Библиотека Михаила Грачева

	предыдущая		следующая
		содержание

В лице правительства Эйснера в Баварии независимые социал-демократы воздвигли поистине бессмертный памятник своей контрреволюционной предательской роли по отношению к рабочему классу. Уже в день своего рождения правительство выставило в предварительной программе своим принципом “организаторское, мирное, свободное сотрудничество” и обратилось к победоносным рабочим и солдатам с призывом: “Солдаты – в казармы, рабочие – в предприятия… Каждому гражданину государства надлежит выполнять свой трудовой долг”.

Опубликованная 15 ноября правительственная программа явилась программой ликвидации революции, окрашенной в революционные и пацифистские формулировки. Программа была наполнена тирадами о том, что “революционное правительство баварского государства твердо решило осуществить великую попытку уничтожить старые бедствия, создать абсолютно обеспеченную свободу и нравственное уважение к человеческим чувствам и таким путем создать образец политики, покоящейся на доверии к духу масс, на твердом и ясном понимании необходимостей и средств развития смелой откровенности и правдивости”. В программе говорилось об объединении Германии и Австрии в единое государство, в “соединенные штаты Германии”, однако “без преобладания какого-либо одного государства и без нарушения свободы и самостоятельности Баварии”.

С одной стороны, она возвещала “жизненно-действенную демократию” и учредительное собрание, “которое должно быть созвано как можно скорее”, с другой – оставляла за советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов право “определять руководящие линии новой государственной политики”. С одной стороны, декларировалось: “Мы считаем необходимым открыто признаться в наших неизменных социалистических целях”, а с другой; “Мы столь же открыто признаем, что немедленный переход промышленности в собственность общества нам кажется невозможным ввиду совершенно почти истощенных производительных сил страны”.

Проведение социализации откладывалось на время “после заключения мира, когда образуется единый союз народов [c.62] мировой демократии, когда возрожденный к новому могуществу пролетарский интернационал получит решающее влияние па ход истории, когда все народы земного шара объединятся, а пока что “социалистический дух” должен заняться переходом от военного производства к мирному и восстановлением “налогового и финансового дела” (См. Мюллер, Мировая война и германская революция, русское издание, т. II, стр. 330–337).

В отношении крестьянства программа ограничивалась глухой фразой о создании “свободного”, “работающего на собственной земле крестьянства” и образовании министерства земледелия с представителями от крестьян.

В своей практической части программа содержала регулирование продовольственного вопроса, проведение демобилизации, реформу юстиции, “прекращение судебных процессов”, единую налоговую систему, демократизацию армии, борьбу с жилищной нуждой, помощь безработным, 8-часовой рабочий день и государственное регулирование рынка труда.

Программа Эйснера ярко отразила роль независимых социал-демократов в Баварии, являвшихся во всей своей деятельности мелкобуржуазным покровом, дающим контрреволюции возможность после первых минут растерянности перейти к организации сил для наступления на пролетариат.

Ход революции в Баварии повторял в основных чертах линию развития германской революции в целом. Напуганная и бессильная перед лицом революционных масс буржуазия спряталась за ширмой социал-демократического независимого правительства, собирая с его помощью силы контрреволюции и готовясь перейти к наступлению. Правительство, орудуя в массах псевдореволюционной и националистической фразеологией, сводило на нет роль органов революции – советов – и подготовляло передачу власти органам буржуазной демократии.

Влияние, оказываемое на независимых со стороны мелкобуржуазного населении, пропитанного духом сепаратизма, резко усилившегося в результате войны, и антивоенных настроений, наложило резкий отпечаток на внешнюю политику правительства Эйснера. Мелкобуржуазный пацифизм независимых нашел в баварском сепаратизме звучное эхо. Это [c.63] сказалось в направлении внешней политики зйснеровского правительства, враждебной северогерманскому империализму, и полной иллюзии относительно действительной цены заявлений Вильсона и истинных намерений Антанты.

Эйснер, надеясь на смягчение Антантой условий мира и немедленное прекращение блокады по отношению к Баварии при условии отмежевания Баварии от остальной Германии, опубликовал в выдержках ряд секретных документов, пытаясь представить Германию главной и единственной виновницей мировой войны. Возлагая в своих выступлениях ответственность за войну и все связанные с нею жертвы на германский империализм и прусский милитаризм, Эйснер восхвалял “демократическую Антанту”, ведущую будто бы исключительно оборонительную войну и несшую побежденной Германии “справедливый и демократический мир”. Антанта не преминула воспользоваться документами Эйснера в своих интересах, не намереваясь конечно облегчить ни на йоту положение Баварии.

Внешняя политика Эйснера имела своим последствием усиление враждебности к правительству Эйснера со стороны общегерманского правительства и немецкой буржуазии в целом и создала Эйснеру репутацию “государственного изменника” в среде крупной баварской и германской буржуазии. Одновременно общегерманское правительство и буржуазия поддерживали престиж Эйспера в широких массах мелкой буржуазии и в зараженном мелкобуржуазными иллюзиями пролетариате. Силы контрреволюции в самой Баварии (это была весьма важная особенность баварской революции) были гораздо слабее, чем в остальных местах Германии. Разложение баварской армии и демобилизационное настроение в массе солдат были настолько сильны, что правительство не сумело создать сколько-нибудь крупной вооруженной силы, способной противостоять революционным элементам в солдатской рабочей массе.

Сознавая слабость своей вооруженной силы, правительство независимых и правых социал-демократов предпринимает решительные шаги к созданию вооруженной силы из внутренних баварских “ресурсов”. Военный министр Росхауптер от имени министерства опубликовал 13 февраля обращение, призывающее к вступлению в “республиканскую стражу”, [c.64] весь текст которого не оставлял сомнения в цели подобной организации.

“Силы, желающие разрушить порядок, усиленно работают. Поэтому правительство призывает вас, которые в ожесточенных боях и лишениях в течение ряда лет удерживали войну вдалеке от нашей родины, предотвратить опасность войны в стране, могущую развязать большевизм” (Текст обращения см. у Tamer, Von Eisner bis Hoffman, “Kommunismus”, Wien, 1921, S. 788). Попытка, однако окончилась неудачей в виду бурного протеста рабочих Мюнхена, к которому вынужден был присоединиться и совет.

По мере отдаления от событий 7 ноября, когда не только независимые, но и некоторые правые социал-демократы вынуждены были признавать решающую роль советов, правительство все более ясно и недвусмысленно отводило им роль передаточных инстанций для пожеланий и жалоб трудящихся.

“Рабочие и солдатские советы, – говорилось в одном из правительственных воззваний, – являются самодеятельными организациями народа, главная цель которых поддерживать требования и жалобы масс”.

В советы включались представители либеральных профессий, мелких торговцев и т.д.

К рассматриваемому времени совет, созданный в первый день революции независимыми, сменился рабочим советом, составленным из выборных по предприятиям и учреждениям, представителей фабзавкомов и имевшим большинство из социал-демократов большинства и независимых. Остатки совета первых дней революции образовали так называемый “революционный рабочий совет” приблизительно из 50 человек, в большинстве анархистов, левых независимых и отдельных спартаковцев. Не представляя никакой выборной организации, он входил тем не менее на правах фракции в рабочий совет. Состав этого “революционного” совета менялся благодаря кооптации и отводу некоторых членов и был значительно более радикальным, чем рабочий совет в целом.

Солдатские советы постепенно заполнялись реакционно и аполитично настроенными элементами из возвращающихся с фронта солдат старых возрастов и испытывали все растущее ограничение прав со стороны правительства Эйснера. [c.65]

Уже 15 ноября правительство свело все права солдатских советов “к представительству и защите личных интересов солдат”, отстранив их от всякого вмешательства в служебные распоряжения командного состава и в “чисто военные дела”.

Гюнцбургский солдатский совет, например, в своем заявлении от 6 декабря 1918 г. счел необходимым отметить, что он “является исключительно контрольным органом по военным делам” и служит лишь для поддержания порядка. Он вовсе не является политическим учреждением и не оказывает политической агитации “никакого содействия”.

В заключение совет потребовал немедленного созыва баварского национального собрания и “баварских людей во главе Баварии” (Műller, Aus Bayerns schwersten Tagen, S. 100–101).

Наряду с рабочими и солдатскими советами после революции в Баварии создались также крестьянские советы. Их создание, поощряемое Эйснером в целях “включения крестьянства в новую демократию”, было делом главным образом левого крыла крестьянского союза.

Крестьянские советы, как и рабочие, не были органами, заменившими старые провинциальные государственные и муниципальные власти – окружные, районные и общинные органы, бургомистров и т.д. Старая правительственная система в деревне продолжала существовать, пользуясь всей полнотой власти, и часто сама по поручению мюнхенских властей организовывала советы в деревне и в окружных центрах. Крестьянские советы создавались на основе всеобщего избирательного нрава, параллельно рабочим и солдатским советам, как органы: общекрестьянского представительства для “охраны созданного революцией порядка”, “углубления революционного духа”, для содействия властям; в деле снабжения городов продовольствием, борьбы до спекуляцией и для представления властям жалоб и пожеланий крестьянского населения.

Создание крестьянских советов было вначале предоставлено свободной инициативе и происходило при непосредственном участии крестьянского союза, социал-демократии и членов рабочих советов. В ряде округов Нижней и верхней Баварии крестьянские советы создавались крестьянским ферейном и [c.66] другими буржуазно-реакционными крестьянскими организациями и находились под их руководством. Хотя по положению признавались только те крестьянские советы, которые “становятся на почву нового республиканского строя”, – это ограничение привело лишь к формальному отстранению враждебных революции организаций от участия в центральном и окружных советах. Ряд общинных советов, а в Северной Баварии и вся система крестьянских советов, продолжали оставаться на положении “диких”, в руках крестьянского ферейна, Союза сельских хозяев, Немецкого крестьянского союза в Баварии и т. д., открыто враждебно настроенных к Центральному крестьянскому совету и Мюнхену вообще. Центральный крестьянский совет был не выборным органом низовых советов, а созданным по инициативе Эйснера “революционным представительством крестьянского населения”. Его состав (50 человек) был подобран по собственному выбору руководителем крестьянского союза Гандорфером и состоял в огромном большинстве из активных деятелей левого крыла этого союза. Центральный крестьянский совет вместе с Центральным рабочим советом и Центральным солдатским советом входил на равных началах во временный национальный совет, созданный Эйснером.

Крестьянские советы находились вообще в руках зажиточно-кулацкой части крестьянства. Влияние бедноты, сельскохозяйственного пролетариата в них было ничтожно, и представители последних занимали даже в общинных советах не более одной десятой всех мест. В общинных советах господствовали середняцко-зажиточный слой деревни, бургомистры, зажиточные середняки, кустари и кулачество. В окружных и краевых крестьянских советах господство зажиточно-кулацкого слоя выступает еще более рельефно. Так, по данным анкеты, проведенной среди 243 членов окружных крестьянских советов (Mattes, Bayerische Bauernrate, S. 114), из каждых 100 членов свыше 30 обладали собственностью от 1 до 10 га, 29 – от 10 до 20 га и 41 – свыше 20 га, в то время как из 100 крестьянских хозяйств вообще к первой группе относятся 73 хозяйства, ко второй – 18, к третьей – 9 хозяйств (к тому же эти данные отбрасывают категорию хозяйств и членов советов, обладающих собственностью [c.67] до 1 га). Из 50 членов Центрального крестьянского совета 31 являлись сельскими хозяевами (из них 7 бургомистров), 3 – владельцами мелких предприятий и 16 – не сельскими хозяевами (учителя, торговцы и ремесленники). Руководитель крестьянского совета Карл Гандорфер был сам владельцем крупного имения в несколько сот гектаров и собственником кирпичного завода. Баварские крестьянские советы были, таким образом, органами буржуазных, кулацких элементов крестьянства. Сельскохозяйственный пролетариат и деревенская беднота не были организованы в самостоятельные классовые организации и вместе с мелким крестьянством растворились среди середняцких и зажиточных элементов. И это, как впрочем и весь ход баварской революции, свидетельствовало о чрезвычайной слабости коммунистической организации Баварии. [c.68]

	предыдущая		следующая
		содержание