предыдущая
следующая
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
оглавление |
М.: Издательство Московского университета, 1987. – 84 с.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
I. Рукописное наследие К. Маркса и книга Ф. Энгельса
Известно что на рубеже 70–80-х годов XIX в. К. Маркс проводил специальное исследование первичных социальных структур докапиталистических формаций, что и зафиксировано в подробных конспектах книг М.М. Ковалевского (1851–1916) «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения» и Л. Моргана (1818–1881) «Древнее общество, или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации», а также в черновых набросках и окончательном варианте ответа на письмо В.И. Засулич (1849–1919).
Для нас эта важная веха в творческой биографии Маркса знаменует поворот его научных интересов в сторону изучения не просто общины и рода, их места во всемирной истории, но и характера их разрушения и деформации капитализмом в обличии колониализма. Наиболее же актуально то, что Маркс затрагивал вопросы создания субъективных и объективных предпосылок социалистического переустройства общества, исторически задержавшегося в своем поступательном развитии1.
Важно и то, что подход Маркса к социально-классовой структуре колониальной и зависимой «периферии» капитализма с точки зрения социалистической перспективы человечества разрушает бытующие в буржуазной историографии европоцентристские представления о Марксе и марксизме. Не менее важно и то, что К. Маркс и Ф. Энгельс видели в крестьянстве колониальных и зависимых стран потенциального массового союзника пролетариата. Таким образом, внимание основоположников марксизма к проблемам общинно-родовой структуры представляет отнюдь не только сугубо [c. 7] академический интерес, а до сих пор носит черты политической злободневности, касаясь исторических судеб народов Востока. Поэтому вполне объяснимо, что эта проблема в настоящее время переросла рамки теоретических исследований и стала необходимым содержанием учебников и учебных пособий по историческому материализму и научному коммунизму2.
После ХХVII съезда КПСС внимание к проблемам социально-политического развития освободившихся стран и народов Востока приобретает все большую теоретическую глубину и актуальность. Говоря о необходимости глубокого изучения живого наследия имеющих тысячелетнюю историю государств Азии, пробудившейся в XX в. к новой жизни, М.С. Горбачев в своей речи во Владивостоке (28.7.86 г.) отметил: «У каждой страны – свой общественный и политический отрой со всеми мыслимыми оттенками, свои традиции, достижения и трудности, свой образ жизни и верования, свои убеждения и предубеждения, свое понимание духовных и материальных ценностей. У каждой есть чем гордиться и что отстаивать в сокровищница общечеловеческой цивилизации»3.
Демонстрируя уважительное отношение к огромной исторической глубине и многообразию творческого наследия народов Востока и учитывая усложненность современного мирового исторического и революционного процесса, следует постоянно иметь в виду, что сегодня как никогда недопустима механическая апелляция к той или иной букве теоретического наследия классиков марксизма-ленинизма, а необходим должный учет характера современной эпохи и специфики процессов, происходящих в зоне национального и социального освобождения. «Сегодня мало просто знать, что говорил и писал Маркс. Это знают и [c. 8] наши идейные противники. Их борьба с учением Маркса стала более тонкой и изощренной. Она включает в себя попытки девальвировать марксизм, ограничить сферу его применимости и даже перетянуть на свою сторону, манипулируя вырванными из контекста цитатами, сбить с толку миллионные массы людей в освободившихся странах, не искушенных в политике, но втягиваемых в водоворот коренных социально-экономических изменений»4. Естественно, что уважение и внимание к многообразному опыту борьбы народов Востока за свободу и независимость не исключает строгого и беспристрастного анализа пройденного пути и накопленного опыта. Неизбежное обращение в этом случае к методологическим подходам Маркса и Энгельса подразумевает учет той методологической гибкости, которую демонстрировали в свое время основоположники научного коммунизма, сталкиваясь с опытом народов России и стран Востока. «Если попытаться кратко сформулировать основные проблемы, с которыми столкнулся Маркс, – пишет И.К. Пантин, – то можно оказать, что в 70-е – начало 80-х годов он вплотную подходит к пониманию специфических особенностей западноевропейских схем исторического характера. Всемирно-историческое развитие явно не ухватывалось этими схемами. Примером тому как раз была «русская ситуация», в которой крупная капиталистическая промышленность внедрялась в общественный организм, в других отношениях слабо затронутый историческим движением»5. И далее, подмечая обращение К. Маркса к крестьянской проблематике, к исследованию родо-племенных и общинно-патриархальных структур не только российского, но и других восточных обществ, И.К. Пантин продолжает свою мысль: «Должна ли Россия – а вопрос касался не только России, а всего неевропейского мира – для превращения в общество с современной экономикой разрушить общинное землевладение? Или она сможет воспринять достижения буржуазной цивилизации, прежде всего крупное промышленное [c. 9] производство, не превращая бывших общинников в пролетариев и пауперов? Эти вопросы становятся предметом напряженных размышлений Маркса в самом начале 80-х годов XIX века»6.
Социально-политическое существо дела, не представляющее секрета для Маркса, состояло в том, что первичный капитализм в Великобритании и других европейских странах первого эшелона капиталистического развития, разоряя добуржуазное крестьянство, превращал людей в пауперов и люмпенов прежде, чем превратить часть из них в фабрично-заводской пролетариат. Со второй половины XIX в. мелкобуржуазное крестьянство и люмпен-пауперские массы не раз оказывалась союзниками буржуазии в антипролетарской борьбе. Вопрос состоял в том, чтобы пролетариат склонял на свою сторону эту массу мелкобуржуазных элементов, что и нашло выражение в выводе основоположников марксизма о необходимости дополнить пролетарскую революцию вторым изданием крестьянской войны. Этот вывод впоследствии явился теоретической предпосылкой ленинской идеи союза рабочего класса с непролетарскими слоями трудящихся и прежде всего с крестьянством.
В странах второго эшелона капиталистического развития (Россия, Германия, Япония) вопрос о союзниках пролетариата стоял особенно остро. Но во времена Маркса и Энгельса результаты противоборства капитализма и колониализма с общиной были вовсе не столь очевидны. Существуют свои теоретические и практически-политические трудности, связанные с пониманием характера разложения общины, формирования мелкобуржуазного крестьянства и массовых люмпен-пауперских слоев и в Современных нам странах Востока, представляющих исторически третий эшелон капиталистического развития.
Однако посмотрим, как и в каком направлении стимулировало развитие мысли Маркса его знакомство с книгами М. Ковалевского и Л. Моргана, с вопросами, поставленными В. Засулич.
Известно, что Ковалевский признавал прямое и [c. 10] опосредованное влияние Маркса на свой труд. Возможно, что Ковалевский также был знаком с работой Л. Моргана к моменту написания своей книги. Но известно и то, что сути марксизма Ковалевский так и не понял, а его политические взгляды были в свое время подвергнуты острой критике со стороны В.И. Ленина.
В конспекте Маркса подчеркивается и развивается мысль Ковалевского, что община носит не уникально русский, а всемирный характер, что распад общины – явление мирового масштаба. Здесь же отметим, что книга Ковалевского объективно противостояла идеализации общины как со стороны славянофилов, так и народников, хотя и Ковалевский, и Маркс подчеркивали необыкновенную устойчивость общины.
Высоко оценил Маркс и то, что интуитивно было уловлено Ковалевским: диалектику превращения родовой общины в сельскую через стадию семейной (квазиродовой) общины.
Из конспектов следует, что Маркс часто полемизирует с Ковалевским, уточняет некоторые позиции. Там, где Ковалевский говорит о землевладении, Маркс употребляет понятия собственности на землю, распоряжения землей и землепользования (возделывания земли). Маркс к тому же строго различает общинную, государственную и частную собственность, не отождествляет её с имуществом, земельной собственности с поземельными отношениями. Более логичен в своем конспекте Маркс и в том случае, когда говорит о последовательной смене пользования, владения и распоряжения землей в семейной общине и когда прослеживает тенденции становления индивидуальной, семейной и общинной собственности на движимое имущество, в том числе орудия труда. Очень важно, с его точки зрения, что первичной частной собственностью выступила территория крестьянского двора (усадебная земля)7.
Конспект Маркса позволяет проследить его взгляда на складывание государственной власти на Востоке. В отличие от Ковалевского, акцентировавшего юридическую сторону формирования «центральной администрации», Маркс вполне конкретно [c. 11] говорит о процессе перерождения общинного самоуправления и процессе генезиса государства. Прослеживая динамику власти и собственности на Востоке, Маркс объяснял феномен всеобщего деспотизма условиями производства и поземельных отношений, видел в первичной государственности, переходной по отношению к классовому типу господства, надобщинную власть, основанием которой служил ряд автаркических общин8. В то же время Маркс отмечал, что складывающееся государство неизбежно деформирует внутриобщинные связи. Особенно ярко это можно проследить на примере превращения традиций коллективизма и взаимопомощи в свою противоположность – круговую поруху как форму реализации налоговой политики и подавления тружеников-общинников надобщинным государством.
Что касается соотношения колониального государства и общины, то Маркс был согласен с тем, что колониализм разрушает общинные порядки, будь то в Мексике или Перу, Индии или Алжире. По Марксу, цель колонизаторов везде и всегда одна: уничтожение туземной коллективной (у Ковалевского – общинной) собственности, превращение ее в предмет свободной купли-продажи, с тем, чтобы в конце концов она перешла в руки колонизаторов9.
В очень подробном конспекте книги Л. Моргана Маркс мало полемизирует с автором, высоко оценивая его стихийно-материалистический подход к древней истории человечества. Поддерживая многие положения Моргана, Маркс, а вслед за ним и Энгельс во многом способствовали пробуждению интереса к его книге, вокруг которой буржуазные авторы организовали буквально «заговор молчания». Впоследствии, когда замалчивать идеи Моргана уже было невозможно, нападки на Моргана зачастую оказывались прикрытыми выступлениями против Маркса и Энгельса. С другой стороны, и Маркс, и Энгельс считали Моргана основоположником науки о первобытном обществе. Разумеется, конспекты работы Моргана не носят характера простых выписок: и в последовательности конспектируемых глав, и в примечаниях к цитатам критическое восприятие текста Моргана очевидно. [c. 12] Достаточно сказать, что Маркса вовсе не устраивала терминологическая непоследовательность Моргана, писавшего об «идее собственности» после изложения «идеи управления» в древнем обществе10.
Разумеется, среди сегодняшних читателей Моргана найдется мало таких, кто чрезмерно сближает его позиции с позициями Энгельса в идейном и мировоззренческом отношении, тем более отождествляет их. Стихийный материалист и добросовестный буржуазный исследователь Морган действительно не был даже революционным демократом, и прогнозирующая сила его концепции несравнима о идеями Энгельса, но упреки в том, что он не овладел диалектико-материалистическим мировоззрением, не понял того, что есть производительные силы11 – всё же, думается, бьют мимо цели. Дело в том, что подобные упреки в адрес Моргана снимаются тем, что книга Моргана была создана в результате самостоятельных кропотливых исследований и вплоть до начала 80-х годов открытия Моргана оставались неизвестными Марксу и Энгельсу, а самому Моргану так и не удалось до конца жизни познакомиться с их работами12. Значение книги Моргана особенно велико в той части учения Маркса и Энгельса, которая посвящена их взглядам на первобытнообщинный строй, на исторически первую общественно-экономическую формацию. Не следует игнорировать и то, что Морган в своем оптимистическом видении будущего человеческой цивилизации приближался к утопическому социализму: «Гибель общества (буржуазного. – А.У.) должна стать конечным результатом исторического поприща, единственной целью которого оказывается богатство; ибо такое поприще содержит в себе элементы своего [c. 13] собственного разрушения. Демократизм в управлении, братство в общественных отношениях, равенство в правах, всеобщее образование будут характеризовать следующий высший социальный строй, к которому неуклонно стремятся опыт, разум и знание. Он будет возрождением, но в высшей форме, свободы, равенства и братства древних родов»13.
Следует всячески подчеркнуть также традицию обличения европейских колонизаторов, которую поддержали Ковалевский и Морган, а вслед за ними Маркс и Энгельс.
Разумеется, подходы Маркса к истории древнего общества не могли повторять идеи Моргана, были более глубокими и последовательными. Морган явно преувеличивал роль и значение субъективного фактора в исторической эволюции первобытного человечества, видел главный источник детерминации исторического процесса в духовной к институциональной (развитие идеи управления) сфере. Он склонен был также без достаточных оснований представлять чрезмерно древним такое развитое социальное явление как коллективизм, тогда как для Маркса «коммунистические начала в быту» вовсе не ассоциировались с этапом полуживотного существования наших предков. Вместе с тем Маркс стремился подчеркивать большую социальную зрелость семьи, чем брака, который существовал и тогда, когда семьи еще не было. Маркс (как и Энгельс впоследствии) был более последователен, утверждая, что род исторически предшествовал семье, а матриархат – патриархату.
Касаясь рода и производных от него социальных институтов, Маркс прямо говорит о том, что отдельная человеческая личность, растворенная в родовом организме, начинает подниматься над родом и отрываться от него лишь в эпоху формирования патриархальной семьи14. Связывая древность с современностью, Маркс делает важнейший вывод: «Современная семья содержит в зародыше не только servitus (рабство), но и [c. 14] крепостничество, так как она с самого начала связана с земледельческими повинностями. Она содержит в миниатюре все те антагонизмы, которые позднее широко развиваются в обществе и в его государстве»15. Именно в семье видели Морган и Маркс первичную «организацию для создания собственности»16. Не менее важной представляется мысль Моргана, что в определенных условиях род может как бы окаменеть, превратиться в свою противоположность, в касту. В полном согласии с Морганом Маркс считал, что по мере развития производительных сил, совершенствования форм хозяйственной деятельности первичный род, с одной стороны, трансформировался в племя и семью, а другой стороны – в касту и общину.
Что касается проблемы генезиса частной собственности, то Маркс и Морган, связывая этот процесс с появлением семьи, считали, что на пороге цивилизации частная собственность ухе достаточно укоренилась, а богатство в зависимости от конкретного типа хозяйственной деятельности начало ассоциироваться с обладанием либо скотом, либо землей.
Логически и исторически оправданным было внимание Маркса к очень важному переходному этапу от родового строя к государству, от родового к политическому обществу. Складывание территориальной организации населения было первым признаком рождающегося государства. Вытеснение кровнородственных связей производственно-территориальными в производящем хозяйстве эпохи неолитической революции (термин неизвестный во времена Маркса. – А.У.) лежало в основе этого знаменательного процесса. Эпицентром политической жизни становились города. Однако в отличие от греко-римского (полисного) варианта в кочевых обществах или в тех, где деревня была основой хозяйственной жизни, а община – социальной, этот процесс имел свою специфику и Маркс вполне осознавал это, предостерегая от неправильной универсализации выводов Моргана.
В связи с этим очень актуальной и существенной представляется мысль И.Л. Андреева о явно недостаточном внимании современных исследователей к рукописям-конспектам Маркса [c. 15] как самостоятельному теоретическому произведению, о соотношении конспектов Маркса и созданной на их основе работе Энгельса: «В несравненно более известной книге Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», естественно, все замечания, дополнения, реплики Маркса найти отражения не могут. Да и проблемы истории Востока в книге Энгельса также в значительной мере остались в тени, что, впрочем, неправомерно трактовать в духе его отказа от прежних взглядов и выводов, касавшихся специфики становления классов и государств в древневосточных цивилизациях...»17
В плане прежде всего методическим изучение работы Энгельса сегодня нельзя проводить в отрыве от конспектов Маркса. Тем более, что подобный отрыв вольно или невольно дает аргументы в пользу тех буржуазных авторов, кто сознательно противопоставляет Маркса Энгельсу.
Конспект Маркса, учет его идей из других работ позволяют заключить, что исторически значимы были по крайней мере два пути генезиса государства – социально-деспотический и военно-демократический; что ни один из этих путей не может считаться ни универсальным, ни строго региональным; что противопоставление деспотизма, как якобы типично «восточного» феномена, древней демократии как продукту Запада носит умозрительный, идеологически не безобидный характер, поскольку дает основания «для поиска призрака восточной деспотии в любых (даже современных) формах хозяйственной централизации, государственного планирования и общественной собственности на землю»18.
Кроме того, что идеи марксовых конспектов имеют самостоятельное теоретическое значение, они позволяют в нашем случае адекватно понять его известные наброски письма к В. Засулич. Внимательное знакомство с полемикой, вызванной публикацией «Капитала» в России, позволило Марксу еще в 1877 году решительно отвергнуть попытки Михайловского превратить его «исторический очерк возникновения капитализма в Западной [c. 16] Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются, – для того, чтобы прийти в конечном счете к той экономической формации, которая обеспечивает вместе с величайшим расцветом производительных сил общественного труда и наиболее полное развитие человека»19.
Разрешая сомнения и давая ответы на вопросы Засулич, Маркс подготовил четыре (!) наброска письма, что говорит о его пристальном и ответственном внимании к возникшей проблеме. Исходя из того, что община является универсальным мировым институтом (а не только лишь русским), Маркс по существу предостерег и от преувеличения стихийной «социалистичности» крестьянина, и от недооценки его революционного потенциала. Причем его революционность станет в подлинном смысле актуальной, когда «выбитый» из общины крестьянин станет фабрично-заводским рабочим. Остальные же выходцы из общины неизбежно пополнят люмпен-пауперскую среду, составят своеобразный аполитичный резерв реакционных и контрреволюционных сил. Обуржуазивание одних, пауперизация других, пролетаризация третьих – такова была перспектива добуржуазного крестьянства, очерченная Марксом. Вместе с тем, далекий от идеализации общины, Маркс вовсе не абсолютизировал западноевропейскую схему социального развития. Главным для него были поиски доказательств многолинейности общественного развития20.
Конечный вывод Маркса явился результатом тщательного изучения не только российской действительности: «Анализ, представленный в «Капитале», не дает, следовательно, доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. ...Чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия [c. 17] свободного развития»21. Община обречена на разложение, если Россия пойдет по капиталистическому пути. Революция, открывающая перспективы развития к социализму минуя капитализм, может спасти русскую общину. В январе 1882 г. Маркс и Энгельс в совместном предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» писали: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»22.
Рассуждая об исторических судьбах общины, Маркс никогда не упускал из виду ее внутреннюю противоречивость, заключенную в ней возможность развития в противоположных направлениях. Эта концепция дуализма крестьянской земледельческой общины представляется одним из наиболее важных теоретических моментов в набросках ответа Засулич.
В структурно-функциональном отношении Маркс рассматривал общину как институт, присущий всем докапиталистическим формациям. «История... показывает нам, – говорится во Введении к «Экономическим рукописям 1857–1859 годов», – общую собственность... как более изначальную форму, – форму, которая ещё долго играет значительную роль в виде общинной собственности»23. В то же время генетически земледельческая община (индийского и русского типа) была отнесена им к последнему этапу архаической формации, первобытнообщинного строя. Таким образом, земледельческая община оказалась продуктом и вершиной первобытнообщинного строя и исходной точкой вторичной формации. В том, что дело обстояло именно так, убеждают слова Маркса: «Земледельческая община, будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время переходной фазой ко вторичной формации, т.е. переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная формация [c. 18] охватывает, разумеется, ряд обществ, основывающихся на рабстве и крепостничестве»24. Следует предположить, как это делают многие советские исследователи25, что подобное членение исторического процесса понадобилось Марксу для углубленного рассмотрения структуры докапиталистического этапа развития человечества.
Сегодня уже не вызывает сомнения, что тогда, в 1881 году, Маркс имел вполне определенные представления и о «третичной формации» (коммунизме), что вполне подтверждается следующим фрагментом: «Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) – таковы те формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах. Личная независимость, основанная на вещной зависимости, – такова вторая крупная форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние, – такова третья ступень»26.
В связи с этой «третьей ступенью», в которой отчетливо просматривается «третичная формация» , его интересовали не только определение места и роли общины в прошлом, ее особая историческая устойчивость на всех этапах развития эксплуататорского общества, но и грядущие судьбы соотношения коллективистских и частнособственнических элементов, демократических и деспотических тенденций во внутриобщинном развитии.
Открытие Маркса состояло в том, что в экономическом [c. 19] плане дуализм общины заключался в противостоянии первобытно-коллективной и динамично растущей частной собственности, в социальном отношении – в противоречивом единстве уравнительно-демократических традиций, традиций совместного труда и взаимопомощи и привилегий общинной верхушки в отношении имущества и власти, в историческом плане – в коллективизме, берущем начало в социальной консолидации рода, и противостоящем ему росте частнособственнических тенденций, связанных о имущественной дифференциацией общины27. Если говорить о формационной принадлежности различных типов общины, то, по Марксу, кровнородственная община соответствует первобытнообщинной (первичной) формации, а высшая форма общины (соседская, земледельческая) уже является социальным элементом классовых обществ, хотя возникает в момент перехода от первичной формации ко вторичной. Дуализм общины делает понятными внутренние причины как ее устойчивости, так и ее разложения. Что же касается внешних воздействий на общину, то известно, что капитализм, например, влечет за собой гибель общины, но в колониальных и зависимых странах община может продержаться достаточно долго. Знание дуалистической природы общины и сегодня проливает дополнительный свет на попытки использования традиционных ценностей общины на путях некапиталистического развития. В современных условиях апология общинных порядков зачастую чревата идеализацией коллективистско-демократических пережитков общины, игнорированием ее отрицательных сторон, что, как известно, характерно для утопического сознания.
Таково в самых общих чертах то фактологическое и теоретическое богатство, которое было обнаружено Марксом в трудах Моргана и Ковалевского, подвергалось первичной оценке и обработке в ответах на вопросы Засулич, нашло отражение в подготовительных материалах, поступивших в распоряжение Энгельса.
Открытый Марксом дуализм общины открывал простор и давал методологическую основу для исследования процесса перехода от первичной формации ко вторичной, которое еще [c. 20] предстояло выполнить. К тому же в обнаруженном дуализма общины содержалась потенция расхождения исторических путей развития конкретных обществ. Однако Маркс очень скромно оценивал свою заслугу в анализе этой проблемы: «Историю разложения первобытных общин... ещё предстоит написать. До сих пор мы имеем только скудные наброски»28.
Следующий шаг в этом направлении сделал Энгельс, который рассматривал свою книгу как «в известной мере выполнение завещания» Маркса. [c. 21]
1 Предметом специального анализа названные рукописи К. Маркса стали в работах советских и зарубежных исследователей-марксистов, из которых следует отметить книги: Андреев И.Л. Рукописная страница истории марксизма. М., 1985; Тер-Акопян Е.Б. К истории понятия «первичная формация» (концепция первобытного общества в произведениях К. Маркса) // Марксизм и проблемы социального прогресса. М., 1986. С. 193–208.
2 См.: Зотов В.Д. Исторический материализм: О проблемах единства и многообразия общественного развития Запада и Востока. М., 1985; Философия: Основные идеи и принципы. М. 1985. С. 348–352.
3 Перестройка неотложна, она касается всех и во всем: Сб. материалов о поездке М.С. Горбачева на Дальний Восток, 25–31 июля 1986 г. М., 1986. С. 19.
4 Андреев И.Л. Указ. соч. С. 13–14.
5 Пантин И.К. «Российские сюжеты» в творчестве К. Маркса: история и современность // Вопросы философии. 1983. № 5. С. 93.
7 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 45. С. 172.
8 Там же. Т. 46. Ч. 1. С. 463–464.
11 См.: Гурьев Д.В. Современное значение работы Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (к 100-летию выхода в свет) // Философские науки. 1984. № 3. С. 54–62.
12 См.: Тер-Акопян Н.Б. Подход Маркса и Энгельса к истории первобытного общества и некоторые вопросы теории Моргана // Советская этнография. 1980. № 5. С. 17.
13 Морган Л.Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. Л., 1934. С. 329.
14 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 45. С. 245, 249, 250.
17 Андреев И.Л. Указ. соч. С. 180.
19 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 120.
20 См.: Пантин И.К. «Российские сюжеты» в творчестве Маркса... С. 95.
21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 251.
23 Там же. Т. 46. Ч. I. С. 24.
25 См.: Андреев И.Л. Указ. соч. С. 213-231; Бородай Ю.М., Келле В.Д., Плимак Е.Г. Наследие К. Маркса и проблемы теории общественно-экономической формации. М., 1974.
26 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 100–101.
27 См.: Андреев И.Л. Указ. соч. Т. 218–219.
28 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 402.
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
оглавление |