[c. 36]

В целом ряде случаев проектируемые коммуникационные процессы в политической сфере подпадают под определение стратегических кампаний, когда предполагается, что коммуникаторы будут их сознательно использовать для достижения некоторых конкретных результатов. Политическая коммуникация подобного вида может реализовываться на различных уровнях и варьироваться от целенаправленного информационного воздействия на одного или нескольких индивидов до крупномасштабной кампании, включающей значительное количество каналов, по которым распространяется множество сообщений на многомиллионную аудиторию. В условиях становящегося информационного общества особый интерес вызывает анализ четырех основных моделей стратегических политико-коммуникационных кампаний: агитационно-пропагандистской деятельности с использованием СМИ, политической рекламы, развития общественных связей и политического маркетинга, важнейшим компонентом которых выступает массовая коммуникация.

Несмотря на разнообразие форм и различие в преследуемых целях, данные политико-коммуникационные кампании имеют следующие общие характеристики. Прежде всего, они, как правило, инициируются институциализированными политическими акторами, то есть в качестве коммуникаторов в них обычно выступают органы государственной власти или местного самоуправления, либо общественно-политические объединения, претендующие на выражение интересов каких-либо общностей или социальных групп. Далее, такие кампании имеют преднамеренный характер, будучи направленными на достижение тех или иных политических целей, которые могут быть достаточно четко определены. При этом предполагается, что в рамках одной и той же кампании целедостижение может быть реализовано путем совместного решения целого ряда взаимосвязанных задач, как, например, изменения точек зрения, позиций адресатов информационного воздействия, а также [c. 37] их поведения. Проведение подобных кампаний в значительной мере носит массовый характер, предполагающий задействование нескольких коммуникационных каналов для передачи серии сообщений. Это подразумевает широкое использование СМИ, но, как правило, в сочетании с групповой и межличностной коммуникацией. Кроме того, эти кампании должны обладать высокой степенью общественной легитимности, то есть восприниматься большинством адресатов информационного воздействия в качестве необходимых и обоснованных либо с позиций устоявшихся в обществе норм и традиций, либо с точки зрения очевидной неизбежности осуществления назревших социально-политических преобразований.

Типичными примерами стратегических политико-коммуникационных процессов выступают избирательные кампании, проводимые как на общенациональном, так и на региональном и местном уровне, а также деятельность политических партий и других общественно-политических объединений, направленная на привлечение в свои ряды новых сторонников.

При проектировании стратегических политико-коммуникационных кампаний нередко предполагается, что вначале они оказывают влияние на степень информированности аудитории, затем – на ее оценки и лишь в последнюю очередь – на ее поведение. Однако, как показал М. Рэй, соотношение между этими тремя составляющими может изменяться. Он предложил выделить три основных модели иерархии эффектов коммуникационного воздействия: обучающую (the learning hierarchy), устанавливающую несоответствие (the dissonance-attribution hierarchy), и модель недостаточной вовлеченности (the low-involvement hierarchy) [Ray 1973: 147–176].

Обучающая модель полагает, что на первый план выдвигается когнитивный эффект, за ним следует аффективный, и лишь затем – бихевиоральный. Она представляет собой классический случай применения механизмов убеждения, когда целевые и адресные группы [c. 38] подвергаются информационному воздействию, направленному на побудительное обеспечение их должного поведения или деятельности посредством четкого представления о возможностях выбора между различными альтернативами. Подобное воздействие может осуществляться в формах психического принуждения и влияния.

О психическом принуждении обычно говорят, когда коммуникатор стремится достичь своей цели вопреки реально существующему или потенциально мыслимому неподчинению информируемых индивидов, лишая их возможности сделать иной выбор через формулировку угрозы неизбежного наступления тех или иных негативных последствий, как это, например, имело место во время известной кампании по выборам Президента Российской Федерации весной-летом 1996 г., проходившей под лозунгом «Голосуй или проиграешь!».

В отличие от психического принуждения смысл использования убеждающих механизмов влияния состоит в том, что адресатам информационного воздействия не только раскрываются возможные варианты действий в данной конкретной ситуации и их последствия, но также оставляется и право выбора, собственного волеизъявления. При этом, конечно же, стимулируется выбор, в котором заинтересован коммуникатор, что достигается не путем угроз, а постановкой таких условий или требований, которые представляются адресатам информационного воздействия вполне обоснованными с точки зрения их собственных ценностей. Механизмы влияния обычно предполагают использование таких средств, как сдерживание, побуждение и активизация ответственности [Грачев, Ирхин 1996: 23–24]. В случае сдерживания адресатам разъясняются негативные последствия возможных действий и утверждается необходимость воздержаться от их совершения. Побуждение, напротив, подразумевает моральную ориентацию на совершение действий, имеющих положительное значение как для сообщества, так и для входящих в него информируемых индивидов, [c. 39] и, соответственно, разъяснение ожидаемых позитивных результатов. Активизация ответственности предполагает напоминание коммуникатора о нормативных ценностях сообщества, помогающее переориентировать поведение адресатов в соответствии с их представлениями о долге, устоявшихся традициях и т.д.

Модель, устанавливающая несоответствие, которая предполагает иерархическую последовательность бихевиорального, аффективного и когнитивного эффектов информационного воздействия, является полной противоположностью обучающей модели: вынужденная смена образа действия, трансформация поведения в связи с приобретением нового практического опыта (например, в ходе избирательной кампании) вначале способствует формированию эмоциональной реакции в виде изменения отношения к происходящему, что приводит к необходимости изучения возможных альтернатив и поиска дополнительной информации. Данная модель вполне адекватно отражает и действие так называемой шоковой рекламы, получившей в последнее время широкое распространение как в коммерческой, так и в социальной сфере: «…Она провоцирует, раздражает, стимулирует, угрожает, пугает, то есть воздействует непосредственно на психоэмоциональное состояние потребителя, побуждая его к действиям по совершению покупки или принятию каких-либо мер. Тактика шока используется, чтобы заставить людей остановиться и заметить рекламу, и это, по мнению как рекламистов, так и исследователей, вполне удается, поскольку шок, очевидно, является эффективным средством для захвата внимания. Можно рассматривать шоковую рекламу как сознательную попытку вызвать острую эмоциональную (как открытую, так и подавляемую) реакцию потребителя на нарушение социальных, культурных, моральных и религиозных ценностей общества» [Зиновьева 2016: 111].

Модель недостаточной вовлеченности отражает ситуации, когда первоначальный когнитивный эффект информационного воздействия [c. 40] порождает трансформации бихевиорального плана, становящиеся, в свою очередь, причиной аффективных изменений. Эта модель описывает те нередкие случаи, когда сообщение не содержит достаточной информации, позволяющей адресату отчетливо представить возможные последствия выбора между предлагаемыми альтернативами поведения или действия. Подобная иерархия коммуникационных эффектов отчасти прослеживалась в период формирования современной российской многопартийности на рубеже 80–90-х гг., когда представители политически активной части населения на основании поступивших к ним неполных первичных сведений об образовании какой-либо новой политической партии (когнитивный эффект) вступали в контакт с руководством или активистами этой партии (бихевиоральный эффект) и затем на основании приобретенного опыта формировали к данной организации собственное – положительное или отрицательное – отношение (аффективный результат). М. Рэй полагал, что модель недостаточной вовлеченности является типичной иллюстрацией воздействия рекламных сообщений и прежде всего телевизионной рекламы на адресатов, в той или иной степени проявляющих интерес к соответствующей проблематике, однако нетрудно заметить, что она вполне соотносится и с другими ситуациями, когда адресаты не проявляют заинтересованности в участии, поскольку предполагаемые действия не отвечают их личным интересам, существующим в момент получения сообщения.

Впоследствии С. Чаффи и Ч. Роузер, развивая идеи М. Рэя, предложили обобщенную концепцию достижения кумулятивного коммуникационного эффекта посредством распространения повторяющихся и дополняющих друг друга сообщений [Chaffee, Roser 1986: 373–399]. Суть данной концепции, представляющей несомненный интерес с точки зрения проектирования стратегических политико-коммуникационных кампаний, состоит в том, что на начальной стадии развертывания процессов информационного воздействия всегда проявляется иерархия [c. 41] эффектов недостаточной вовлеченности, поскольку адресаты практически не имеют необходимых сведений, позволяющих судить о возможных альтернативах и осознанно присоединиться к точке зрения коммуникатора. Однако по мере получения дополнительных сведений в поведении некоторых (но отнюдь не всех) адресатов информационного воздействия начинают происходить определенные перемены, которые могут проявляться, например, в попытках практического применения полученных знаний, что сопровождается возрастанием степени их вовлеченности в разворачивающуюся кампанию. Начинается стадия установления несоответствий, когда изменения в поведении заинтересованных адресатов и приобретаемый ими в этой связи личный опыт сказываются на оценках окружающей действительности, что, в свою очередь, способствует более взвешенному отношению данных индивидов к поступающим сообщениям и целенаправленному поиску новой информации. Переход к обучающей стадии происходит тогда, когда рациональная оценка полученных знаний становится мотивационной основой соответствующей деятельности адресатов информационного воздействия и их отношения к коммуникатору, который, по сути, таким образом выстраивает и развивает свою систему общественных связей, что обычно обозначается устоявшимся словосочетанием «паблик рилейшнз» или аббревиатурой «PR».

Поскольку развитие общественных связей по своей сути представляет собой не что иное, как практическое достижение коммуникатором поставленной цели посредством стратегического использования коммуникационных кампаний, следует согласиться с мнением Дж. Грюнига и Т. Ханта, что «связи с общественностью… являются управлением информационными потоками между организацией и ее клиентами» [Grunig, Hunt 1984: 8]. В широком контексте роль организации-коммуникатора может принадлежать, например, крупной корпорации, профсоюзу, спортивному клубу и т. д., а применительно [c. 42] к сфере политики – любому институциализированному политическому актору: органу государственной власти или местного самоуправления, политической партии, движению, избирательному блоку, предвыборному штабу кандидата на выборную должность, группе интересов. Понятие «общественности» обычно трактуется так же достаточно широко и охватывает своим объемом большие и малые социальные группы, учреждения, а также отдельных лиц, с которыми организация стремится установить определенное взаимопонимание. При этом «общественность» может находиться как внутри организации (например, служащие органов власти, работники партийного аппарата), так и за ее пределами (население, избиратели и т.п.). Целедостижение в развитии общественных связей предполагает использование как однонаправленной, униполярной коммуникации в виде агитационно-пропагандистской или рекламной деятельности, так и интерактивных процессов, предполагающих наличие устойчивой обратной связи между адресатами информационного воздействия и коммуникатором. На практике обычно используются смешанные стратегии, где степень сочетания однонаправленных и интерактивных коммуникационных процессов во многом определяется текущей ситуацией.

С точки зрения Дж. Грюнига и Т. Ханта, развитие и совершенствование стратегий общественных связей представляет собой процесс последовательного формирования четырех взаимодополняющих друг друга моделей коммуникационных кампаний: «пресс-посредничества / рекламы» (press agentry / publicity model), «общественного информирования» (public information model), «двусторонней асимметричной» (the two-way asymmetric model), «двусторонней симметричной» (the two-way symmetric model) [Grunig, Hunt 1984: 29–41]. Первоначально данная концепция первоначально основывалась исключительно на изучении полуторавекового американского опыта в этой области, однако в своих последующих публикациях Дж. Грюниг стремился [c. 43] подчеркнуть ее универсальный характер, показывающий непрерывную эволюцию стратегических кампаний от ранних форм, использовавих достаточно грубые манипулятивные технологии, к современным, позволяющим установить взаимопонимание между всеми участниками коммуникационного процесса [Grunig 2001: 11–30; Grunig L., Grunig J., Dozier 2002: 306–383]. Несмотря на то, что некоторые современные исследователи критикуют идеи Грюнига за чрезмерный схематизм и подчеркивают, что «логика становления public relations весьма далека от простых и слишком прямолинейных решений» [Шелеп 2010: 75], на наш взгляд, указанная концепция с определенной хронологической корректировкой действительно оказывается вполне соотносимой с анализом практики развития общественных связей и в других странах, включая Российскую Империю конца XIX – начала ХХ вв., СССР и постсоветскую Россию. При этом, конечно же, следует иметь в виду, что организаторы соответствующих коммуникационных кампаний в свое время руководствовались совершенно иными теоретическими представлениями и практическими потребностями.

Хронологически первой моделью, сформировавшейся в процессе общественных связей в последней трети XIX в., Дж. Грюниг называет коммуникационную кампанию рекламного типа (press agentry / publicity model), представляющую собой крайний вариант процесса однонаправленного информационного воздействия, инициатива которого исходит исключительно от организации-коммуникатора, апеллирующей к массовой аудитории.

Эту модель, по-видимому, следовало бы более точно определить как агитационно-пропагандистскую, поскольку в политическом контексте она может использоваться в целях распространения определенных взглядов, идей и теорий, их популяризации и внедрения в общественное сознание, формирования у масс соответствующего мировоззрения, системы представлений, образцов и стереотипов политического поведения, [c. 44] отвечающих интересам того или иного политического актора в процессе его борьбы за завоевание, удержание или использование власти. Очевидно, что агитационно-пропагандистское воздействие может выполнять не только некие просветительские функции, но и выступать средством политического манипулирования сознанием широкой аудитории, что во многом определяется как содержанием, так и формой распространяемых сообщений. При этом в силу установившейся традиции под пропагандой обычно понимается распространение широкого набора достаточно простых и доступных лозунгов и установок, направленных на изменение или стабилизацию образа мыслей и политических действий отдельных социальных общностей или населения в целом, иногда апеллирующих не столько к разуму, сколько к эмоциям и предубеждениям людей (например, знаменитый лозунг «Голосуй сердцем!» во время уже упоминавшейся кампании по выборам Президента Российской Федерации в 1996 г.), в отличие от агитации, для которой характерно выдвижение относительно небольшого числа идей и преобладание разъяснительной, рациональной составляющей.

Что же касается политической рекламы как одной из коммуникационных технологий развития общественных связей, укладывающейся в рамки рассматриваемой модели, то ее, по всей вероятности, следует рассматривать в качестве маркетинговой разновидности агитационно-пропагандистской деятельности. Эта разновидность реализуется в условиях конкурентной коммуникационной среды и свободы индивидуального политического выбора граждан и представляет собой распространение сообщений о кандидате на выборную должность, избирательном объединении, избирательном блоке или ином политическом акторе, претендующем на власть, которое осуществляется от имени данного актора, как правило, на платной основе и имеет цель формировать или поддерживать интерес адресатов информационного воздействия к этому политическому актору, а также [c. 45] побуждать, призывать их совершить определенные действия, чаще всего – проголосовать соответствующим образом на выборах. Указанная цель, как правило, не решается посредством единичного рекламного обращения и обычно предполагает использование серии целенаправленных информационных воздействий, объединяемых в коммуникационную кампанию.

В начале ХХ в. появляется модель общественного информирования (public information model). Коммуникационная кампания подобного типа также представляет собой процесс однонаправленного информационного воздействия, при котором, однако, акцент формально делается не столько на убеждении или переубеждении аудитории, сколько на максимально широком распространении коммуникатором достаточно объективных и правдивых, но не обязательно исчерпывающих и при этом относительно нейтральных по форме сведений о собственной деятельности с целью создать и укрепить положительный образ организации в глазах как своих сторонников, так и широкой общественности. Данная модель предполагает, в частности, публикацию органами государственной власти, политическими партиями и другими общественно-политическими объединениями собственных периодических и непериодических изданий – газет, журналов, информационных бюллетеней и т. д., а также создание политическими акторами своих пресс-центров, поддерживающих активные отношения с независимыми СМИ. В отечественной практике советского периода модель общественного информирования реализовывалась в издании массовыми тиражами текстов выступлений партийных и государственных деятелей, материалов съездов и пленумов Центрального Комитета партии, постановлений правительства, предназначенных для распространения в широкой аудитории, и, кроме того, в публикации подробных, но не всегда полных стенографических отчетов съездов и конференций РКП(б) – ВКП(б) – КПСС, рассчитанных прежде всего на идеологический актив и работников партийного аппарата. [c. 46] В постсоветский период органы государственной власти осуществляют функцию общественного информирования через публикацию официальных материалов в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и других специализированных изданиях, через деятельность пресс-служб, тесно взаимодействующих с ведущими телерадиокомпаниями, а в последние годы – и путем создания собственных информационных Интернет-сайтов. Следует также отметить, что в аналогичных целях возможности Всемирной Сети ныне активно осваивается как крупными, так и небольшими по своей численности политическими партиями и другими общественными объединениями.

В 20-е гг. ХХ в. начинает активно использоваться двусторонняя асимметричная модель коммуникационной кампании (the two-way asymmetric model). Эта модель соответствует коммуникационному процессу с обратной связью, во многом отвечающему классическим канонам общей теории управления. Организация-коммуникатор намеревается оказать на аудиторию убеждающее воздействие, однако для того, чтобы такое воздействие было более эффективным, оно должно строиться с учетом знаний о настроениях и потребностях аудитории. По этим причинам коммуникатор осуществляет «зондаж» общественного мнения и с учетом поступающих по каналу обратной связи сведений об адресатах информационного воздействия стремится обеспечить себе доминирующее положение по отношению к информируемой общественности и вызвать ее необходимую «управляемую» реакцию, имея возможность корректировать содержание, форму и способы распространения передаваемых сообщений. В условиях конкурентной коммуникационной среды примером такого процесса может служить деятельность политической партии по размещению в СМИ задолго до официального начала избирательной кампании «пробных» материалов о своей деятельности, носящих скорее нейтральный, чем агитационно-пропагандистский характер, с тем, чтобы выявить настроения [c. 47] потенциальных избирателей. В неконкурентной коммуникационной среде советского времени двусторонняя асимметричная модель коммуникационной кампании была, по сути, впервые апробирована руководством ВКП(б) в борьбе с внутрипартийными течениями во второй половине 20-х гг., когда окончательному «идейному разгрому» каждой из оппозиционных группировок всегда предшествовала агитационно-пропагандистская и разъяснительная работа, проводившаяся идеологическим аппаратом партии с широким использованием массовой печати и занимавшая определенный отрезок времени – от нескольких недель до нескольких месяцев. Впоследствии эта модель использовалась советским руководством достаточно часто, когда «всенародному одобрению» каких-либо политических решений или действий предшествовало их направляемое «всенародное обсуждение». Наиболее яркие примеры организации и проведения подобных кампаний – обсуждение проектов Конституции СССР в 1936 и 1977 гг.

Двусторонняя симметричная модель коммуникационной кампании (the two-way symmetric model), которая, по сути, и является «развитием общественных связей» в истинном смысле этого термина, складывается значительно позже, к началу 60-х гг. ХХ в. В отличие от предшествующих моделей она преследует прямо противоположную цель – достижение эффективного и взаимовыгодного обмена мнениями и сведениями с заинтересованной общественностью. Иными словами, данная схема, не отрицая возможностей использования агитации, пропаганды и политической рекламы как таковых, ориентирована скорее на конструктивный диалог с аудиторией, при котором между коммуникатором и адресатами информационного воздействия посредством использования устойчивой обратной связи складывается некий баланс сил – в той мере, насколько подобный обмен мнениями может считаться равноправным. В действительности «любой диалог изначально неравноправен и иным быть не может, поскольку его [c. 48] непременной предпосылкой является наличие необходимого минимального общего у каждого из участников (хотя бы знаковой системы или систем, на базе которых диалог ведется), а это общее устанавливается как бы “само собой”, т.е. навязывается одним участником (или участниками) другому (или другим)» [Наумов 1998: 105].

Данная модель развития общественных связей особенно уместна, когда, например, партия или иное общественно-политическое объединение стремится реализовать программу долгосрочного сотрудничества с деловыми кругами или отдельными влиятельными лицами, способными оказать в рамках действующего законодательства спонсорскую или какую-нибудь иную помощь в периоды подготовки и проведения выборов. Очевидно, что именно на ее основе должна проектироваться и кризисная организационная коммуникация, под которой следует понимать «целенаправленную системно организованную коммуникационную деятельность, нацеленную на предотвращение кризиса, уменьшение его вероятности и остроты до начала кризиса, преодоление и уменьшение репутационного ущерба в случае его наступления, смягчение последствий и восстановление репутационных параметров после завершения» [Гавра, Быкова 2016: 102]. Кроме того, двусторонняя симметричная коммуникация со всей очевидностью выступает важнейшим компонентом современных стратегий политического маркетинга, применение которых сегодня выходит за пределы избирательных кампаний и обычно рассматривается в более широком контексте, когда цель деятельности общественно-политических объединений, а также органов государственной власти и местного самоуправления истолковывается как направленная на изучение и удовлетворение определенных общественных потребностей.

Теоретические конструкции и практики политического маркетинга основаны на представлениях и принципах экономических концепций исследования рынка и направлены на изучение социально-политических процессов с целью управления ими в интересах тех или иных [c. 49] политических акторов. Объектом политического маркетинга является конкурентная социально-политическая среда, рассматриваемая в качестве специфического рынка возможностей, на котором имеют хождение свои особые товары – потенциальные выгоды, связанные с тем или иным политическим решением. «Продавцами» на этом рынке выступают как действительные, так и потенциальные носители политической власти, а «покупателями» – граждане (в частном случае – избиратели), учет мнения которых и возможностей его изменения кладется в основу стратегии продвижения того или иного «политического товара». Наличие устойчивой обратной связи между коммуникатором и адресатами информационного воздействия является необходимым условием, позволяющим обеспечить сбор, систематизацию и обобщение сведений о предпочтениях граждан и результатах действий конкурентов посредством мониторинга общественного мнения, который предполагает проведение опросов, нацеленных не только на выявление позиций, но и на придание определенной направленности настроениям общественности по тем или иным проблемам как политического, так и неполитического характера.

Как управленческая технология, применяемая коммуникаторами в условиях конкурентной социально-политической среды с целью изменения мнений, предпочтений и поведения граждан, политический маркетинг, согласно утверждению Дж. Маузера, основывается на использовании двух основных типов воздействия на потенциальных потребителей – «убеждающей коммуникации» и «адаптированного предложения», то есть приспособления продавцом товаров и услуг к существующим образцам потребительского поведения [Mauser 1983: 5]. Однако, на наш взгляд, данную технологию более точно следовало бы охарактеризовать как использование механизмов агитационно-пропагандистского и политико-рекламного воздействия коммуникатора на социально-политическую среду в сочетании с коммуникационными [c. 50] кампаниями, нацеленными на развитие общественных связей. При этом политический маркетинг оказывается несводимым к простой комбинации указанных стратегий и выступает как «технология “зонтичная”, инкорпорирующая в качестве составных элементов мониторинг, имиджмейкерство, рекламно-коммуникационную деятельность и др.» [Морозова 1999: 10]. В плане проектирования процессов политического маркетинга как одной из разновидностей стратегических политико-коммуникационных кампаний представляется вполне правомерным утверждать, что взаимодействие коммуникатора с окружающей социально-политической средой должно предполагать наличие устойчивой обратной связи: с одной стороны, коммуникатор активно воздействует на среду, продвигая тот или иной «политический товар», и тем самым «приспосабливает», «подстраивает» ее к удовлетворению своих потребностей, а с другой – социально-политическая среда, в свою очередь, сама воздействует на коммуникатора, вынуждая его модифицировать, приспосабливать продвигаемый «товар» под нужды потенциальных потребителей, осуществляющих свой выбор в условиях конкуренции подобных предложений. Подобная постановка вопроса актуализирует проблему анализа политической коммуникации не только с позиций «производства общественного мнения», но и с точки зрения взаимной трансформации в процессе этого «производства» всех действующих акторов социально-политической сферы – как адресатов, так и инициаторов направленного информационного воздействия.

Литература

Гавра Д. П., Быкова Е. В. Кризисные коммуникации в строительном бизнесе: базовые принципы и прикладные аспекты // Российская школа связей с общественностью: ежегодный альманах. Вып.  8. М., 2016. С. 100–109.

Грачев М. Н., Ирхин Ю. В. Актуальные проблемы политической науки. М., 1996.

Зиновьева Н. О. Шоковая реклама как средство психоэмоционального воздействия // Российская школа связей с общественностью: ежегодный альманах. Вып. 8. М., 2016. С.  110–125.

Морозова Е. Г. Политический рынок и политический маркетинг: концепции, модели, технологии. М., 1999. [c. 51]

Наумов Е. Ю. Коварное обаяние диалога. // Права человека в диалоге культур: Материалы научной конференции 26–28 ноября 1998 г. – М., 1998. С.104–107.

Шелеп И. А. Утопия Джеймса Грюнига: к вопросу об эволюции PR-моделей в XX веке // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2010. № 2 (18). С. 70–76.

Chaffee S., Roser C. Involvement and the consistency of knowledge, attitudes, and behaviors // Communication Research. 1986. Vol. 13. № 3. P. 373–399.

Grunig J. E. Two-way symmetrical public relations: Past, present, and future // Handbook of public relations / Ed.: R.  L. Heath. Thousand Oaks, CA, 2001. P.  11–30.

Grunig L., Grunig J., Dozier D. Excellent public relations and effective organisations: A study of communication management in three countries. Mahwah, New Jersey, 2002. P. 306–383.

Grunig J. E., Hunt T. Managing Public Relations. New York, 1984.

Mauser G. Political Marketing. New York, 1983

Ray M. L. Marketing communication and the hierarchy of effects // New Models for Communication Research. / Ed.: P. Clarke. Beverly Hills, CA, 1973. P.  147–176.

Сведения об авторе:

Грачев Михаил Николаевич – доктор политических наук, профессор кафедры теоретической и прикладной политологии факультета истории, политологии и права Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета (г. Москва).

Grachev Mikhail Nikolayevich – Doctor of Political Sciences, Professor at the Chair of Theoretical and Applied Political Science, Department of History, Political Science and Law, Russian State University for the Humanities, Moscow, Russia. [c. 52]

		каталог