Гроций Г.

О праве войны и мира

М.: Ладомир, 1994. – 868 с.

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста

на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

Книга II

Глава XXVI. О справедливых причинах ведения войны теми,

кто находится под чужой властью

I. Кто называется состоящим под чужой властью?

Мы толковали о юридически самостоятельных гражданах [sui iuris]; другие же находятся в состоянии подчинения, каковы сыновья в семействе, рабы, подданные, даже отдельные граждане в отношении своего государства в целом.

II. Как следует поступать находящимся под чужой властью, если они допускаются к совещанию или имеют право свободного выбора.

Если они допускаются к совещанию или если им предоставлена возможность выбора – сражаться или же оставаться в мире, то они должны следовать тем же правилам, как и те, кто предпринимает войны по своему произволу ради себя или других (Эгидий Регий, «О сверхъестественных действиях», спор 31, № 80).

III. Если им будет повелено воевать и они признают причину войны несправедливой, то сражаться им не следует.

1. Если им повелевают сражаться, как это часто бывает, а для них несомненна несправедливость причины войны, то во всяком случае им нужно воздержаться от участия в войне (Витториа, «О праве войны», № 22). Богу следует повиноваться более, чем людям, как говорили не только апостолы (Деяния св. ап., V, 9), но и Сократ¹; и у еврейских учителей существует мнение², согласно которому, безусловно, не должно оказывать повиновение царю, повелевавшему что-либо вопреки закону божию; сохранилось следующее изречение уже обреченного на смерть Поликарпа: «Мы научились оказывать подобающие почести государям и властям, установленным от бога, поскольку это не препятствует нашему спасению». И апостол Павел (посл. к ефесеям, VI, 1) говорит: «Сыновья, повинуйтесь родителям в господе³; ибо то праведно». К этому месту Иероним [c. 566] замечает: «Грех детям – не повиноваться родителям; а так как родители могут повелевать что-нибудь превратное, то он [апостол] добавил: «в господе». А о рабах прибавляется⁴: «Когда господин плоти повелевает что-либо отличное от господа духа, не надлежит повиноваться». Иероним же в другом месте пишет: «Должны повиноваться господам и родителям только в том, что не противоречит велению бога». Ибо апостол Павел (посл. к ефесеям, VI, 8) сказал, что каждый получит свое возмездие, как свободный, так и раб.

А Тертуллиан заявляет: «Мы имеем достаточное предписание; нам следует пребывать во всяческом послушании, согласно предписанию апостола, по отношению к должностным лицам, государю и властям⁵, но в пределах соблюдения учения». В Мартирологе Силуан Мученик говорит: «Мы презираем законы римские ради соблюдения божественных велений». У Еврипида в «Финикиянках» Креонт вопрошает:

Музоний говорит так: «Если кто не повинуется гнусным или несправедливым велениям должностного лица⁶ или господина, то тот – не ослушник, не нарушитель, не грешник» (Стобей, разд. liberos parent. honorand.).

2. Геллий (кн. II, гл. 7) не считает правильным мнение, будто нужно повиноваться всему, что прикажет отец: «Что же делать, – спрашивает он, – если отец повелит совершить измену родине, убийство матери, если повелит что-либо позорное, гнусное или бесчестное? Следует, стало быть, руководствоваться промежуточным мнением как наилучшим и безопаснейшим, а именно, в одном должно повиноваться, в другом же не должно». Сенека-отец⁷ пишет: «Не всем властям положено повиноваться». Квинтилиан («Речи», CCLXXI)⁸ высказывается так: «Не все обязательно исполнять детям, что только ни повелевают отцы. Многое таково, что не может быть выполнено. Если отец прикажет сыну выразить мнение, против которого последний возражает, если прикажет свидетельствовать о деле, которого тот не знает, если прикажет выступить с суждением в сенате, если повелит зажечь Капитолий, занять крепость, то сыну можно ответить, что этого нельзя делать». Сенека («О благодеяниях», кн. III, 20) утверждает: «Никто не может повелеть все, что угодно, и рабов нельзя заставить повиноваться во всем. Они не станут исполнять повеления, направленные против государства, не протянут руки для какого- либо преступления». Сопатр говорит: «Отцу нужно повиноваться. Если он повелевает в пределах права, то это правильно. Если повелевает вопреки чести, то не следует».

Некогда смеялись над Стратоклом⁹, который в Афинах потребовал издания закона, чтобы все, чего бы ни пожелал царь Димитрий, было признано благочестивым по отношению к богам и справедливым среди людей. Плиний сообщает, что где-то некто пришел к выводу, что служба преступнику есть преступление¹⁰ («Письма», III, «К Минуцию»).

3. Внутригосударственные законы, которые легко оказывают снисхождение извинительным проступкам, терпимы к тем, кто обязан повиноваться, но не во всем. Ибо эти законы делают изъятия лишь для таких деяний, в которых обнаруживается [c. 567] жестокость злодеяния или преступления, которые, как говорит Цицерон, «сами по себе ужасны и отвратительны», или которых следует избегать самих по себе, не в силу спорных соображений юристов, а в силу естественного истолкования, как полагает Асконий (L. Adeo D. de R. I.; Цицерон, «Против Верреса», III).

4. Иосиф Флавий упоминает рассказ Гекатея о том, как иудеев, сражавшихся с Александром Македонским, нельзя было ни ударами, ни какими-либо иными мерами насилия принудить вместе с прочими воинами свозить землю для восстановления храма Бэла в Вавилоне. Но более близким к нашему предмету примером может служить фиванский легион, о котором мы говорили выше. Можно указать также на случай с солдатами Юлиана, о которых так говорит Амвросий: «Император Юлиан, хотя и был отступником, имел, однако же, под своим начальством христианских воинов. Когда он им приказывал выстраиваться в боевом порядке на защиту государства, они ему повиновались, но когда он приказывал им обратить оружие против христиан¹¹, то они славословили господа небес». Также мы читаем, что военные палачи, обратившиеся ко Христу, предпочитали скорее умереть, чем налагать руку на христиан согласно постановлениям и судебным решениям.

То же самое последует, если кто-нибудь придет к убеждению в несправедливости повелений правительства (Витториа, «О праве войны», № 23). Ибо такому лицу подобного рода акты будут казаться недозволенными, пока оно не сумеет отделаться от этого мнения, что ясно из предшествующего изложения.

1. Если же у того, кто находится под чужой властью, возникнет сомнение, дозволено ли что-либо или нет, то нужно ли ему воздерживаться или повиноваться приказаниям? Большинство полагает, что следует повиноваться; этому не препятствует прославленное изречение: «В сомнительном случае воздержись», потому что кто сомневается в чем-либо теоретически, тот может не сомневаться в суждении практическом, ибо можно полагать, что в случае сомнения следует повиноваться высшему. И, конечно, нельзя отрицать того, что такое различение двоякого рода суждений вполне уместно во многих действиях.

Внутригосударственное право, не только римское, но и право других народов, в подобных обстоятельствах не просто допускает возможность безнаказанности повинующихся¹², но отрицает даже возможность возбуждать против них гражданский, иск (L. Damnum de R. I. L. Liber homo. D. ad L. AquiL. L. Non videtur. § Qui iuss. de R. I.; Павел, «Заключения», кн. V, разд. 22, § I; «Законы лонгобардов», разд. 96, de termino effosso; «Закон вестготов», кн. II, разд. II, § 2; кн. VIII, разд. I, гл. I; кн. VII, разд. IV, гл. II). Они говорят, что ущерб причиняет тот, кто повелевает причинить таковой; тот же, кто должен повиноваться, ни в чем не виновен. Необходимость подчиняться власти служит извинением; приводятся и другие подобные аргументы.

2. Сам Аристотель в книге пятой «Этики Никомаха» причисляет к тем, кто совершает беззаконное деяние, не совершая правонарушения, раба, повинующегося господину; а поступающим несправедливо он называет того, от кого исходит источник деяния, очевидно, потому, что слуга не располагает свободой решения, как показывает пословица: [c. 568]

По словам Тацита, «боги даровали государю верховное суждение о делах, подданному же осталась честь повиновения». О» же рассказывает о том, как сын Пизона был Тиберием очищен от преступления гражданской войны, «поскольку приказания отца не могли запятнать сына» («Летопись», III). Сенека говорит¹⁴: «Раб – не цензор повелений господской власти, а их исполнитель».

3. И, в частности, в этом вопросе относительно военной службы так же мыслил Августин. Он высказывался таким образом: «Стало быть, муж справедливый, когда даже он служит под начальством царя святотатственного, может сражаться, правильно по его повелениям, если, соблюдая порядок гражданского мира, он уверен, что отдаваемые ему повеления не противоречат божественным заповедям; если он и не вполне уверен в этом, то делает царя виновным за несправедливость повеления, оправданием же воину является порядок службы» («Против Фавста», кн. XXII, гл. 74). И в другом месте: «Когда воин, повинуясь власти, которой он законно подчинен, убьет воина, он ни по какому закону своего государства не ответственен в человекоубийстве¹⁵; ибо если бы он не совершил поступка, то был бы виновен в ослушании и пренебрежении к власти; если же он совершил бы это по собственному произволу или полномочию, то был бы виновен в пролитии человеческой крови. Итак, в одном случае он наказывается, если поступает не по приказу; аз другом – за неисполнение повеления» («О граде божием», кн. I. гл. 26). Отсюда общепринятое мнение, что войны, поскольку дело касается подданных, взаимно справедливы, то есть свободны от неправильности (Сильвестр, на слово «война», I, № 9, закл. 4; Кастрензий, на L. VI. D. de lustit.; Сото, кн. V, вопр. I, ст. 7 и вопр. 3, ст. 3; Витториа, «О праве войны», № 32; Коваррувиае, in с. peccat. p. II, § 10). В этой связи можно привести следующее изречение:

4. Все же в этом вопросе встречаются затруднения. И Адриан, наш соотечественник, который был избран последним с севера от Альп римским первосвященником, защищает противное мнение¹⁶ («Разнообразные вопросы», II); и оно утверждается не на том основании, которое приводит он сам, но на том, которое более подходит, а именно – что тот, кто сомневается теоретически, должен произвести более осторожный выбор суждений практических. Более же осторожный выбор означает воздержаться от войны. Заслуживают одобрения ессеяне за то, что, между прочим, они клялись «не вредить никому, даже если получат на то повеление». Им подражали пифагорейцы, которые, по свидетельству Ямвлиха, воздерживались от войны по той причине, что «война внушает и повелевает совершать убийства». [c. 569]

5. Этому не препятствует то, что, с другой стороны, возникает опасность неповиновения. Ибо если сомнительны обе возможности, то меньшее из двух зол свободно от греха (ибо если война несправедлива, то в уклонении от нее нет никакого неповиновения).

Неповиновение в такого рода вещах по своей природе есть меньшее зло, нежели человекоубийство, в особенности же убийство многих неповинных (Бальд, «Заключения», II, 385; Сото, De ratione detegendi secretum, membr. 3, q. 2, in resp. Ad I). Древние сообщают, что когда Меркурий был обвинен в убийстве Арго, он защищался ссылкой на приказ Юпитера, но тем не менее боги не осмелились его оправдать. Не оправдывает и Марциал Потина, приближенного Птоломея, говоря:

Не много значит также и то, что приводят некоторые, а именно – будто если допустить неповиновение, то может погибнуть государство; потому что в большинстве случаев не годится сообщать народу основания принятых решений (Витториа, «О праве войны», № 25). Хотя это правильно по отношению к побудительным причинам войны, но неправильно в отношении решений правосудия, которым следует быть ясными и очевидными, стало быть, такими, чтобы их можно и должно было открыто объявлять.

6. То, что сказано – возможно, слишком неопределенно – Тертуллианом о законах, с полным основанием может быть применено к этим законам и установлениям, касающимся ведения войны («Апология», гл. 4; «Против язычников», I, 6): «Гражданин не повинуется беспрекословно закону, не зная постановления о возмездии; никакой закон не обязан себе одному сознанием его справедливости, но такое сознание должно быть сообщено тем, со стороны кого ожидается повиновение. Подозрителен тот закон, который не хочет доказать своей справедливости, нечестив тот закон, который господствует бездоказательно». У Папиния Ахиллес обращается к Улиссу, подстрекающему его на бой:

С этим одинаково следующее место панегириста: «Даже на войне только добрая совесть сама себя оправдывает, так что победа бывает одержана не столько благодаря мужеству, сколько благодаря чистоте. Некоторые ученые мужи истолковывают слово «ярек» в книге Бытия (XIV, 14)¹⁷ в том смысле, что слуги Авраама были вполне осведомлены до сражения о справедливости его военных предприятий.

7. Принято также открыто объявлять войну, как мы покажем несколько ниже, с приведением причин, чтобы почти весь человеческий род мог принимать участие в решении вопроса [c. 570] о ее справедливости. Ибо ведь благоразумие, как полагает Аристотель, есть добродетель, свойственная повелителю; справедливость же свойственна человеку как таковому.

8. Во всяком случае, по-видимому, необходимо следовать приведенному нами изречению Адриана, если подданный не только сомневается в справедливости войны, но и под влиянием убедительных доводов склоняется явно к тому, что она несправедлива; в особенности же если речь идет о нападении на чужие пределы, а не о защите своих границ (Эгидий Регий, «О сверхъестественных действиях», спор 31, спорн. вопр. 5, № 85; Баньес, на II, II, вопр. 40, ст. 1; Молина, II, спор 113).

9. Пожалуй, даже палачу, готовящемуся предать смерти осужденного, важно присутствовать при пытке и следственных действиях, дабы уяснить путем сознания обвиняемого степень его виновности в преступлении и убедиться явно в том, что смерть им заслужена¹⁸. Это соблюдается в некоторых местах; не иное предусматривают и еврейские законы, когда при осуждении на побитие камнями требуют, чтобы свидетели сделали свои заявления перед народом (Второзаконие, XVII).

V. В таком случае вопросом совести является оказывать пощаду сомневающимся подданным, но на них может быть наложено бремя чрезвычайной дани.

1. Если же путем изложения обстоятельств дела нельзя удовлетворить совесть подданных, то во всяком случае в обязанность хорошего должностного лица войдет скорее возложить на них уплату чрезвычайного налога, чем несение воинской повинности; в особенности если не будет недостатка в прочих, готовых сражаться. Ибо справедливый царь может воспользоваться не только доброй волей своих подданных, но и дурными намерениями, подобно тому как бог пользуется услугами дьявола и нечестивых и подобно тому как лицо, являясь свободным от вины, в случае нужды берет деньги у недобросовестного ростовщика (Сильвестр, на слово «война», I, № 7, в конце).

2. Наконец, если даже причины войны не вызывают сомнений, то тем не менее представляется несправедливым принуждать христиан воевать против их воли; дело в том, что уклонение от войны, и тогда, когда позволительно воевать, есть действие более благочестивое, долгое время практиковавшееся как духовенством, так и кающимися и рекомендуемое всем любыми средствами. Ориген так возражает Цельсу, который ставил христианам в упрек их уклонение от военной службы: «Тем, кто, будучи чужд нашей вере, заставляет нас сражаться за государство и убивать людей, мы ответим так: «Жрецы ваших идолов, почитаемые вами как фламины, по вашим словам, приносят чистые жертвы, так как служат не окровавленными и не оскверненными никаким убийством руками тем, кто считается божествами, а если начнется война, то жрецы не вносятся в воинские списки. Коль скоро это не лишено смысла, то в еще большей мере, когда прочие сражаются, следует считать сражающимися присущим им образом жрецов и служителей бога, которые сохраняют руки чистыми и которые молитвами воюют перед богом за прочих сражающихся за правое дело, за того, кто справедливо царствует». В приведенном месте Ориген называет жрецами каждого христианина, по примеру священного писания (Откровение, I, 6; посл. I ап. Петра, II, 5).

VI. При каких условиях вооруженное участие подданных в несправедливой войне справедливо?

1. Я вместе с тем думаю, что в войне не только сомнительной, но даже несомненно и явно несправедливой может [c. 571] иметь место справедливая защита подданных. Так как враг, хотя бы ведущий справедливую войну, не имеет подлинного и внутреннего права убивать неповинных подданных, далеких от ответственности в причинении войны, кроме как в целях необходимой обороны, в виде следствия и непреднамеренно (такие деяния безнаказанны), – отсюда явствует, что если враг очевидно пришел с намерением, чтобы отнюдь не щадить жизнь подданных другой стороны, несмотря на возможность это сделать, то подданные могут обороняться по естественному праву, которое у них не отнято правом народов.

2. Тут уже мы не скажем, что война справедлива для обеих сторон, ибо вопрос ставится не о войне, но об известном и определенном действии. А это действие, хотя бы того, кто в прочем имеет право воевать, несправедливо, и потому его можно справедливо отражать. [c. 572]

¹ Платон говорит нам о том же в своей «Апологии», равно как и Аполлоний, который указу Нерона противополагает следующий Софоклов стих:

² Это же им приписывает Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (XVII): «Нет, однакоже, ничего удивительного в том, если мы поймем, что достойнее твоих повелений те писания, которые оставил Моисей по внушению и наставлению бога».

Добавь слова раввина Танхумы, цитируемого Дрише, к одному месту из Деяний св. апостолов.

³ Златоуст так поясняет выражение «в господе»: «…то есть то, чем ты не намерен оскорбить бога». Он же («К неверующему отцу») пишет: «Ибо нам обещана немалая награда, если мы оказываем должное уважение родителям; но нам повелено их считать своими господами, оказывать им повиновение словами и поступками, за исключением тех случаев, когда этим наносится ущерб благочестию». Так же нужно понимать следующее изречение Иеронима: «Продолжай попирать ногами отца!». Это иносказательное выражение, заимствованное у ритора Латрона, встречается у Сенеки, кроме того, у Амвросия («О девстве»), у Августина (посл. XXXVIII, «К Лэту») и в IV Правиле I Никейского собора (согласно арабскому толкованию).

⁴ Златоуст («На послание первое ап. Павла к коринфянам», VII, 24) пишет: «И для рабов есть границы, предписанные богом; и в каких пределах они должны служить – и на это есть предписания, которых не должно расширять. Когда, стало быть, господин приказывает из того, что одобрено богом, то нужно исполнять и повиноваться, но не более». О матери семейства Климент Александрийский говорит: «Она во всем будет повиноваться мужу и ни в чем не будет поступать против его воли, за исключением того, что, по ее мнению, важно для добродетели и спасения».

⁵ Блестящие примеры наказания и награды содержатся в книгах I Самуила, XXII, 18; I Царств, XVIII, 4, 13; II Царств, I, 10, 12, 14.

Христиане Мануил и Георгий отказались участвовать в убийстве императрицы (Никита, жизнеописание Алексея, сына Мануила).

⁶ Среди язычников имеются два достойных примера людей, не повиновавшихся государям в бесчестных делах. Это хорошо известный Папиниан и Гельпидий у Аммиана (XXI). Север не пожелал оставить безнаказанными даже тех, кто, повинуясь приказу императора, участвовал в убийстве сенатора (см. у Ксифилина).

⁸ Он же в другом месте заявляет: «Но не следует исполнять всех требований родителей. Нет ничего опаснее полученных благодеяний, если они обрекают нас на полное порабощение».

⁹ Таково было обязательство, взятое с Василия Каматера Андроником Комнином: «Я буду на первосвященстве поступать так, как угодно Андронику, даже если это будет что-нибудь беззаконное; и, обратно, буду избегать всего того, что не угодно Андронику».

¹⁰ Тертуллиан («О душе»): «Более взыскивается с того, кто приказывает, хотя не прощается и исполнитель». И в другом месте («О воскресении плоти»): «…Так как человеческое правосудие тем совершеннее, чем тщательнее оно доискивается исполнителей каждого деяния, не щадя их и не потакая им, дабы они делили с зачинщиками наказание и милосердие». Смотри Гайлия («О государственном мире», кн. I, гл. IV, № 14).

¹¹ Ибо ведь Юлиан не воздерживался от насилия против христиан, в особенности тогда, когда ему казалось, что он нашел повод для этого. «Юлиан, истребитель христианского войска», – говорится у Иеронима в «Эпитафии Непоциана». В его правление [c. 573] начались преследования в Антиохии и имело место истязание некоего юноши, как сообщает Августин («О граде божием», кн. I, гл. 52). В Мартирологе отмечается память св. Елифия, шотландца, и тридцати трех его друзей, которых Юлиан приказал обезглавить, между городами Тулем и Грандом.

Смотри также у Иоанна Антиохийского в «Пейрезианских извлечениях».

Августин (посл. I, «К Бонифацию», привед. Грацианом, causa XI, quaest. III) пишет: «Юлиан стал неверующим императором. Не выступил ли он в качестве отступника и язычника? Христианские воины служили нечестивому императору, но когда доходили до вопроса о Христе, то не признавали никого, кроме того, кто был на небесах; когда же Юлиан требовал, чтобы они оказывали почести идолам и курили им фимиам, они оказывал и предпочтение богу».

¹² Златоуст («О промысле»): «Часто многие из должностных лиц несли наказания по обвинению в несправедливых убийствах. А палачей, которые приводили в исполнение такие убийства, кто отдавал для этого свои руки, никто не привлекал к суду; о них никто даже не допытывался; потому что их извиняла необходимость, вытекавшая из достоинства повелевавшего и из страха повинующегося».

Ульпиан, цитируя Цельса, писал, «что раб не совершает никакого преступления, раз он повинуется приказанию господина» (L. II. D. de Nox. Act), и что «не предполагается самостоятельной воли в том, кто повинуется власти отца или господина (D. de regulis luris; толкование на тот же закон Нунция).

Сенека заявляет: «Для свободной воли нет необходимости». Добавь «Законы лонгобардов» (кн. I, разд. IV, гл. 2). Митридат оставил безнаказанными вольноотпущенников Аттилия, осведомленных о заговоре на его жизнь (Аппиан, «Война с Митридатом»). Оправдан был и Тиберий Гракх за заключение союза с нумантинцами, потому что, совершая преступление, он исполнял волю начальства.

¹³ Фемистий (речь IX): «Государи подобны разуму, воины подобны гневу».

¹⁵ Тот же Августин («О свободе воли», кн. I) пишет: «Если человекоубийство состоит в умерщвлении человека, то возможно иногда умертвить неповинно; ибо и воин убивает врага, и судья или его помощник – преступника, и тот убивает, у кого оружие непроизвольно или по неосторожности выскользает из рук, но все они, как мне кажется, не совершают преступления, убивая человека; и потому таких не следует называть убийцами». Это приводит Грациан (causa XXIII, quaest. V).

¹⁶ Пример последствий этого имеется у Ламберта Ашаффенбургского.

¹⁷ Ирод в речи к иудеям после поражения в Аравии, как сказано у Иосифа, заявляет: «Я же хочу доказать вам, сколь справедливо мы предприняли эту войну, вынужденные обидой, нанесенной нам неприятелем. Если бы вы это поняли, то это послужило бы вам великим побуждением к дерзанию».

¹⁸ Оттого в таком же случае слуги Саула, более честные, чем Доег, не пожелали умертвить жрецов, обитавших в Нобе (I Самуил, XXII, 17). И третий лазутчик Ахава не посмел причинить вреда Илии (кн. II Царств, I, 13 и сл.). Некоторые из палачей, обратившиеся ко Христу, впоследствии отказались от этой должности, как опасной для их спасения. Смотри Мартирологи и у Беды (кн. I, гл. 7). [c. 574]

Библиотека Михаила Грачева

предыдущая

следующая

оглавление

Гроций Г.

О праве войны и мира

предыдущая

следующая

оглавление