходимым для удовлетворения своих потребностей и для поддержания того статуса, на который он претендует? В этом контексте наиболее адекватным средством представляется война. Война – это высшая форма проверки соотношения сил, посредством которой государство может реализовать свои геополитические цели: обладать территорией, отвечающей его амбициям, расширить границы своих владений, чтобы укрепить свою безопасность, создать свою империю.

Прусский генерал и военный теоретик Карл фон Клаузевиц (Karl von Clausewitz, 1780–1831) до сих пор считается видным специалистом по военному искусству. Свои тезисы он основывал на опыте, полученном в результате военных действий в составе сначала прусской, а затем русской армии против вооруженных сил Французской республики, а затем наполеоновских войск. Большое впечатление на Клаузевица произвели различия между противостоящими армиями: с одной стороны, войска Республики, а затем Империи, а с другой стороны, войска монархических режимов. Если первые были движимы чувством патриотизма, то вторые состояли из наемников. Но особенно глубокое восхищение вызывал в нем Наполеон, которого Клаузевиц считал настоящим богом войны, французский полководец обладал всеми качествами, которых не хватало генералам Старого режима: общая концепция предстоящей военной кампании, блестящие организаторские способности, потрясающее умение перераспределять и сосредотачивать силы, смелость, побуждающая навязывать противнику решающее сражение, искусство маневра, дезориентирующее врага и вынуждающее его совершать роковые ошибки.

В многотомном исследовании О войне (1832–1837), опубликованном после смерти Клаузевица, приводятся его взгляды на природу и сущность войны, формы и способы ее ведения. Здесь Клаузевиц выступает как пророк современной войны, т.е. бескомпромиссной войны до победного конца, с участием огромных масс живой силы и техники, требующей от солдат и офицеров полного самопожертвования и поглощающей колоссальные ресурсы в виде вооружений, техники и сырья.

Что особенно поражает в рассуждениях Клаузевица, то это полное отсутствие такого понятия, как пространство. Какое значение [c.24] может иметь этот факт с точки зрения проблематики геополитики?

– Разумеется, Клаузевиц рассматривает такие вопросы, как ведение войны и условия победы и поражения. Фраза, которая во многом способствовала широкой известности Клаузевица (“Война есть продолжение политики иными средствами”) отразила его представления о политической природе войны: смыслом войны являются не выигранные сражения, а реализация политических целей государства (сохранить независимость, расширить территорию, заставить противника признать превосходство победителя). Однако подчеркивая принцип субординации войны по отношению к политике, Клаузевиц сосредоточил свое внимание не на причинах и целях войны, а на ее методах и средствах.

– Клаузевиц полностью разделял точку зрения своих предшественников – военных теоретиков, от китайца Сунь-Цзы до Макиавелли, считавших, что война – это прежде всего дуэль, а самое главное в ней – это мастерство, ум, храбрость дуэлянтов или, точнее, противоборствующих сил. Театр военных действий с его рельефом (горы, реки и т.д.) мог быть выгодным или невыгодным для полководца, но он представлял собой лишь поле битвы, почти нейтральное пространство для столкновения противников.

– Участвуя в войнах против Наполеона, Клаузевиц открыл для себя феномен национальных войн, где противостоят друг другу не короли и принцы, а народы. Однако в своих исследованиях Клаузевиц проявил себя как пленник прошлого или, вернее, как военный, неспособный выйти за рамки кастовых представлений. Он практически не интересуется кардинальными политическими изменениями, к которым привели сражения испанцев, немцев и русских против армий Наполеона. С этих пор война перестала бить творчеством привелегированных индивидуумов и превратилась в дело народных масс, целых государств. Клаузевиц продолжал относиться к войне как к шахматной партии, хотя уже в то время происходили столкновения гигантских военных машин, какими являются национальные армии. А геополитика – это наука о крупных субъектах, таких, как Англия, Германия…

– Несмотря на свою современность, Клаузевиц принадлежит к доиндустриальной эпохе. В наполеоновских войнах участвовали пехотинцы и кавалеристы. Благодаря своей воле и организаторскому таланту Наполеон блестяще использовал факторы пространства и времени, заставляя свои войска двигаться в ускоренном темпе, осуществляя за несколько дней то, на что другим требовалось несколько недель. Но Наполеон мог использовать только технические средства своего века: людей и коней. Первые войны промышленной эры, связанные, в [c.25] частности с применением железнодорожного транспорта, имели место во второй половине XIX века (гражданская война в США, 1861–1865; франко-прусская война 1870–1871). Развитие геополитики было стимулировано обострением соперничества держав за обладание ресурсами (территории, сырье…), а также ускорением технического прогресса (паровозы, пароходы, затем автомобили и самолеты) и ростом потребностей во всевозможных продуктах (уголь, железо…).

– Горизонт Клаузевица ограничивался Европой, для него это был весь мир. Войны Наполеона были направлены на установление господства Франции на европейском континенте. Однако с конца XV века европейские конфликты постепенно начинают распространяться и на другие страны света, поскольку речь идет о захвате новых земель и установлении контроля над морями. Понимал ли Клаузевиц, мог ли он сознавать, что рамки европейского континента становятся слишком тесными для амбиций отдельных государственных деятелей?

Американского адмирала Мэхэна называют Клаузевицем морей. Он является автором крупных работ по стратегии морских сражений, сравнимых по их значению с трудами прусского теоретика военных действий на суше.

Почему же в отличие от Клаузевица адмирал Мэхэн придает такое большое значение фактору пространства?

1. Мэхэн – это моряк. В своих рассуждениях он основывается на специфике морей, на их коренном отличии от суши: “Море обладает особенностями большой дороги, вернее, огромного ничейного поля, где пересекаются множество дорог, идущих в разных направлениях. Некоторые из этих дорог проложены лучше, чем другие, и ими пользуются гораздо чаще. Эти дороги называются торговыми путями…” На основе этого положения Мэхэн выводит определение важнейшей цели, стоящей перед любой морской державой: контроль над опорными позициями (порты, базы…), благодаря которым флот может бороздить моря и океаны. (“Могущество на море означает прежде всего владение стратегическими пунктами, но само могущество проявляется в наличии сильного военно-морского флота”). Эта формулировка предполагает широкое и четкое видение пространства (например, необходимость контроля над островами, мимо которых проходят важнейшие торговые пути, а также над проливами, соединяющими одно море с другим…) Захват этих позиций должен проводиться еще в мирное время, а их укрепление требует постоянных усилий. В этом проявляется сходство [c.26] между морским стратегом и геополитиком: и тот, и другой тщательно оценивает пространственные факторы, их политическое, военное и экономическое влияние…

2. Мэхэн – это американец. Он получил свой боевой опыт в ходе Гражданской войны 1861–1865 годов. В этом конфликте проявились многие черты будущих войн: определяющая роль промышленного потенциала Севера по сравнению с полководческим талантом генералов-южан, использование северянами пространства и железных дорог для удушения своего противника, блокада побережья сил Юга, полностью лишенных моского флота. Мэхэн подробно анализирует изменения, связанные с наступлением промышленной эры, в частности, появление парового флота, свободного от власти капризного ветра, но. попавшего в зависимость от снабжения углем.

3. Мэхэн строит свои теории на изучении морских и колониальных противоречий, возникших в результате Великих географических открытий (в частности, франко-британское соперничество). Он публикует следующие произведения: Влияние морской силы на историю, 1660–1783 (1890); Влияние морской силы на Французскую революцию и империю, 1793–1812 (1892).

Мэхэн противопоставляет британскую целеустремленность частым изменениям курса французской политики, неспособной примирить колониальные интересы и континентальные амбиции Парижа. С XVI по XX век Великобритания демонстрирует завидное постоянство своей политики: обеспечить свое господство на морях и океанах, помешать любому европейскому государству установить свое безраздельное влияние на континенте (поэтому Англия боролась как с Францией Людовика XIV и Наполеона, так и с Германий Вильгельма II и Гитлера).

С начала XVIII века (война за Испанское наследство, 1701–1714) до Второй мировой войны Англия твердо следовала своим геополитическим установкам, целью которых было обеспечение господства на море, т.е. контроль над всеми жизненно важными участками морских путей, от Балтики да Китая (Гибралтар, мыс Доброй Надежды, Суэц, Аден, Ормузский пролив, Сингапур), в первую очередь, чтобы гарантировать безопасность судоходства между Англией и Индией, жемчужиной Британской короны. Каждая война и каждая победа использовалась для расширения и укрепления этих стратегических позиций.

Для американца Мэхэна господство Англии на море представляло собой пример для подражания и достижение, которое нужно было превзойти. Начиная со второй половины XIX века, Соединенные Штаты, сухопутные границы которых были надежно защищены Тихим и Атлантическим океанами, оказались в ситуации островного государства. Подобно Англии, расположенной между Европой и “открытым морем”, [c.27] США располагались между Европой и Азией. Кроме того, после окончания Гражданской войны и Реконструкции Юга Соединенные Штаты переживали период мощного экономического подъема, что позволило им уже в конце XIX века заявить о себе как о первой промышленной державе мира.

Сэр Хэлфорд Маккиндер, англичанин, принадлежал сразу нескольким историческим эпохам, его взгляды сформировались под влиянием ряда важных событий в мировой истории. Как он сам рассказывал в 1943 году, его первая встреча с Историей произошла в сентябре 1870 года, когда, будучи школьником, он прочитал телеграмму, вывешенную в почтовом отделении недалеко от его дома, сообщавшую о капитуляции Наполеона III и его армии под Седаном перед прусскими войсками.

Маккиндер был дитем Викторианской эпохи, того периода, когда могущество Великобритании достигло своего апогея. Англия была владычицей морей и обладательницей империи, сравнимой с Римской империй, раскинувшейся от Суэца до Гонконга и от Канады до Индии, над которой никогда не заходило солнце. Маккиндер был уже юношей, когда королева Виктория была провозглашена императрицей Индии (1877 г.).

Свои географические исследования Маккиндер начал на заре XX века, он изучал Британские острова, затем долину Рейна. С 1887 по 1905 год он преподавал географию в Оксфорде, затем он был назначен руководителем престижного учебного заведения, London School of Economics and Political Science (1903–1908). 25 января 1904 года он выступил на заседании Королевского географического общества с докладом “Географический стержень истории”, в котором излагались основы геополитики XX века. Маккиндер рассуждал, основываясь на событиях и образах. С одной стороны, Великобритания, его страна, только что завершила жестокую войну против буров (1899–1902), за тысячи километров от английских берегов, чтобы укрепить свои позиции в богатом регионе на юге Африки, который позволяет к тому же контролировать проход из Атлантического в Индийский океан. С другой стороны, царская Россия ведет с начала XVI века колонизацию Сибири, распространяя свое влияние до побережья Тихого океана. Вековая борьба между кочевыми и оседлыми народами, постоянство путей завоевания и путей сообщения, а также неизменность географических целей в международных конфликтах произвели большое впечатление на Маккиндера. “Но, – добавляет Маккиндер, – в нынешнем [c.28] десятилетии (начало XX века) были впервые сделаны попытки установить соотношение между историей и географией. Впервые мы можем наблюдать реальную зависимость между политическими событиями и географическими факторами в мировом масштабе, мы можем также постараться найти формулу, устанавливающую в какой-то степени причинно-следственную связь между географией и Всемирной историей”.

Маккиндер активно участвует в политической и общественной жизни: депутат Палаты общин с 1910 по 1922 г., верховный комиссар Великобритании в Южной России (1919–1920), председатель Имперского экономического комитета…

В 1919 году, после окончания первой мировой войны, Маккиндер опубликовал свой главный труд по геополитике: Democratic Ideals and Reality. Его название хорошо передает идею автора: после победы западной демократии (Франции, Великобритании, США) над центрально-европейскими империями мир не мог быть построен на одних лишь идеалах, как бы благородны они ни были, а должен учитывать объективную реальность, т.е. географию нашей планеты, в том виде, как ее сформировала и переделала История.

В 1942 году, в момент коренного перелома второй мировой войны в пользу союзных держав (США, Великобритания, Советский Союз) и ставшего неминуемым поражения стран Оси (гитлеровская Германия, Япония, Италия), произведение Маккиндера было переиздано и широко распространено официальными органами. Дело в том, что Маккиндер хорошо показал геополитическую цель конфликта: контроль над “сердцем мира” {hearland).

В июле 1943 года Маккиндер опубликовал в американском журнале Foreign Affairs статью, ставшую его интеллектуальным завещанием “The Round World and the Winning of Peace”, заголовок которой может быть переведен как “Шансы прочного мира в конечном мире”. Победа над Германией и Японией уже не вызывала сомнений. Речь шла о том, чтобы – как это было в 1919 году – обсудить вопросы послевоенного устройства в мире, в частности, вопросы будущих отношений между Соединенными Штатами Америки и их великим и загадочным союзником– сталинским Советским Союзом.

Маккиндер начал знакомство с Историей в момент, когда Франция Наполеона III потерпела поражение и когда многовековой принцип европейского равновесия рухнул в результате усилившегося соперничества колониальных держав в Азии и Африке и возникновения новых империй (Германия, США, Россия). Смерть Маккиндера (1947) совпала с моментом установления “железного занавеса”, разделившего Европу на либерально-демократические и коммунистические страны. С этого времени европейский континент стал всего лишь объектом Истории, театром великого противостояния морской (США) и сухопутной (СССР) мощи сверхдержав. [c.29]

В конце XVI века, в елизаветинскую эпоху, великий английский мореплаватель Вальтер Рейлег так сформулировал господствующие взгляды британского общества: “Кто держит в своих руках морские пути, тот держит мировую торговлю и все богатства мира, кто держит в своих руках богатства мира, тот является владыкой мира”. Маккиндер, хотя и тоже англичанин, полагал в начале XX века, что могущество зависит от прочности позиций на суше: “Кто контролирует сердце мира, тот владеет островом мира, кто командует на острове мира, тот командует миром”.

Интеллектуальная заслуга Маккиндера состоит в том, что он установил связь между географией и историей. С одной стороны, история не может существовать вне географии, вне континентов и океанов, вне связи с долинами и горами, реками и пустынями, “история людей неотделима от жизни всемирного организма”, поскольку человеческие амбиции подвержены влиянию географии и используют ее. С другой стороны, история постоянно переделывает географию благодаря появлению новых технических и экономических возможностей, наконец, благодаря новым человеческим замыслам.

Сильная сторона теории Маккиндера заключается в том, что он опирался на главное, очевидное: земля, наша планета, рассматривалась как единое целое. Опережая на четверть века Поля Валери, провозгласившего в 1931 году начало “конечного мира”, Маккиндер писал в 1904 году: “…весь мир, вплоть до его самых удаленных и малознакомых уголков, должен рассматриваться как объект полного политического присвоения”.

– Основную часть поверхности земного шара (девять двенадцатых) занимают моря и океаны. Атлантический, Индийский, Тихий и Северный Ледовитый океаны являются на самом деле составными частями единого Мирового океана.

– Остальные три двенадцатых поверхности Земли заняты сушей, из которых две двенадцатых приходится на Мировой остров (World Island), включающий в себя известное с древних времен пространство: Европу, Азию и Африку. Последнюю двенадцатую долю поверхности земного шара составляют периферийные острова (Outlying Islands): Северная и Южная Америка и Австралия, неизвестные континенты, которые оставались вне мировой истории до конца XV века (открытие Америки Колумбом) и даже до XVIII века (Австралия). [c.30]

Таким образом декорации расставлены. Вырисовывается первое противоречие между сушей и морем. Возникает вопрос, волновавший все империи, в том числе и Британскую империю: какой частью мира нужно владеть, чтобы контролировать весь земной шар?

– Отсюда возникает понятие heartland, сердце мира. Речь идет о “Севере и центре Евразии, сюда включены пространства от Арктики до пустынь Средней Азии, а западная граница проходит по перешейку между Балтийским и Северным морями. Эта концепция не может быть обозначена более или менее четко на географической карте”, поскольку для Маккиндера это пространство формируется из трех компонентов: самой обширной равнины земного шара, самых длинных судоходных рек, устья которых теряются во льдах Северного океана или во внутренних морях (Каспийском, Аральском…) и огромной степной зоны, обеспечивающей абсолютную мобильность кочевым народам.

Маккиндер упоминает и другой heartland, расположенный на Юге, в Африке, на север от Сахары, там, где мир белых соприкасается с миром черных. Как и северный near/and, южное “сердце мира” является важным перекрестком международных путей сообщения и позволяет контролировать Аравийски полуостров, Индийский океан и Южную Атлантику.

– Вокруг “сердца мира” (heartland) пространственного центра, представляющего собой “цитадель сухопутной мощи, располагаются в виде концентрических полукругов различные типы пространств. В первую очередь следует выделить внутренний полумесяц (inner crescent), своего рода защитный пояс heartland, включающий в себя безлюдные просторы Сибири, Гималайский хребет, пустыни Гоби, Тибета и Ирана, где имеется лишь одна серьезная брешь: евроазиатская равнина, простирающаяся от Атлантики до центра Азии. На периферии этого внутреннего полумесяца находятся coastlands прибрежные районы, полуострова, где сосредоточена большая часть населения Земли: Европа, Аравия (правда, этот полуостров довольно слабо заселен), Индийский субконтинент, прибрежные районы Китая. По границам coastlands располагаются острова внешнего полумесяца (outer crescent): Великобритания, Япония. Наконец, последний полукруг состоит из стровов открытого моря (outlying islands}: Северной и Южной Америки и Австралии.

Такое изображение мира превращает земной шар в хорошо организованную сцену для соперничества великих держав, причем победителем станет тот, кто владеет heartland. [c.31]

Изменения, вызванные Великими географическими открытиями, стали исходной точкой рассуждений Маккиндера. “Средневековая Европа была ограничена непроходимой пустыней на юге, неизвестным океаном на западе, ледяными и таежными просторами на севере и северо-востоке; ей угрожали лишь чрезвычайно подвижные кочевники с востока и юго-востока…”. Овладев в XV веке Мировым океаном, “единым и бесконечным, окружающим все материки и все острова”, Европа начинает объединять и контролировать сушу, обойдя heartland, который, таким образом, в значительной степени утратил свое былое значение. Из-за этого обезлюдел великий торговый путь, по которому доставлялись шелка и пряности Азии в Европу. Их стало выгоднее перевозить морским путем вокруг Африки.

По мнению Маккиндера, во второй половине XIX века и в начале XX века вновь резко возросло значение суши за счет уменьшения значения морских коммуникаций. Это объясняется сочетанием ряда технических и политических факторов. С одной стороны, “пока морские державы, опираясь на свои мощные флоты, колонизировали периферийные континенты […], Россия подчинила себе степь, т.е. heartland…”. С другой стороны, “трансконтинентальные железные дороги резко изменили представления о могуществе государств на суше”, поскольку на смену лошадям и верблюдам пришли чрезвычайно мобильные средства транспорта, что позволило heartland занять свое центральное место. Благодаря господству в центральной части Евразии, появилась возможность нанести удар как по Западной Европе, так и по Среднему Востоку или Китаю. “Изменение равновесия сил в мире в пользу центрального государства вследствие его экспансии к границам Евразии позволило использовать огромные континентальные ресурсы для строительства военно-морского флота, что открывает перспективы создания мировой империи. Эта гипотеза могла бы осуществиться в случае союза Германии с Россией”.

В этих фразах, написанных в начале XX века, Маккиндер выразил глубокое беспокойство “владычицы морей”: Великобритания очень не хотела бы столкнуться с прочным союзом государств “мирового острова”, способными контролировать весь heartland. Экстраполировав соперничество колониальных держав на весь мир, Маккиндер использовал геополитические понятия, чтобы сформулировать то, чего особенно боялась Великобритания: оказаться отрезанной от мирового острова, утратить связи с Европой из-за самодовлеющей империи, чье могущество распространяется на весь континент и лишает Англию рынков сбыта. Именно этим объясняется смертельная борьба между Великобританией Питта и наполеоновской Францией.

Обе мировые войны также могут рассматриваться с этой точки [c.32] зрения. В конфликте 1914–1918 годов Великобритания, выступавшая в союзе с Францией и Россией, направила своих солдат на континент, чтобы противостоять гегемонистским амбициям кайзеровской Германии, которая – в случае победы над Францией и Россией – могла бы создать континентальную империю, отняв тем самым важнейшие рынки у морской британской империи. В 1939 году разыгралась та же драма: с одной стороны – гитлеровская Германия, стремящаяся создать империю в Европе и подписавшая пакт 1939 года со сталинским Советским Союзом, а с другой стороны – Великобритания, все еще обладающая сильными позициями на морях и океанах. Когда Гитлер развязал агрессию против своего великого союзника – СССР, может быть, он намеревался захватить heartland, слить воедино германское и русское пространство?

На этой стадии рассуждения Маккиндера должны были включить в поле зрения новый фактор периферийного характера: Соединенные Штаты Америки. В 1943 году мир Маккиндера структурировался вокруг двух центров, образованных двумя осями: сибирской рекой Енисей и американской рекой Миссури, а центральная часть США рассматривалась как новый heartland.

Для Маккиндера, написавшего свою работу в 1943 году, когда исход конфликта еще был весьма неопределенным, основная цель оставалась неизменной: каким образом после окончания военных действий морские державы (Великобритания, Соединенные Штаты) могли бы уравновесить осевое государство, т.е. Советский Союз, в том случае, если бы в результате войны он захватил Германию, превратившись в самую мощную континентальную державу и стал бы, владея heartland, “самой большой естественной крепостью на земле”? Чтобы противостоять этой угрозе, следовало установить эффективное и долгосрочное сотрудничество между Америкой, Великобританией и Францией, причем первая должна взять на себя обеспечение эшелонированной обороны, вторая – создание островной крепости на ближних подступах (Мальта), а третья – гарантировала бы существование защищенного плацдарма на континенте. Слова Маккиндера оказались пророческими: в 1949 году heartland (Советский Союз и коммунистические государства Восточной Европы) превратился в замкнутый враждебный блок, был создан Северо-Атлантический союз, возглавляемый Соединенными Штатами, включающий Великобританию и Францию, тогда как Мальта служит английским форпостом в Средиземном море и непотопляемым авианосцем для западного военного блока. Тогда же Атлантический океан превратился в “море посреди Земли” [c.33] (Средиземное море), т.е. океан между Америкой, Европой и Африкой (mid-ocean, часть Мирового океана, great ocean).

Можно ли считать Маккиндера теоретиком? Скорее это человек, обладающий глубокими знаниями в области истории и замечательной широтой взглядов. Он видит Землю, ее основные массивы: Мировой океан, Мировой остров, Острова открытого моря. Благодаря своему чувству истории, Маккиндер спонтанно находит примеры постоянных противоречий, в частности, между сушей и морем: Спарта и Афины, Рим и Карфаген, Франция и Великобритания… В то же время он выделяет факторы, способствующие изменению: технический прогресс привел к значительному расширению сферы конфликтов и постепенному распространению их на всю планету.

Николаc Джон Спикмен родился в Амстердаме в 1893 году. С 1913 по 1920 годы он побывал во многих странах Ближнего Востока и Азии в качестве журналиста. Затем он учился в Калифорнийском университете (1921–1923), а после его окончания остался там преподавателем политических наук и социологии. В 1925 году Николае Джон Спикмен переходит на работу в Йельский университет; с 1935 по 1940 год он руководил департаментом международных отношений и Институтом международных исследований. Николас Джон Спикмен умер в 1943 году.

В 1938 году Н.Д. Спикмен опубликовал в American Political Science Review we статьи, одна из которых называлась “География и внешняя политика”, а вторая, написанная в сотрудничестве с А. Роллинсом (Abbi A. Rollins) – “Географические цели внешней политики”.

По мнению Спикмена, география представляет собой

“…важнейший фактор, определяющий внешнюю политику, поскольку данный фактор является наиболее постоянным […] Действительно, географические характеристики государств остаются относительно стабильными и неизменными, географические устремления государств не меняются в течение многих веков. Так как мир еще не достиг такого состояния, когда каждое государство может удовлетворять свои потребности, не вступая в конфликт с другими государствами, эти устремления неизбежно порождают трения в международных отношениях. Таким образом, география несет ответственность за значительное количество войн, которыми отмечена мировая история, несмотря на смену правительств и династий в странах-участницах военных действий”. [c.34]

Спикмен отвергает географический детерминизм немца Фридриха Ратцеля (Friedrich Ratzel, 1844–1904) и поссибилизм француза Люсьена Фебра (Lucien Febre, 1878–1956). По мнению Ратцеля, политика государств определялась исключительно их географическими характеристиками (положением в пространстве, наличием или отсутствием естественных препятствий для агрессии со стороны других государств: гор, рек, морей…; стремлением обеспечить надежные государственные границы…). С точки зрения Фебра, география предоставляет возможности, счастливые случаи, которыми человек может воспользоваться по своему усмотрению тысячами разных способов. Например, такая река, как Рейн может рассматриваться как судоходный путь, как место обмена товарами, но может служить и естественой границей, барьером между государствами, расположенными на его берегах.

Спикмен разделял мысль Наполеона о том, что “каждое государство проводит ту политику, которую ему диктует его география”, считая, что географическое положение предрасполагает государства к тем или иным действиям.

Так например, Великобритания представляет собой остров средних размеров, с ограниченными сельскохозяйственными возможностями, расположенный на границе континента и защищенный от угрозы, исходящей от него. Поэтому она вынуждена обеспечивать свою безопасность, свое пропитание, свое богатство и свое могущество на морях посредством своего морского флота. В то же время Германия, находящаяся в центре европейского континента, “взята в клещи” между Францией и славянским миром и располагает лишь узким выходом к морю. Этим объясняются появившиеся в конце XIX и в первой половине XX века представления немцев о том, что их страна, ставшая единым государством в 1871 году, находится в окружении своих соседей, стремящихся удушить ее. Логично, что Германия стала требовать для себя дополнительное жизненное пространство, чтобы разрушить клетку Центральной Европы, в которой она оказалась запертой.

Можно привести немало других примеров рокового влияния географии на судьбы той или иной страны. Так Россия, огромная континентальная держава, постоянно ведет борьбу за выход к морю. С другой стороны, Соединенные Штаты, защищенные от внешней угрозы Тихим и Атлантическим океанами, оказались способными распространить свое влияние далеко за пределы американского континента.

Однако оказывает ли география столь очевидное влияние на судьбы государств, как это утверждает Спикмен? Его рассуждения не кажутся абсолютно бесспорными. [c.35]

а) Во-первых, пространственная конфигурация государств не является неизменной. То, что было объединено, может распасться на составные части (например, Польша была стерта с карты Европы в результате разделов этой страны в 1772, 1793 и 1795 годах; распад Югославии, а затем и Советского Союза в начале 90-х годов). Напротив, расколотые страны могут объединиться в большие государства (так произошло формирование Германии и Италии в 1860–1870 годах). В отдельных случаях исторические события могут способствовать коренной перекройке государственных границ (так например, доколониальная Африка, поделенная между отдельными народами и империями, была заново поделена между колониальными державами, а затем освободившиеся страны унаследовали эти границы от колонизаторов). Некоторые государства могут быть перемещены: так в 1945 году границы Польши значительно передвинулись на запад по сравнению с границами 1921 года… Есть ли на свете такие государства, территория которых не претерпела бы изменений на протяжении веков? Возможно, исключение составляет Япония, архипелаг, которому удалось на какое-то время оказаться в изоляции от остального мира… Геополитическая характеристика каждого государства является производным от ряда объективных факторов – разумеется, проблемы островного государства существенно отличаются от проблем государства, имеющего общие границы с другими странами, однако при этом следует учитывать ту реакцию, те чувства, которые вызывают данные реалии у населения. В то время, как Великобритания энергично завоевывала морские просторы, другое островное государство, Япония, предпочло отгородиться от всего мира (в эпоху Токугава, с 1640 по 1887 год).

Во-вторых, общая геополитическая ситуация подвержена кардинальным изменениям. Периоды равновесия сил сменялись периодами резкого роста могущества того или иного государства (со средневековья до окончания второй мировой войны Европа пережила несколько фаз относительной стабильности, перемежаемых периодами гегемонистских устремлений: Испания Габсбургов, Франция Людовика XIV и Наполеона, Германия Вильгельма II и Бисмарка). Даже масштаб геополитической ситуации может меняться: начиная с XVI века колониальное соперничество европейских держав распространилось практически на весь земной шар… Кроме того, зоны столкновений интересов могут трансформироваться в зоны сотрудничества, как это произошло с Западной Европой после второй мировой войны.

Если по сравнению с жизнью одного человека изменения на поверхности земли кажутся чрезвычайно медленными, практически незаметными, то взгляды, проекты, деятельность этих же самых людей непрерывно преобразовывают окружающий мир. Безжизненные пустыни превращаются в плодородные поля и сады, но в то же время [c.36] происходит обратный процесс: опустынивание сельскохозяйственных угодий. То, что в определенные периоды служило надежной преградой на пути внешних врагов, начинает способствовать международному общению (например, Средиземное море, бывшее полем битв во времена крестоносцев, превратилось в оживленный перекресток торговых путей).

Если в своих рассуждениях Маккиндер опирался на понятие heartland, то Спикмен уделял особое внимание rimland, т.е. прибрежной полосе.

Если основной тезис Маккиндера сводился к нейтрализации континентальной угрозы, которую представляли Германия Вильгельма II, а затем Гитлера, а также Россия Николая II, а позднее Советский Союз Сталина для морских держав (Великобритания, Соединенные Штаты Америки), то Спикмен был сосредоточен – в самый разгар второй мировой войны – на определении той роли, которую могли и должны были сыграть Соединенные Штаты в послевоенном мире. Первая работа Спикмена в области геополитики, America's Strategy in World Politics (1942) была написана накануне вступления США в войну против Германии и опубликована после присоединения американцев к антигитлеровской коалиции. Второе произведение вышло после смерти автора под заголовком The Geography of the Peace (1944).

– Rimland Евразии включает в себя широкую прибрежную полосу: берега Европы, пустыни Аравии и Среднего Востока, зону муссонов Азии. “Rimland должен рассматриваться как промежуточная зона между heartland и морями, омывающими материки. Таким образом, rimland представляет собой зону конфликтов между морскими и континентальными державами. Поскольку он располагается по обе стороны от береговой линии, то его защиту следует обеспечивать одновременно на суше и на море. В прошлом rimland должен был бороться как против континентального heartland , так и против морских держав периферийных островов: Великобритании и Японии. Его двойственная природа (суша-море) обуславливает специфические проблемы его защиты”.

– Rimland представляет собой промежуточное пространство, имеющее жизненно важное значение как для морских, так и для континентальных держав. Так например, в течение всего XIX и до начала XX века велась “большая игра” между Великобританией, господствовавшей на морях и в Индии, и царской Россией, стремившейся выйти к теплым морям. Зоной русско-британских конфликтов стал “Северный балкон”, [c.37] включавший в себя Персию и Афганистан. С другой стороны, с конца XIX века и до второй мировой войны Великобритания, выступавшая за сохранение европейского равновесия, противостояла гегемонистским устремлениям Германии. Наконец, с конца 40-х годов до конца 80-х антагонизм между морской державой, Соединенными Штатами, и континентальным Советским Союзом привел к множеству прямых и непрямых столкновений в зоне rimland, т.е. вдоль границы между НАТО и Организацией Варшавского договора, а также к ряду войн в Азии (Корея, Индокитай).

По мнению Маккиндера, rimland представляет собой непрерывный пояс, протянувшийся от Скандинавии до прибрежных районов Китая, тогда как Спикмен считает, что rimland включает в себя разнородные элементы.

Как показали периодические нашествия завоевателей с востока, равнинная часть Польши и Германии открывает прибрежную часть Европы для территориальных притязаний (набеги гуннов в V веке, наступления русских войск с конца XVIII века до второй мировой войны). Средний Восток, расположенный на перекрестке дорог, там, где проходят границы империй, был ареной множества агрессий как с востока (Турки, монголы), так и с юга (арабы) и с запада (европейцы времен крестовых походов, колонизация). Зона муссонов Азии, протянувшаяся от Индии до южных районов Китая, отделена от heartland барьером Гималаев и Тибета, однако и там существуют удобные проходы (в частности, знаменитый Хайберский проход, расположенный на современной границе между Пакистаном и Афганистаном, который позволил персам, Александру Македонскому и туркам в разное время проникнуть в Индию. С другой стороны, зона муссонов Азии подразделяется на различные географические регионы: Индийский субконтинент, Индокитайский полуостров, Южный Китай.

Для Спикмена, чьи книги были написаны в период, когда Британская империя оставалась значительным геополитическим фактором, важнейшей характеристикой зоны муссонов Азии было английское присутствие. Индия, Малайзия, Сингапур и Гонконг были составными частями огромной британской системы, контролировавшей моря и океаны, в частности, морские пути, проложенные между Британскими островами и островами Тихого океана через Индийский океан, как в обход Африки, так и через Суэцкий канал.

Спикмен считал, что тот, кто контролирует rimland, тот контролирует стратегическую зону, чрезвычайно уязвимую для нападения как с моря, так и с суши, но в то же время очень важную, поскольку она [c.38] является ареной постоянных столкновений между морскими и континентальными державами.

В годы войны позиция Спикмена отражала подход реалиста, регионалиста, отличавшегося от традиционного идеалистического, универсалистского подхода Соединенных Штатов Америки. Наиболее ярким выражением универсалистского мессианизма США были знаменитые “12 пунктов” президента Вильсона, (8 января 1918 г.), согласно которым подлинный мир мог быть основан только на коллективной безопасности, на сообществе наций, приверженных одним и тем же ценностям (индивидуализм, свобода, демократия). Сообщество наций поручает заботу о поддержании правопорядка международным организациям (Лига наций в 1919 г., Организация Объединенных Наций в 1945 г.). По мнению Спикмена, международная безопасность должна строиться на географических данных.

– “Европа может быть организована в форме региональной Лиги наций, в которую будут входить также Соединенные Штаты Америки”. Тем самым Спикмен констатирует смерть европейского равновесия. Европейские державы (Великобритания, Франция, Россия, а затем Советский Союз) уже не могут уравновесить, т.е. взаимно нейтрализовать друг друга. США должны выступить в роли противовеса Германии, имеющей слишком большой демографический и экономический вес в центре Европы, или Советского Союза, полуевропейского, полуазиатского колосса. Идеи Спикмена нашли свое воплощение как Северо-Атлантическом Союзе (1949), объединившем Соединенные Штаты Америки и западноевропейские государства перед лицом советской угрозы, так и в Конференции за европейскую безопасность и сотрудничество, структуре, созданной в 1973 году, в которую входят все европейские государства, в том числе и Советский Союз (с 1991 года – страны, возникшие в результате распада СССР), а также США и Канада.

– Советский Союз “будет играть решающую роль в сохранении мира, если только он не предпримет попытку установить свою гегемонию над rimland […]. Русское государство от Урала до Северного моря ничем не более предпочтительно немецкому государству от Северного моря до Урала”. С точки зрения Спикмена, выразителя мнения Соединенных Штатов Америки, отделенных от Европы Атлантическим океаном, основная геополитическая угроза заключалась в объединении rimland и heartland (т.е. мирового острова за исключением, возможно, Африки) и создании гигантской империи под властью либо гитлеровской Германии, либо сталинского Советского Союза. Ему была безразлична идеологическая окраска сверхимперии (нацизм Германии, марксизм-ленинизм Советского Союза), он опасался установления какой-то одной власти над всем евроазиатским пространством. [c.39]

Если всемирный остров (Евразия и Африка) превратится в единый блок, Соединенные Штаты окажутся в свою очередь изолированы на американском континенте, как в тюрьме, а океаны, прежде всего Атлантический, перестанут служить путями сообщений и торговыми путями, а превратятся в мертвые или враждебные зоны. Таким образом, в обеих мировых войнах Соединенные Штаты преследовали – в более широком масштабе – те же цели, что и Великобритания: избежать превращения Мирового острова в монолитную самодовлеющую империю. США, обладающие колоссальным промышленным потенциалом, были кровно заинтересованы в сохранении свободы морского судоходства и международной торговли, чтобы обеспечить себе рынки сбыта и доступ к сырьевым ресурсам.

– Наконец, существовал также азиатский rimland, который Япония намеревалась превратить в 30-е годы и в начале 40-х в обширную самодовлеющую империю (Азиатскую сферу совместного процветания), где имелся уголь Манджурии и Тонкина, каучук Индокитая, нефть Нидерландской Вест-Индии… Для Соединенных Штатов, подвергшихся массированной атаке японских сил (Пирл-Харбор, 7 декабря 1941 г.), этот паназиатский проект ставил под угрозу принцип “открытых дверей”, согласно которому все рынки должны быть открыты для всех. По мнению Спикмена, “после поражения Японии в этой войне японские войска утратят контроль над морскими путями к азиатскому континенту, и Китай превратится в самое большое и самое сильное государство этого региона”. Таким образом геополитическая угроза будет исходить от Китая. “Чтобы обеспечить и сохранить равновесие сил на Дальнем Востоке, Соединенные Штаты должны проводить политику покровительства в отношении Японии, точно также, как они это делают в настоящее время в отношении Великобритании”. В то время, когда Спикмен писал эти строки (1942–1943), американская политика в азиатско-тихоокеанском регионе была подчинена только одной цели: победить Японию, которая оказывала яростное сопротивление и пошла на безоговорочную капитуляцию только после атомной бомбардировки двух японских городов (Хиросимы 6 августа и Нагасаки 9 августа 1945 года). Тогда для американской армии, с боями захватывавшей одни острова за другими, важнейшим союзником в Азии был чанкайшистский Китай, сковывавший на своей территории множество японских дивизий, которые не могли, таким образом, участвовать в боях против американцев. Для администрации Рузвельта Китай должен был стать одним из постоянных членов Совета безопасности будущей всемирной организации по поддержанию мира (ООН), в Азии Китай был призван выполнять функции гаранта регионального правопорядка.

Николаc Джон Спикмен строил свои рассуждения не на основе сложившихся к тому времени союзов, а на основе объективных данных, [c.40] не подверженных коньюктурным соображениям: “Министры приходят и уходят, даже диктаторы умирают, а горные хребты остаются неизменными”. Спикмен считал, что рано или поздно Китай попытается создать или воссоздать огромную континентальную империю. Этому будут способствовать его размеры, его население и его история, а для достижения такой цели он располагает необходимыми людскими и военными ресурсами. Напротив, Япония была и навсегда останется хрупким вулканическим островом, лишенным природных ресурсов и обреченным на ведение международной торговли.

В конце 40-х годов пророческие слова Спикмена, похоже, стали воплощаться в жизнь, но мотивация принимаемых решений была несколько иной: политика США на Дальнем Востоке была подчинена идеологии. В 1949 году в континентальном Китае, бывшим основным союзником США во время правления Чан Кайши, к власти приходит коммунистический режим под руководством Мао Цзедуна. Начиная с этого момента вся внешняя политика Соединенных Штатов подчинена одной цели: препятствовать распространению коммунизма. Приняв эту идеологию, Китай превратился в противника США, возглавивших всемирный крестовый поход против коммунизма.

Предположим, что Соединенные Штаты стали действовать, исходя из геополитических соображений. В этом случае возникновение марксистско-ленинского режима в Китае не имело бы решающего значения с точки зрения американских интересов. Для США главным критерием был бы следующий: является ли коммунистический Китай простым сателлитом сталинского Советского Союза или же, наоборот, утверждается как независимая держава, своего рода новый Иерусалим марксизма-ленинизма, выступающий соперником Москвы. На протяжении 50-х и 60-х годов США были целиком поглощены борьбой с многоголовой гидрой коммунизма (Советский Союз, Китай, Куба, Северный Вьетнам…) и только в начале 70-х годов Вашингтон начал осознавать, что каков бы ни был режим в Китае, эта страна останется высокомерной державой, отвергающей любое подчинение даже (и особенно) своему старшему брату по марксизму-ленинизму – Советскому Союзу.

В то же время Япония, побежденная и оккупированная в 1945 году Соединенными Штатами, была взята под защиту самими же американцами. Был ли этот шаг Вашингтона продиктован соображениями геополитики или же это было простым стечением обстоятельств? После окончания второй мировой войны американцы поняли, что разоренная обнищавшая Япония будет слишком тяжелым бременем для самих Соединенных Штатов, тогда как Япония, превращенная по воле США в мирное демократическое государство, сможет восстановить свое хозяйство и самостоятельно удовлетворять потребности своего многочисленного населения. Более того, утрата Китая в качестве союзника США в 1949 году (сторонник Вашингтона Чан Кайши вынужден был [c.41] бежать на остров Тайвань) придала морской периферии Южной Азии, в том числе и Японскому архипелагу, особое стратегическое значение, которого они не имели тогда, когда американцы располагали точкой опоры на континенте.

Книга Спикмена America's Strategy in World Politics, опубликованная в 1942 году, пользовалась необычно большим успехом для произведений такого рода. Она во многом способствовала изменению тех представлений, которые американцы имели о внешнем мире. Идеалистические представления, сформулированные президентом Вильсоном во время первой мировой войны, столкнулись с требованиями реальности: планета не может рассматриваться как место ожидания светоча американской мудрости, гарантирующего мир и счастье народам, а должна восприниматься как поле противостояния сил и амбиций. Кроме того Спикмен подверг сомнению традицию или иллюзию изоляционизма: вторая мировая война не была каким-то исключительным явлением в жизни страны, и Соединенные Штаты не смогут жить только интересами своего континента после разгрома Германии и Японии. Америка является составной частью мира и должна научиться воспринимать себя в этом качестве.

Спикмен умер за несколько месяцев до своего пятидесятилетия. Его труды несут на себе отпечаток своего времени, они написаны на злободневные темы и преследуют конкретные цели. Он не оставил opus magnum, в котором излагалась бы его теория геополитики.

Работы Спикмена, как и многих других специалистов по геополитике, имеют три недостатка, ограничивающих их универсальность:

– Для Спикмена мощь того или иного государства зависит от количественных показателей (миллионов квадратных километров, миллионов жителей, миллионов тонн сырья и т.д.). Однако что же реально определяет мощь страны? Ведь в зависимости от конкретных обстоятельств один и тот же фактор может составлять и сильную, и слабую сторону государства. Мощь страны – это чрезвычайно мобильный показатель, его глубинную основу составляет вера (или легковерие) населяющих его людей. Таким образом, Спикмен оставлял в тени те явления, которые привели к радикальным переменам в мире после второй мировой войны: деколонизацию, освобождение народов, подчиненных западным державам, доказывая тем самым, что те, кто в течение столетий или десятилетий повиновались белому человеку, не признавали [c.42] более законность его власти. То, что представлялось мощным и незыблемым, на самом деле оказалось пустой оболочкой.

– В своих рассуждениях Спикмен оперирует огромными массами: heartland, rimland… Но даже эти массы не являются раз и навсегда установившимися реалиями. Иногда они действительно составляют единое целое (с конца 40-х годов до конца 80-х советский блок удерживал heartland}, но чаще всего они бывают раздроблены между отдельными государствами, которые либо устанавливают друг с другом союзнические отношения, либо соперничают между собой. Во взаимодействие географических факторов часто вмешиваются человеческие страсти, которые подпитываются идеологическими убеждениями, экономическими интересами и т.д.

Наконец, геополитика, в том числе и геополитика Спикмена, придает большое значение технике, прежде всего средствам освоения и контроля пространства (корабли, поезда, самолеты…). С этой точки зрения следует отметить, что в то время, когда Спикмен писал свои книги, он не мог знать, что ученые того и другого лагеря завершали разработку двух компонентов военного потенциала, которые коренным образом изменили отношения между человеком, пространством и военными действиями. Речь идет, в первую очередь, об атомной, а затем и о водородной бомбе, а также о ракетах, которые были использованы гитлеровской Германией в конце войны (V1 и V2 в 1944–1945 годах). Позднее эти ракеты были усовершенствованы и могли нести заряды колоссальной мощности за тысячи километров от места запуска.

После Второй мировой войны реалистический подход Спикмена постепенно утвердился в правящих кругах Соединенных Штатов. Этому способствовало в значительной степени другое интеллектуальное течение – макиавеллизм. Для макиавеллизма география (так же, как и история, экономика, культура и т.д.) является одним из факторов могущества государства; международная арена – это шахматная доска, а задача аналитика заключается в максимально точном определении соотношения сил. Такую точку зрения полностью разделял Ганс Моргентау (Hans Morgenthau), американец европейского происхождения. Его основной теоретический труд Politics Among Nations выдержал пять изданий за период с 1948 по 1978 год. Он считается своего рода библией реализма, в соответствии с которой “отношения между нациями ничем особенно не отличаются от отношений между отдельными людьми, различие состоит только в масштабах.”

По определению Моргентау география представляет собой [c.43] “самый стабильный фактор могущества государства”, в этом его мнение совпадает с мнением Спикмена, хотя Моргентау называет геополитику “псевдонаукой”. Это не мешает ему опираться в своих изысканиях на геополитические рецепты, один из которых гласит: “кто управляет heartland, тот управляет Мировым островом”.

После появления ракетно-ядерных средств на вооружении ряда стран некоторые американские ученые стали обсуждать вопрос о целесообразности геополитического подхода к международным отношениям в эпоху ядерного оружия и противостояния Восток–Запад. Речь идет, в частности, о книгах Geography and Politics in a World Divided, опубликованной в 1963 году С.Б.Коэном (Saul Bernard Cohen), и The Geopolitics of the Nuclear Era, написанной в 1977 году К.С. Греем (Colin S. Gray).

Как Маккиндер и Спикмен, Грей писал применительно к конкретной обстановке и преследуя конкретные цели. В конце 40-х годов Советский Союз и Соединенные Штаты вступили в глобальную борьбу, ставкой в которой был весь земной шар. По мнению Грея, выражавшего точку зрения американских реалистов, Советский Союз постепенно расширял сферу своего влияния, “продвигал свои пешки”, захватывая важные опорные пункты: Восточная Европа после второй мировой войны, Китай в 1949 году, Египет, Вьетнам и Куба в 50-х годах… Грей делает из этого следующие выводы, углубляя и развивая положения, сформулированные Маккиндером и Спикменом:

а) Американо-советский антагонизм отражает во второй половине XX века вечное противостояние моря и суши, противоборство rimland (США, Западная Европа, приморская полоса Азии) и heartland (советский блок). С точки зрения Грея, ракетно-ядерное оружие вызвало революцию в том, что касается масштабов времени и показателей разрушительной силы. Теперь стратеги оперируют не тоннами, часами и сутками, а мегатоннами и секундами. Но изменения масштаба, вызвавшие сжатие пространства и времени, не устранили геополитические реалии. В течение десятилетий противостояния Восток-Запад Советский Союз и Соединенные Штаты осознавали, что применение ядерного оружия неизбежно приведет к апокалипсису и нанесет непоправимый ущерб людям. Этим объясняются “геополитические” столкновения сверхдержав то в том, то в другом регионе rimland (например, берлинский кризис в Европе, корейская и индокитайская война в Азии). США и СССР вели себя так, словно они отождествляли себя с противостоянием суши и моря.

б) Подобно Маккиндеру и Спикмену, Грей писал свои книги в назидательном тоне, а его анализ ситуации был направлен на аргументацию определенной политической линии. Также, как и его предшественники, Грей рекомендовал решительно бороться с любыми попытками [c.44] объединить heartland и rimland под одним руководством. Следовательно, Соединенные Штаты Америки должны были противостоять экспансии Советского Союза, каким бы ни было ее направление.

Геополитика – это “наука” о сосредоточении и распределении мощи в пространстве. Она предполагает игру, действующие лица которой четко идентифицированы и имеют ясные намерения. Таким образом, Европа XIX века и первой половины XX века представляла собой поле соперничества между Великобританией, Германией, Россией – а затем Советским Союзом – и Францией. То же можно сказать о силовом противостоянии США и СССР.

В чем состоит могущество той или иной страны в конце XX века, после падения железного занавеса (1989), исчезновения Советского Союза (1991) и переноса усилий западных демократических стран на решение своих внутренних проблем (безработица, кризис государства-провидения, модернизация промышленности)? Какую роль призвана играть “наука”, объектом изучения которой является мощь того или иного государства? Имеют ли США, последняя сверхдержава, четкое представление о своем месте и своей роли в мире? Могут ли еще существовать специалисты по вопросам мощи, если эта мощь представляет собой нечто изменчивое, неосязаемое, постоянно перетекающее с Востока на Запад и с Запада на Восток, из одного государства в другое, из одного предприятия в другое, от одного человека к другому? [c.45]

	предыдущая		следующая
		оглавление