предыдущая
следующая
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
содержание |
М.: Партийное издательство, 1934. – 160 с.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
УБИЙСТВО ЭЙСНЕРА. КРИЗИС 21 ФЕВРАЛЯ
Коммунистическая партия и “революционный рабочий совет” назначили на 16 февраля демонстрацию под лозунгами очистки правительства от правых социал-демократов и перехода всей власти к советам. Демонстрация собрала до 50 тыс. участников и выявила растущее революционизирование рабочих масс. Напряжение достигло своей высшей точки, когда [c.74] утром 21 февраля белогвардеец граф Арко Валлей убил на улице Эйснера, шедшего на открытие ландтага. Убийство Эйснера послужило сигналом для возмущенных рабочих и солдат. Открывший свои заседания ландтаг был обстрелян ружейным огнем собравшихся на трибунах солдат и разбежался. Ненависть к социал-демократам большинства вылилась в террористический акт по отношению к Ауэру: последний был тяжело ранен. Разбежавшийся ландтаг не сумел мобилизовать на свою защиту ни солдат, ни сколько-нибудь серьезных белогвардейских сил.
В ряде городов Баварии была объявлена всеобщая стачка, были захвачены помещения буржуазных газет. Власть фактически сосредоточилась в руках советов и вооруженных солдат.
Революционный кризис, развязанный событиями 21 февраля, заставил в первый момент левых независимых склониться на словах на сторону революционного пролетариата. Сила стихийного выступления рабочих и солдат против буржуазного парламентаризма была настолько велика и неожиданна, что независимые и отдельные “левые” социал-демократы, вчера еще готовившие полную капитуляцию советов перед ландтагом, вынуждены были под напором мюнхенских рабочих заговорить о диктатуре пролетариата и власти советов, чтобы таким образом выиграть время и найти форму компромисса с буржуазией.
22 февраля мюнхенский рабочий совет принял предложение социал-демократа Вадлера о немедленном провозглашении советской республики, создании новой конституции, революционного трибунала для “защиты революции и революционеров”. Собравшиеся исполкомы рабочего, солдатского и крестьянского советов (образовали объединенный комитет действия, куда вошли представители от правой социал-демократии, независимых и коммунистов. Комитет выделил из себя Центральный совет в составе 11 членов, который сосредоточил в своих руках всю полноту власти. От коммунистов в Центральный совет входил руководитель партийной организации Левин. Прикрываясь сотрудничеством коммунистов и якобы “установившимся единством пролетариата”, Центральный совет поспешил успокоить восставших рабочих заверениями об установившейся диктатуре пролетариата.
Вышедшие 22 февраля вместо приостановленных стачкой [c.75] буржуазных газет “Известия Центрального совета” ярко отразили в своей передовой всю растерянность “левых” социал-демократов и независимых, лежавшую в основе этого маневра.
“Массы охвачены мощным движением, последствия которого необозримы и нам неизвестны. Процесс самовоспитания, начатый в массах работой рабочих, солдатских и крестьянских советов, еще не дал каких-либо ощутимых результатов. Возможно ли будет ускорить этот процесс развития?
“Будь что будет… Мы должны работать в духе человека, освещавшего нам факелом путь и павшего жертвой на службе массам. Всю власть трудящимся массам, объединенным и сплоченным в революционной организации советов…”1
Через день в своей прокламации Центральный совет заявил: “Для проведения величайших целей человечества мы провозгласили диктатуру пролетариата и революционных крестьян”2.
Ошибочная позиция коммунистов, поддавшихся на первых порах иллюзиям об установившейся диктатуре пролетариата и пошедших на сотрудничество с социал-демократами и независимыми, облегчила социал-демократам и независимым предательский маневр, имевший целью успокоить поднявшийся рабочий класс и дать буржуазии время оправиться от неожиданного удара, чтобы подготовить разгром движения.
Коммунисты Баварии не поняли главного, что решающим условием победы пролетариата является безраздельное руководство коммунистической партией борьбой рабочего класса, что необходима решительная борьба за разоблачение перед широкими массами как социал-демократов большинства, так и их агентуры – независимых, которые своими “левыми” маневрами и фразеологией были еще более опасны для революционной борьбы.
Уже 22–24 февраля социал-демократы и независимые договорились о “понимании” провозглашенной ими “диктатуры пролетариата”. Советам отводилось в конституции место наряду с ландтагом и совещательный голос в правительстве. [c.76] Созываемый 25 февраля “съезд советов”3, в котором обеспечивалось социал-демократическое большинство, должен был закрепить эту сделку и послужить началом контрнаступления буржуазии и ее “социалистической” агентуры.
Оппозиция Эйснера к правительству Эберта – Носке делала его имя популярным в южной и средней Германии. Убийство Эйснера и события в Баварии вызвали в этих местах заметный отклик и движение, в частности они были одной из причин, ускоривших взрыв среднегерманской стачки горнорабочих. Наиболее крупным из этих откликов были события в Бадене. В Мангейме коммунисты и независимые устроили демонстрацию. Из Баварии в Мангейм приехал анархист Мюзам, выступивший на массовых собраниях мангеймских рабочих. Демонстрации 22 февраля привели к штурму зданий суда и тюрем, из которых демонстранты выпустили политзаключенных. Солдаты частью перешли на сторону демонстрирующих масс, частью снабдили рабочих оружием. Вечером 22 февраля в Мангейме образовался “революционный совет” из независимых и коммунистов, провозгласивший “советскую республику южной Германии”. Было захвачено помещение социал-демократической газеты, и завязались вооруженные столкновения между социал-демократами, независимыми и коммунистами.
События в Мангейме закончились “соглашением” независимых и правых социал-демократов. Объявленная советская республика признавалась “несуществующей”, революционный совет распускался, занятые здания освобождались и возвращалось обратно оружие, попавшее к рабочим. Взамен этого независимые и коммунисты получали расширенное число мест в рабочем совете и его исполкоме.
В Штутгарте (Вюртемберг) социал-демократическое правительство поспешило запретить демонстрации в виду большого возбуждения в массах. [c.77]
Открывшийся 25 февраля в Мюнхене так называемый съезд советов работал в обстановке бурных требований со стороны революционных рабочих перехода всей власти к советам и провозглашения советской республики. В уличных демонстрациях и собраниях, где все больше начала выявляться руководящая роль коммунистов, принимались требования и предложения съезду советов о взятии власти. Вместе с тем буржуазная и социал-демократическая белогвардейщина свирепо избивала рабочих и революционных солдат, попадавшихся в руки реакционных воинских частей.
Коммунистическая партийная организация и в первый период после роспуска ландтага не была свободна от ряда своих прежних неправильных установок. Недооценка предательского поведения “левых” социал-демократов привела партийную организацию к совершенно ложной оценке сущности наступающего кризиса и сосредоточения власти в руках Центрального совета. Орган коммунистической партии “Мюнхенское красное знамя” писал после убийства Эйснера: “Пролетариат Мюнхена и других баварских городов взял политическую власть, диктатуру пролетариата против внутренних и внешних врагов...”4
“В период съезда советов орган компартии заявил, что Бавария находится накануне и даже в процессе социальной революции, когда пролетариат завоевал уже политическую власть и стоит перед задачей сделать ее рычагом и экономического освобождения”5.
Представитель компартии, ее руководитель Макс Левин вошел после убийства Эйснера в комитет действия, образованный из правых социал-демократов, независимых и коммунистов и представителей исполкомов советов. И в этом случае компартия Баварии не поняла предательского маневрирования социал-демократов большинства и независимых, не поняла, что вопрос об установлении диктатуры пролетариата требует раньше всего окончательного отмежевания от социал-демократии, которая всеми силами стремится свернуть пролетариат с пути борьбы за советскую республику.
Непонимание коммунистической партией решающего [c.78] значения единого и безраздельного руководства развертывающейся революцией явилось роковой ошибкой, оказавшей влияние на весь ход революции. Вместе с анархистами и отдельными “левыми” социал-демократами коммунисты требовали от съезда советов взятия власти и провозглашения советской республики.
Правда, иллюзии и заблуждения были быстро рассеяны поведением социал-демократического большинства съезда советов, и представители компартии вскоре же вынуждены были уйти из комитета действия. Но эти неверные установки не могли не отразиться на работе партии в массах и на быстроте разоблачения независимых социал-демократов, как и социал-демократии вообще.
Характерным в этом отношении примером является тот факт, что когда 25 февраля перед съездом советов появилась демонстрация рабочих, требующая вооружения пролетариата, руководитель компартии Левин призвал демонстрантов разойтись и, как писало коммунистическое “Мюнхенское красное знамя”, “поручился лично за немедленное проведение вооружения, хотя он являлся только членом Центрального совета и должен был подчиниться его большинству”6.
Съезд советов, состоявший в своем значительном большинстве из правых социал-демократов, независимых и буржуазно-кулацких элементов, вместо провозглашения советской власти занялся “разработкой основ новой конституции” и поисками способов совмещения советов с буржуазным парламентом, чтобы, успокоив таким путем рабочий класс, оставить неприкосновенной буржуазную государственную машину. Докладчик, социал-демократ Левенфельд объявлял себя “представителем советской идеи” и в то же время “врагом советской диктатуры”.
Выступавший с докладом Левин разоблачил этого “носителя” советской идеи.
Выступления коммунистов, грозившие разоблачить всю фальшь и лицемерие большинства конгресса, только ускорили стряпанье социал-демократического варева из буржуазного ландтага и советов. При намечении нового комитета действия коммунистов не включили, так же как и в Центральный совет. [c.79] Вслед за тем съезд большинством 234 голосов против 70 отклонил предложение коммунистов, поддержанное представителями революционного рабочего совета и анархистами, о передаче всей власти советам и утвердил 280 голосами против 13 предложение социал-демократов об исключении коммунистов из Центрального совета. Представителям компартии осталось заявить, хотя и с опозданием, о подлинном контрреволюционном лице Центрального совета и о выходе компартии из последнего и из комитета действия. Растерявшаяся было реакция снова почувствовала себя крепче и через реакционно-настроенные элементы сделала даже попытку удалить со съезда советов коммунистов. Они были арестованы ворвавшимися на съезд белогвардейцами и освобождены революционными солдатами.
Работа съезда советов вызвала мощную волну протеста среди передовых революционных элементов мюнхенского пролетариата.
Среди рабочих социал-демократов и особенно независимых с каждым днем росло возмущение политикой партийных руководителей.
Социал-демократы, успокаивая основную массу своих сторонников, одновременно обрушились с помощью реакционных воинских частей на авангард пролетариата – коммунистов и шедших за ними рабочих. Массовая демонстрация, собравшаяся 1 марта на лугу Терезии для протеста против направления работ съезда советов, была обстреляна белогвардейцами, руководимыми комендантом города, социал-демократом Дюрром.
В результате обстрела и попытки разгона демонстрации 3 рабочих было убито и 9 ранено.
На все протесты против деятельности социал-демократической опричнины съезд советов отвечал созданием комиссий “по расследованию”, бесплодно тративших время и не дававших никаких результатов.
Отсутствие крепкой коммунистической организации, способной закрепить и правильно организовать стихийный подъем масс за передачу власти советам и ликвидацию органов буржуазной демократии, позволило социал-демократам и независимым сделать еде одну попытку ввести революцию в рамки буржуазной “демократии”. [c.80]
Сосредоточивая огонь устной и печатной, агитации против коммунистов и “уличной черни”, требующей советской республики и угрожающей “истинной демократии”, “власти народа” и “интересам социализма”, – социал-демократы большинства вместе с независимыми быстро состряпали компромиссный проект, по которому власть передавалась “чисто социалистическому” министерству, куда с совещательным голосом допускались представители рабочего, крестьянского и солдатского советов. Такой же “совещательный голос” советы получали и в коммунальных органах в провинции.
Вместе с тем ландтаг должен был быть созван на краткое заседание для выражения доверия социалистическому министерству. Должна была быть также создана новая вооруженная сила в виде “добровольческой народной охраны из организованных рабочих”. Это соглашение, заключенное социал-демократами и независимыми в городе Нюрнберге, и было принято съездом советов, который наметил также состав министерства во главе с правым социал-демократом Гофманом.
Буржуазия и политические лидеры поспешили присоединиться к нюрнбергскому соглашению. Буржуазия в лице лидеров буржуазных партий ландтага совершенно ясно и отчетливо понимала свое полное бессилие перед лицом революционного подъема в стране. Оправдываясь впоследствии перед фашистскими кругами, обвинявшими в “добровольной капитуляции ландтага перед социалистами и советами”, лидер баварских демократов д-р Мюллер (Мейнингер) чрезвычайно отчетливо подчеркнул роль правительства Гофмана и социал-демократии как главной социальной опоры буржуазных классов Баварии. При отсутствии развитого фашистского движения и организованных кадров фашизма в тот период в Баварии баварские шейдемановцы являлись для буржуазии последним якорем спасения. Гофман обещал лидерам ландтага бороться “за демократию” и не уступать советской идее, а “это было для нас, для всех буржуазных партий решающим при выборе Гофмана”, – признавал открыто Мюллер7. “Мы все полностью сознавали, что дело идет о последней серьезной попытке спасения из хаоса. Выиграть время, представлялось [c.81] нам, – выиграть многое, возможно все. Дальнейший ход кризиса показал убедительно, что мы были в своей тактике полностью правы”8.
Поддерживая нюрнбергское соглашение и комбинацию “чисто социалистического правительства”, буржуазия исходила из необходимости обеспечить перед надвигающимися событиями пусть слабое, но послушное правительство, объединение вокруг него ландтага и буржуазных партий, чтобы таким образом выиграть время для оформления вооруженных сил контрреволюции. Созванный на один день ландтаг выразил 17 марта свое доверие правительству Гофмана и облек его чрезвычайными полномочиями. Утвердив далее основной закон государственного устройства, целиком повторявший закон, выпущенный еще Эйснером в январе, и объявив “в принципе” уничтоженными фидейкомиссы, ландтаг в тот же день разошелся.
Правительство Гофмана оказалось еще более бессильным, чем правительство Эйснера, разрешить стоявшие перед ним задачи и задержать быстрое революционизирование масс. Не помогли этому делу и включенные в правительство независимые, приглашение которых лидеры социал-демократов откровенно объясняли представителям буржуазии тем, что “без независимых мы слишком слабы, чтобы оказать влияние на массы”.
Пуская в массы широковещательные обещания “социализации”, “обобществления энергетических ресурсов и горной промышленности”, “широкого социального законодательства” и т.д., правительство Гофмана и не подумало, конечно, приступить к проведению всех этих мероприятий. Зато оно поспешило удовлетворить выдвигавшееся еще до революции требование буржуазии о создании самостоятельного министерства торговли и промышленности, которое и было создано накануне советского переворота.
Свою основную энергию правительство Гофмана направляло на создание вооруженной силы, способной обеспечить решительное наступление контрреволюции на рабочий класс. “Когда я 17 марта вступал в правительство, – заявлял впоследствии Гофман, – в Мюнхене существовала хорошо [c.82] организованная противоправительственная армия: 30 тыс. безработных и совершенно запущенный гарнизон. Переговоры о реорганизации военных сил начались немедленно же после образования правительства и были закончены к 1–2 апреля. Предполагался немедленный роспуск мюнхенского гарнизона. Но именно это намерение правительства ускорило мюнхенскую катастрофу. Даже социалистическое правительство не в состоянии совершать чудес. И было бы действительно чудом, если бы при всем развале в Мюнхене оказалось возможным в течение 14 дней создать из наличного гарнизона преданные правительству оборонительные части”9. В действительности это объяснялось тем, что в течение 14 дней всякая попытка правительства сорганизовать вооруженные силы контрреволюции наталкивалась на решительное сопротивление масс рабочих и основной части солдат.
Правильно оценивая попытки правительства усилить и укрепить контрреволюционно настроенные части, создать вооруженную охрану и т.д. как прямую подготовку наступления контрреволюции, мюнхенские рабочие и революционные солдаты вынуждали Центральный совет и рабочие советы протестовать против создания белогвардейских организаций. В этом бессилии правительства Гофмана создать прочную вооруженную белогвардейскую опору нашел свое яркое выражение растущий новый революционный кризис в стране. Фактически в течение всего периода существования правительства Гофмана советы и фабзавкомы продолжали играть решающую роль, вмешиваясь под напором масс рабочих и солдат в правительственные дела. [c.83]
1 “Nachrichtenblatt des Zentral – Rats”, herausgegeben vom Arbeiter, Soldaten und Bauern-Rat. Sontag 22. Februar, 1919.
2 Цитировано из Mattes, Bayerische Bauernrate, S. 170.
3 Под этим названием скрывался не действительный съезд советов, а так называемый Временный национальный съезд, созданный еще Эйснером в первые дни после революции из представителей рабочих, солдатских и крестьянских советов, по 50 человек от каждого, социал-демократической фракции ландтага и фракции крестьянского союза в ландтаге, представителей профессиональных союзов и представителей буржуазно-радикальных политических организаций, всего 256 человек.
4 Цит. по Р. Левине, Советская республика в Мюнхене, стр. 9–10.
5 Там же.
6 “Műnchener Rote Fahne” от 26 февраля 1919 г.
7 Műller, Aus Bayerns schwersten Tagen, S. 147.
8 Там же, стр. 157.
9 П. Вернер, Баварская советская республика (русское издание), стр. 21.
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
содержание |