Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		оглавление

I. Начинать войну ради подданных – справедливо.

1. Распространяясь выше (кн. I, гл. V) о ведущих войны, мы утверждали и доказывали, что по природе каждый призван осуществлять не только свое, но и чужое право; поэтому причины, справедливые для тех, кто осуществляет свое право, справедливы также для тех, кто оказывает помощь другим.

2. Первая же и самая необходимая забота должна быть о подданных¹, подчиненных как патриархальной, так и гражданской власти; ибо ведь они составляют как бы часть самого правителя, о чем мы сказали там же (Наварра, XXIV, 18). Например, в защиту гаваонитян, подчинившихся еврейскому народу, начал войну этот народ под предводительством Иисуса (Иисус Навин, кн. X, 6). «Наши предки, – говорил Цицерон, обращаясь к квиритам, – зачастую вели войны в защиту торговцев и мореходов, которым чинились беззакония». И в другом месте: «Сколько войн предпринимали наши предки, когда узнавали об обидах, чинимых римским гражданам, о задержании корабельщиков, об ограблении торговцев!» («Против Верреса»).

Те же самые римляне, не желая поднимать оружия в защиту союзников, по необходимости вели войны в защиту соответствующих народов после сдачи последних, то есть по превращении их в подданных. Жители Кампаньи так говорили римлянам: «Хотя вы не хотели блюсти нашего достояния справедливой вооруженной силой против насилия и обид, тем не менее, разумеется, вы станете защищать ваше достояние». Флор [c. 558] поясняет, что договор, ранее заключенный жителями Кампаньи, был окончательно освящен вступлением всех их в римское подданство. «Видно, что верность сохраняет силу и подданных не предает», – говорит Ливий (кн. VII).

II. Тем не менее не всегда ее следует предпринимать ради них.

Не всегда, однако, даже по справедливой причине правители обязаны предпринимать войны ради какого-нибудь подданного. Это имеет место в том только случае, если война предпринимается не в ущерб всем или же многим подданным. Ибо на правителе лежит обязанность заботиться более о благе целого, нежели о благе частей; но чем значительнее часть, тем ближе она к природе целого.

III. Можно ли выдавать враги невинного подданного во избежание опасности?

1. Так, если враг требует выдачи одного гражданина, хотя бы невинного, то нет сомнения в возможности его выдачи, если силы враждебного государства весьма значительны (Сото, «О справедливости и праве», кн. V, вопр. 1, гл. 7)². Против этого мнения спорит Фернандо Ваокес («Спорные вопросы», кн. I, гл. 13); но если иметь в виду не столько его слова, сколько его намерение, то он, повидимому, рассуждает таким образом во избежание неосмотрительной выдачи гражданина, когда есть надежда на его защиту. Ибо он же приводит пример италийской пехоты, которая покинула Помпея еще до выяснения полной безнадежности его положения и которой Цезарь поручился в ее безопасности. Подобный факт Васкес справедливо порицает.

2. Можно ли выдавать в руки врага невинного гражданина, дабы избегнуть грозящей в противном случае государству гибели, – об этом спорят ученые, и это давно уже составляет предмет спора. Так, например, еще Демосфен приводит прекрасную басню о собаках, выдачи которых требовали волки у овец ради соблюдения мира. Возможность подобной выдачи отрицает не только Васкес, но и Сото, чье мнение, как доказывает Васкес, приближается к коварству.

Сото полагает, что соответствующий гражданин должен сам предаться врагам; это также отрицает Васкес, поскольку подобного поступка не требует природа общества, в которое каждый вступает ради собственной пользы.

3. Но отсюда не вытекает ничего иного, кроме того, что в силу права в собственном смысле гражданин не обязан к этому; а милосердие даже не допускает иного образа действия. Ибо ведь существует немало обязанностей не справедливости в собственном смысле, но обязанностей приязни, благожелательства, которые не только заслуживают одобрения, что признает сам Васкес, но даже их несоблюдение несвободно от вины.

Во всяком случае, по-видимому, такой образ действия имеет целью, чтобы каждый предпочитал сохранение жизни множества невинных граждан одной своей жизни. Пракситея в «Эрехтее» Еврипида говорит так:

Так, Фокион убеждал Демосфена и прочих предпочесть смерть, по примеру дочерей Лея и потомков Гиацинта⁴, причинению родине непоправимого ущерба (Диодор Сицилийский, кн. XVII). Цицерон в речи «В защиту П. Секстия» говорит: [c. 559] «Если мне во время мореплавания с моими друзьями на каком-нибудь корабле придется подвергнуться опасности нападения множества разбойников с разных сторон, грозящих потопить корабль, если я один не буду выдан им; и если спутники мои это отвергнут и предпочтут погибнуть вместе со мной, нежели выдать меня врагам; то я предпочту скорее сам броситься в пучину моря, чтобы спасти жизнь прочих, чем за такую их преданность мне подвергнуть их не только верной смерти, но даже великой опасности их жизнь». Он же в трактате «О границах добра и зла» (III) пишет: «Муж, добрый, мудрый и повинующийся законам, хорошо знакомый с обязанностями гражданина, более заботится о пользе всех, нежели о пользе одного кого-нибудь или о своей личной пользе». У Ливия (кн. XLV) читаем о некиих молоссах: «В самом деле, я постоянно слышал разговоры о тех, кто добровольно подвергся смерти за родину; но они-то первые считали справедливым, чтобы их родина принесла себя в жертву ради них».

4. Все же и по установлении подобного положения остается сомнительным, возможно ли также принудить того, кто обязан поступить таким образом. Это отвергает Сото, приводя пример богатого, который согласно предписанию милосердия обязан дать нуждающемуся милостыню, но не может быть принужден к этому. Однако необходимо заметить, что одно дело – отношения между собой частей, иное дело – отношения начальствующих в противопоставлении их подданным. Ибо равный равного не может принуждать ни к чему, кроме того, к чему он обязан в силу права в точном смысле слова; тогда как начальник может принудить, даже если какая-нибудь добродетель предписывает иное⁵, поскольку это является правом в собственном смысле начальника как такового. Например, при большой нужде в продовольствии граждане могут быть принуждены сложить вместе все, что они имеют (Лессий, кн. II, гл. 9, спорн. вопр. 7). Оттого и в нашем спорном вопросе представляется предпочтительнее возможность принудить гражданина к исполнению требования милосердия. Так, уже упомянутый мной Фокион говорил, называя некоего ближайшего своего друга по имени Никокл, что если бы, к несчастию, Александр потребовал его выдачи, то он сам голосовал бы за необходимость его выдачи (Плутарх, жизнеописание Фокиона).

IV. Также справедливо предпринимать войны ради союзников равноправных и неравноправных.

Ближе всего к подданным, даже равны им в отношении защиты, союзники, в договор с которыми включены покровительство им или защита их, или взаимная помощь по соглашению. «Кто не отражает насилия над союзником, будучи в состоянии это сделать, является соучастником того, кто причинил насилие», – говорит Амвросий («Об обязанностях», кн. I, гл. 36).

Обычно такого рода соглашения не распространяются на войны, лишенные справедливого основания⁶, как мы сказали в другом месте. Этим объясняется, почему лакедемоняне, прежде чем предпринять войну против афинян, предоставили всем своим союзникам суждение о справедливости причин войны. И римляне поступили так же по отношению к грекам в войне с Набидом. Здесь мы добавим еще то, что союзник не обязан воевать в том случае, когда нет никакой надежды на благоприятный исход войны (Ливий, кн. XXXIV). Ибо союзный договор заключается ради блага, а не ради вреда. [c. 560]

Союзника нужно защищать даже против другого союзника, участвующего в том же союзном соглашении, если в предшествующем договоре не предусмотрено что-нибудь противное. Так, жителей Коркиры, если их дело было бы справедливо, афиняне могли бы защитить даже против нападения более старых своих союзников – коринфян.

V. И ради друзей.

Третья причина ведения войны ради других имеет место, когда друзьям⁷, хотя и не обещана помощь, но тем не менее она должна быть им оказана по обычаю дружбы, если только это можно сделать легко и без затруднения. Так, Авраам поднял оружие на защиту своего кровного родственника Лота; римляне воспретили анцианам морской разбой в границах Гроций, ссылаясь на то, что греки родственны обитателям Италии (Витториа, «Сообщения об Индии», ч. II, № 17; Каэтан, на II, II, вопр. 4, ст. 1). Они же часто предпринимали войны или же грозили войной не только из-за союзников, которым они были обязаны помогать в силу договора, но и ради Друзей.

VI. Вместе с тем ради всякого рода людей.

Последнее и наиболее широко распространенное основание есть взаимная связь людей, сама по себе достаточная для оказания помощи (Цицерон, «О границах добра и зла»; «Об обязанностях», II; L. ut. vim. D. de lust, et lure). «Человек рожден для взаимной помощи», – говорит Сенека («О гневе», кн. I, гл. 7). Ему же принадлежит изречение: «Мудрый, сколько возможно, вмешивается в судьбу людей» («О милосердии», кн. II, гл. 5). Еврипид в «Молящих» пишет:

У Амвросия («Об обязанностях», кн. I, гл. 5) говорится: «Сила, дающая защиту слабым, исполнена справедливости». Об этом мы также толковали выше.

VII. Однако же его можно без прегрешения оставить в случае опасения за свою жизнь или даже за жизнь невиновного лица.

1. Тут возникает вопрос, обязан ли защищать от насилия человек человека, народ другой народ. Платон («Законы», кн. IV) считает, что заслуживает наказания тот, кто не отражает насилия, причиненного другому⁸; сходное было предусмотрено законами египтян (Диодор, I). Но, прежде всего, если опасность неизбежна, то, очевидно, такой обязанности нет: возможно отдать предпочтение своей жизни и имуществу перед чужими. Так, я полагаю, следует толковать следующее место Цицерона: «Кто не защищает против насилия и не противится ему, имея к тому возможность, настолько же погрешает, как если покидает в опасности родителей, родину или союзников». Здесь «имея к тому возможность» мы понимаем в смысле «без ущерба для себя». Тот же Цицерон в другом месте говорит: «Едва ли можно избежать порицания, если не оказывать защиты людям». У Саллюстия в его истории мы читаем: «Все, кто в благоприятных обстоятельствах привлекается к военному союзу, должны предварительно разобраться, будет ли возможно соблюсти мир; затем – достаточно ли благочестиво, безопасно, благородно или же неприлично то, что от них требуется».

2. Не следует также пренебрегать наречением Сенеки⁹: «Окажу помощь погибающему, но так, чтобы самому не погибнуть [c. 561] иначе, кроме как в надежде стать великим человеком или заслужить награду за великий подвиг». Но даже в последнем случае обязанность оказания помощи налицо лишь тогда, когда гибель обидчика способна спасти обижаемого (Лессий, кн. II, гл. 4, вопр. 15). Ибо если сторона, подвергшаяся нападению, может предпочесть своей жизни жизнь нападающего, как мы сказали в другом месте, то не погрешит тот, кто поверит или пожелает, чтобы подвергшийся нападению избрал последнее; в особенности, когда на стороне нападающего опасность неизбежной и вечной гибели значительнее.

VIII. Справедлива ли война ради защиты чужих подданных; что поясняется рассмотрением различных случаев.

1. Спорным является также вопрос о том, справедлива ли причина войны ради чужих подданных, в целях ограждения их от несправедливости повелителя. В силу того, для чего установлены гражданские общества, несомненно, что правителям каждого из них принадлежит некое право над своими подданными. Еврипид в «Гераклидах» пишет:

Сюда же относится следующее:

И Фукидид признаком верховной власти считает «верховную судебную власть», не менее чем «право законодательства и назначения должностных лиц». Сходное встречаем в стихах поэта (Виргилий, «Энеида», I):

Здесь можно также процитировать следующее (Овидий, «Метаморфозы», XIV):

И у Еврипида («Ипполит») сказано:

Тут преследуется цель, как правильно объясняет Амвросий («Об обязанностях», кн. I): «Дабы вторжением в дела другого не вызвать войны взаимной».

«Каждый должен сам судить своих подданных»¹¹, – подобный порядок объявляют справедливым коринфяне у Фукидида (кн. V). И Персей в речи, обращенной к Марцию, заявляет, что не намерен оправдываться в том, что он совершил против долопов: «Я поступил согласно своему праву, так как это было мое царство, подвластная мне область» (Ливий, кн. XLII). Но все это имеет место лишь тогда, когда на самом деле подданные совершат преступление; нужно также добавить – когда дело сомнительно. Ибо на то и учреждено распределение властей (Витториа, «Сообщения об Индии», ч. II, № 15).

2. Если, однако, творится явное беззаконие, если какой-нибудь Бузирис, Фаларис или Диомед Фракийский творит над подданными такое, что не может быть оправдано никем, кто не утратил справедливости, то право человеческого общества не упраздняется. Так, Константин брался за оружие против Максенция [c. 562] и Лициния; другие римские императоры брались за оружие против персов¹² или же грозились взяться за оружие, если те не прекратят гонения в отношении христианской религии (Витториа, «Сообщения об Индии», ч. II, № 13).

3. Если и согласиться с тем, что даже при крайних обстоятельствах подданным нельзя браться за оружие, в чем, как мы (видели, сомневаются и те, кто постановил, что необходимо защищать царскую власть, то отсюда все же не вытекает, что нельзя ради их защиты браться другим за оружие. Ибо всякий раз, как какому-нибудь действию ставится препятствие личного характера, не возникающее из самого дела, то, хотя одному и не дозволено, другому может быть предоставлено право действовать в пользу первого, если это допускает самое действие, в котором один может быть полезен другому. Так, вместо малолетнего, который лично не может выступать на суде, стороной в тяжбе выступает опекун или кто-нибудь иной; вместо отсутствующего, даже без его особого поручения, – его защитник. Препятствие же, возбраняющее подданному оказывать сопротивление власти, появляется не вследствие причины, которая одинакова как для подданного, так и для неподданного, но в силу качества лица, которое не переходит на другого.

4. Отсюда Сенека полагает, что я могу идти войной против того, кто, будучи чужд моему народу, терзает свой, как мы уже сказали, когда речь шла о требовании осуществления наказаний; это часто бывает сопряжено с защитой невинных. Нам, правда, известно из древней и новой истории, что жажда присвоения чужого достояния пользуется такого рода предлогами; но право не прекращается сразу же оттого, что им овладевает правонарушитель. Мореплаванием занимаются и морские разбойники; оружием пользуются и злоумышленники.

IX. О несправедливости союзов и наемных отрядов, в которые вступают без различия причин войн.

1. Подобно тому как мы называли недозволенными военные союзы, заключенные с тою целью, чтобы обещать помощь в случае войны без различия причин¹³, так точно нет более бесчестного образа жизни, нежели такой (Сильвестр, на слово «война», ч. I, § 10, в конце), когда люди сражаются без всякой уважительной причины, исключительно ради вознаграждения, считая, что

Это Платон доказывает примером Тиртея. Мы читаем, как то же самое доказывал Филипп этолиянам (Ливий, кн. XXXII), а аркадянам – Дионисий Милетский в следующих словах: «Устраиваются рынки войны, и бедствиями греков пользуются аркадяне, которые невзирая на причины войны переносятся то туда, то сюда». Явно заслуживает сожаления, как говорил Антифан,

Дион Прусийский заявляет: «Что нам необходимее, что дороже жизни? И тем не менее ее немало людей утрачивают ради получения дани».

2. Но помимо того, что люди продают свою жизнь, они продают также жизни других, часто невинных. В связи с этим они ненавистнее палачей, поскольку хуже убивать беспричинно, нежели по какой-либо причине¹⁵ (Беллини, «О военном деле», ч. II, разд. 2, № 4). Тая, Антисфен заявлял, что палачи праведнее [c. 563] тиранов, ибо первые умерщвляют преступников, последние же – невинных людей. Филипп Македонский Старший говорил об этого рода людях, «которым единственным источником дохода служит война», что для них война есть мир, а мир – война (Диодор, кн. XVIII).

3. Война не относится к числу искусств, ибо ведь самая вещь настолько ужасна, что оправдать ее может только крайняя необходимость или же подлинное человеколюбие; так что отсюда можно понять, что нами сказано в предшествующей главе. Согласно суждению Августина, «сражаться не есть преступление, но сражаться ради добычи есть грех» («О словах господа по Матфею», цит. causa XXXIII, quaest. I).

X. Преступно также воевать ради добычи или вознаграждения.

То же относится к военной службе ради платы, если она является единственной или главной целью. В иных же случаях отнюдь не возбраняется взимать плату. Апостол Павел говорит: «Кто же станет сражаться за свой счет?» (посл. I к коринфянам, X, 7). [c. 564]

¹ Прокопий («Персидский поход», II): «Ибо ведь тот несправедлив, кто никому не причинил обиды, если только не намерен защищать вверенных ему подданных от чужих насилий».

Вернуться к тексту

² Смотри совет, данный патриархом Никнфором Михаилу Рангабу, о беглецах, которых надлежало выдать в силу мирного договора князю болгарскому: здесь имеются следующие слова, приведенные у Зонары: «Мы полагаем, что лучше, если бедствия постигнут немногих, нежели несметное множество людей».

Вернуться к тексту

³ «Несправедливо целому быть придатком части», – это место заимствуется у Филона в конце книги второй о жизни Моисея где имеется и нечто иное, весьма заслуживающее прочтения.

Вернуться к тексту

⁴ Смотри Аполлодор, «Библиотека».

Вернуться к тексту

⁵ Так, у жителей Луки существовали наказания для расточителей, у македонян – для неблагодарных, для ленивых – у тех же жителей Луки и афинян. Сюда же относится приведенное в примечании к книге I, главе I, § IX.

Вернуться к тексту

⁶ Смотри Симлера. «О республике гельветов». «Когда сюзерен ведет с кем-нибудь войну и если известно, что она справедлива, или же на этот счет есть сомнения, то вассал обязан ему помогать. Если же явно, что сюзерен ведет ее бессмысленно, то вассал должен помогать ему защищаться, но не вести наступление на противника» («О феодах», II, 28, в конце).

Вернуться к тексту

⁷ Древнее изречение оракула:

Вернуться к тексту

⁸ И евреи, согласно Моисею де Котци («Повеления», LXXVII, LXXX; «Запреты», CLXIV, CLXV).

Вернуться к тексту

⁹ Место из рассуждения Сенеки «О благодеяниях» II, 15). Другое сходное с этим по содержанию место имеется в книге I, главе 10: «Достойного я готов защищать, даже не щадя своей крови; если же будет возможность выручить недостойного из рук разбойников, подняв крик, то я без колебаний прибегну к крику, спасительному для человека». Смотри выше, книга II, глава I, § VIII.

Вернуться к тексту

¹⁰ Ему же принадлежит в «Метаморфозах» (III), изречение:

Вернуться к тексту

¹¹ Августин («О свободе воли», II): «Оказывать благодеяния чужим является признаком добродетели, но справедливость не состоит в том, чтобы отмщать другим». Прокопий («Война с вандалами», I): «Кому выпадает на долю государство, тому по достоинству следует им управлять и не брать на себя посторонние заботы».

Вернуться к тексту

¹² Подобный же пример найдешь в деяниях Пипина у Фредегария, в конце.

Вернуться к тексту

¹³ Смотри об этом опять-таки у Симлера.

Вернуться к тексту

¹⁴ «Ради жизни готовить то, в чем истощается жизнь», – сказано у Сенеки в работе «О природе» (V, 18). Плавт в «Вакхидах» пишет:

У Гунтера говорится:

Вернуться к тексту

¹⁵ Сенека («О природе», V, 18): «Чем еще, как не сумасшествием, можно назвать это? Переносить опасности везде и всюду: бросаться против людей, которых никогда не видел; гневаться, не будучи обиженным; опустошать все на своем пути и подобно диким зверям убивать того, к кому не испытываешь ненависти!». [c. 565]

Вернуться к тексту