Гроций Г.

О праве войны и мира

М.: Ладомир, 1994. – 868 с.

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста

на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

Книга II

Глава XV. О государственных договорах и торжественных обещаниях

Ульпиан делит соглашения на публичные и частные. Публичные соглашения он разъясняет не так, как полагают некоторые, то есть не посредством определения, но с помощью примеров. Его первый пример касается того, «что бывает в мирное время»; второй пример касается случаев, «когда военачальники договорятся о чем-нибудь между собой» (L. Conventionum. D. de pactis). Под публичными соглашениями, следовательно, он понимает те, которые могут быть заключены не иначе, как на основании права высшей или подчиненной власти; этим признаком публичные соглашения отличаются не только от договоров частных лиц, но и от договоров государей, касающихся их частных дел. Хотя из такого рода частных договоров могут возникать также причины войн, чаще, однакоже, это бывает вследствие обстоятельств публичного свойства. Поэтому после того как мы в достаточной мере поговорили в общей [c. 385] форме о соглашениях, следует кое-что дополнить относительно этой, наиболее важной части соглашений.

II. Они делятся на договоры, обещания и прочие соглашения.

Публичные соглашения, называемые греками «статьями соглашений», могут быть разделены на договоры, торжественные обещания и иные соглашения.

III. Различие договоров и односторонних обещании; к чему обязывают односторонние обещания.

1. О различии договоров и обещаний можно получить разъяснение у Ливия, в книге IX, где он учит нас, что договоры есть не что иное, как веления верховной власти, в которых сам народ призывает на себя гнев богов, если он отступит от своих слов. Эти договоры у римлян по обыкновению совершались через фециалов с участием старшего из их числа. Обещание же имеет место тогда, когда те, кто не уполномочен верховной властью на совершение определенного акта, тем не менее обещают что-либо, касающееся собственно ее самой. У Саллюстия мы читаем: «Сенат решил, как и полагалось, что никто не мог вступать в договоры без его дозволения и дозволения народа». Гиероним, царь сиракузский, заключил соглашение о союзе с Ганнибалом, как повествует Ливий (кн. XXIV), а затем отправил его в Карфаген для заключения торжественного договора на основании такого союза. Отсюда следующее место у Сенеки-отца¹: «Командующий войском заключил договор; казалось, что сам народ заключил его и был связан им». Это относится и к тем военачальникам древних времен, которые получали особое полномочие на такое дело. А в царствах заключение договоров есть дело царей². Еврипид в «Молящих» говорит:

В этом отрывке глагол в конце нужно читать в неопределенном наклонении, как мы дали его, а не в изъявительном наклонении.

2. Но подобно тому как подчиненные должностные лица не могут налагать на народ обязательства, так не может и меньшинство народа связывать его большинство. Этот принцип взял верх в споре римлян против галлов сенонских, ибо большая часть народа была заодно с диктатором Камиллом. Договариваться же, как сказано у Геллия, сразу с двумя частями народа нельзя.

3. Необходимо исследовать, к чему обязываются лица, которые без полномочий со стороны народа обещают что-либо, касающееся народа. Пожалуй, кто-нибудь подумает, что в таком случае давшие обещание оправдают доверие, если приложат все усилия к исполнению своего обещания, согласно тому, что мы сказали выше об обещаниях, данных за действия третьих лиц³. Однако природа подобной сделки, которая облечена в договор, требует гораздо более формальных обязательств. Ибо тот, кто по договору уступает что-нибудь свое или же обещает что-либо, на самом деле в свою очередь ожидает получить что-либо взамен. Оттого даже по внутригосударственному праву, которое отвергает обещания, касающиеся действий другого лица, обещание добиться утверждения обязательства связывает обещавшего настолько, насколько он к этому имеет отношение.

IV. Отвержение деления договоров, предложенное Мениппом.

Менипп, посол царя Антиоха к римлянам, по сообщению Ливия (кн. XXXIV)⁴, делит договоры скорее на основании [c. 386] собственного опыта, чем по правилам искусства, утверждая, что договорные соглашения, заключаемые между царями и государствами, бывают трех родов. Во-первых, имеются договоры, по которым диктуются условия побежденным на войне; при этом от произвола победителей зависит, что оставить побежденным и чего их лишить. Во-вторых, бывают случаи, когда обе стороны, равносильные на войне, заключают на равных правах договор союза и дружбы, в силу которого они соглашаются о порядке истребования и возвращения имущества, а если владение таковым нарушено военными действиями, то о порядке его восстановления, которое производится либо по формулам прежнего права, либо по соображениям взаимных интересов. В-третьих, заключаются договоры тогда, когда стороны, никогда не бывшие врагами, согласятся между собой об установлении союза и дружбы; при этом стороны не диктуют друг другу и не получают друг от друга условий.

V. Деление государственных договоров на такие, которые устанавливают то же, что и естественное право; источник этого.

1. Но нам предстоит с большей тщательностью произвести деление договоров, сначала выделив такие договоры, которые устанавливают то же самое, что составляет содержание естественного права, и такие договоры, которые привносят к этому некоторые добавления. Договоры первого вида обычно заключаются не только противниками, прекратившими военные действия; в старину они заключались также зачастую теми и были в известной степени необходимыми для тех, кто до того времени не вступал ни в какие договоры.

Из естественного права возникло правило, согласно которому по природе существует некоторого рода родство между людьми, вследствие чего является преступлением причинять насилия друг другу. Хотя это правило в древние времена до потопа было в силе, спустя некоторое время после потопа оно было предано забвению вследствие распространения дурных нравов, так что стало почитаться дозволенным разбойничать и грабить чужестранцев без объявления им войны⁵. Это Епифаний называет «скифскими нравами».

2. Отсюда происходит дружеский вопрос, встречаемый у Гомера⁶: «Разве вы разбойники?», который упоминается у Фукидида⁷; а в древнем законе Солона идет речь о «товариществах, объединяющихся ради грабежа» (L. ult. D. de collegiis). У Юстина (кн. XLIII) говорится, что до времен Тарквиния морской разбой был в большой чести. В римском праве было установлено, что если с каким- нибудь народом нет ни дружбы, ни права взаимного убежища [hospitium] и не заключен договор в целях взаимной дружбы, то тем не менее такие народы все же не являются врагами; но если от римлян что-нибудь попадало к ним, то становилось их достоянием; а свободный римлянин, захваченный ими, становился рабой; и то же самое происходило, если кто-нибудь приходил от них к римлянам; и в таком случае давался также некоторый срок по прекращении враждебных действий [postliminium].

Так, коркиряне некогда, до Пелопоннесской войны, не были врагами афинян, но между ними не было заключено ни договора, ни мира, как явствует из речи коринфян, приведенной у Фукидида. О Бокке сказано у Саллюстия: «не известный нам ни как неприятель, ни как союзник». Оттого, по Аристотелю, похвально грабить добычу у варваров, а самое слово «враг» [hostis] в древнем Лациуме означало не что иное, как «чужестранец». [c. 387]

3. В этот вид договоров я также включаю такие, коими предусмотрено как взаимное право убежища, так и право взаимной торговли, поскольку то и другое подходит под понятие естественного права, о чем мы уже толковали в другом месте. Указанными различиями пользуется Аркон в речи, обращенной к ахеянам, у Тита Ливия (кн. XLI), в которой говорится, что вопрос ставится не о союзе, но о соглашении относительно взаимного предоставления и получения прав на торговые сношения, чтобы македонским рабам не предоставлялось у них убежище. Именно этого рода соглашения греки в тесном смысле называли «мирными договорами» и им противополагали «соглашения», что видно как в других местах, так и в речи Андокида «О мире» с лакедемонянами.

VI. И на такие, которые добавляют нечто; какие договоры бывают равноправными.

1. Соглашения, которые привносят что-либо к праву естественному, бывают равноправными или неравноправными… Равноправные⁸ – это одинаковые для обеих сторон договоры, «которые являются равными и общими для обеих сторон», как говорит Исократ в «Панегирике». Сюда подходят следующие стихи Виргилия:

Эти соглашения греки называют то просто «соглашениями», то «соглашениями о равном и общем», что можно найти у Аппиана и Ксенофонта. Соглашения второго типа они называют собственно «договорами», а низшие – «удостоверениями» или «соглашениями в силу приказа». О них Демосфен в речи «О свободе родосцев» говорит как о таких договорах, которых следует избегать людям, преданным свободе, потому что эти договоры близко граничат с рабством.

2. Договоры того и другого рода заключаются ради мира или союза. Равноправные мирные договоры заключаются обыкновенно в целях обмена пленными, захваченным имуществом, обеспечения взаимной безопасности, о чем будет речь ниже в связи с последствиями войны. Взаимные союзные договоры относятся к торговым сношениям или к совместным военным действиям, или ещё к другим предметам. Взаимные соглашения о торговых сношениях могут быть различные, например, о взаимном освобождении от уплаты таможенных пошлин, что было предусмотрено в древнем договоре римлян и карфагенян, в котором делалось исключение для оплаты писцов и глашатаев; или об уплате пошлин не свыше меры, существующей в настоящем; или, наконец, об уплате пошлин в определенном размере.

3. Так, и при военном союзе соглашение может быть заключено на предмет оказания равной помощи всадниками, пешими воинами и кораблями или на случай всякой войны, что греки называют «наступательным и оборонительным союзом»⁹, а Фукидид поясняет словами: «иметь общих врагов и друзей», указания о чем также можно нередко встретить и у Ливия; или в целях лишь охраны границ, что греки называют «оборонительным союзом»; или для ведения определенной войны; или в случае войны против определенных врагов; или же – против всех, за исключением союзников, как это было предусмотрено в союзном договоре между пунийцами и македонянами, приведенном у Полибия. Между прочим, и родосцы обещали военную помощь Антигону и Димитрию в силу союзного договора против любых [c. 388] врагов, за исключением Птолемея (Плутарх, жизнеописание Димитрия). Как мы сказали, взаимный равный договор может касаться также и других предметов, например, обязательства не возводить взаимно крепостей в пограничной полосе¹⁰, смежной с территорией другой стороны, не защищать подданных другого государства и не открывать прохода врагам его.

VII. Какие договоры бывают неравноправными; они, в свою очередь, имеют подразделения.

1. На основании рассмотрения равноправных взаимных соглашений нетрудно понять, что собой представляют неравноправные договоры. Неравные условия могут исходить как от более сильной, преобладающей стороны, так и от слабой, уступающей стороны. С преобладающей стороны условия являются неравными, когда дается обещание помощи без взаимного обещания помощи с другой стороны или дается большее по объему обещание. Неравные условия с более слабой стороны, или, как говорит Исократ в упомянутом «Панегирике», со стороны «тех, кто требует от другой стороны свыше меры справедливости», имеют место при соглашениях, о которых мы сказали выше и которые называются «удостоверениями» или «соглашениями в силу приказа».

Такие договоры могут либо сопровождаться, либо не сопровождаться ограничениями верховной власти.

2. Соглашения, сопровождаемые ограничением верховной власти, таковы, как, например, второй договор карфагенян с римлянами, согласно которому карфагеняне не могли ни с кем начинать войны без разрешения римского народа. С тех пор, как сообщает Аппиан, «карфагеняне договором были подчинены римлянам».

К этого рода соглашениям можно добавить условное подданство, если только оно предусматривает не просто ограничение, но перенесение всей власти, о чем мы говорили в другом месте. Такое соглашение и Ливий в разных местах называет именем договора, как, например, в книге IX: «Апулийские театы добились заключения договора, не равноправного, но такого, по которому они подпали под владычество римлян».

3. При отсутствии ограничения верховной власти договорные обязательства бывают или временные, или постоянные. Временные обязательства предусматривают уплату денежного взноса, снесение стен, уступку территории, предоставление заложников, слонов, кораблей. Постоянные обязательства бывают такие, как, например, об оказании почестей верховной власти и величеству; о силе подобного договора, если угодно знать, мы сказали в другом месте. Наиболее приближаются к такого рода соглашениям те, которые предписывают дружбу или враждебные отношения по воле другой стороны, отказ в праве прохода через территорию или в доставлении снабжения войску, с которым воюет другая сторона. Далее сюда относятся соглашения менее значительные, как-то: о воспрещении возведения крепостей в определенных местах или введения туда войск, строительства кораблей свыше определенного числа, строительства городов, мореплавания, набора войск в определенных местностях, занятия областей союзников, помощи врагам снабжением, давать убежище прибывающим чужеземцам, о расторжении договоров, заключенных ранее с другими народами. Примеры всего этого можно найти у Полибия, Ливия и прочих историков. [c. 389]

4. Неравноправные договоры заключаются обыкновенно не только между победителями и побежденными, как полагал Менипп, но и между более сильными и слабыми, хотя они и не находятся между собой в состоянии войны.

VIII. Договоры с теми, кто чужд истинной религии, дозволены по естественному праву.

Часто относительно договоров возникает вопрос, дозволено ли их заключать с народами, чуждыми истинной веры. Положительное решение этого вопроса с точки зрения естественного права не вызывает сомнения, ибо такое право настолько обще всем людям, что не проводит различия между вероисповеданиями. Но с точки зрения права божественного этот вопрос ставится и обсуждается не только богословами¹¹, но и некоторыми юристами, в том числе Ольдрадом и Децианом (Фома Аквинский, II, II, вопр. 10, ст. 10; Ольдрад, «Заключения», LXXI; Дециан, «Заключения», III, 20).

IX. И не воспрещены вообще ни еврейским законом.

1. Исследуем вопрос сначала по ветхому, а затем по новому завету. Заключать договор о непричинении вреда с народами чуждой религии было дозволено и до Моисея. Примером служит договор Якова с Лаваном, не говоря об Абимелехе, поскольку не установлено вполне, был ли он идолопоклонником. Такого порядка не изменило законодательство Моисея (кн. Бытия, XXXI, 44). Примером служат египтяне. Они, без сомнения, в те времена являлись идолопоклонниками, тем не менее отвращаться от них евреям было воспрещено (Второзаконие, XXXIII, 7). Исключение устанавливалось в отношении семи народов, осужденных божественным решением; исполнить же это решение были уполномочены израильтяне; ибо им было воспрещено щадить упорствующих в идолослужении и непокорных власти (Второзаконие, VII, 1 и сл.), к числу которых тем же божественным повелением были приобщены амалекитяне (Второзаконие, XXV, 17).

2. Вступать же с язычниками в договоры о торговых сношениях и им подобные соглашения, преследующие общую пользу или же выгоду одной из сторон, дозволено законом, ибо нет ничего, что им могло бы препятствовать. А примерами служат договоры, заключенные Давидом и Соломоном с Хирамом, царем Тирским (II Самуил, V, 11); причем следует отметить то обстоятельство, что в священном писании сказано о таком договоре, как заключенном Соломоном согласно мудрости, данной ему богом (II кн. Царств, V, 12).

3. Закон Моисеев специально повелевает оказывать благодеяния соотечественникам, «любить ближнего». Кроме того, частный быт и нравственные правила, преподанные иудеям, почти не дозволяли им бытового сближения с прочими народами (кн. Левит, XIX, 8; Второзаконие, XXII, 1). Но отсюда еще не следует, что не надлежит оказывать благодеяний чужеземцам, что такое оказание благодеяний якобы даже не похвально, как это вытекает из ложного толкования позднейших учителей, откуда возникло следующее изречение Ювенала об иудеях:

Здесь указание дороги приводится как пример наименее обременительного и недорогого благодеяния, которое может быть оказано даже незнакомым, по словам Цицерона («Об обязанностях», кн. I) и Сенеки («О благодеяниях», кн. IV, гл. 9). Сюда также относится следующее место у Тацита («История», кн. V) о том же народе: «Между собой они упорны в вере, [c. 390] доступны милосердию, но исполнены враждебной ненависти по отношению ко всем чужим». Так, в новозаветной священной истории мы читаем о том, как часто иудеи не склонны были к совместному сожительству с чужестранцами, с которыми они отказывались «общаться, трапезовать, соединяться, сходиться». И Аполлоний Молон упрекает иудеев в том, что «они-де не допускали тех, кто мыслил о боге иначе, и не имели никакого общения с теми, кто отличался от них установлениями». Друзья Антиоха у Диодора обвиняют иудеев: «Только они одни из всех народов не общаются с чужестранцами, так что считают чужих врагами». И далее о них же имеется следующее место: «Ни с кем из других народов они не имеют общей трапезы и недоброжелательны по отношению к чужим». Тут же им приписывается «ненависть к человеческому роду». А у Филострата Аполлоний Тианский об иудеях говорит: «Образ жизни их настолько замкнут от общения с прочим человечеством, что они не склонны даже держать с ними общую трапезу». Также и у Иосифа Флавия иудеям ставится в упрек необщительный образ жизни.

4. Но что не таков смысл закона, этому научил нас Христос своим примером, не отказавшись принять воду от самаритянки, несмотря на то, что он самым строгим образом соблюдал закон. И до того Давид искал себе убежища у иноверных народов, никогда не заслужив упрека за это. У Иосифа Флавия в уста Соломона, посвятившего храм богу и молившегося за то, чтобы он там внимал также мольбам чужестранцев, вложены следующие слова: «Мы по природе не бесчеловечны и не предубеждены против чужеземцев» («Иудейские древности», кн. VIII, 2).

5. Из этого правила должны быть исключены не только народы, упомянутые выше, но, кроме того, аммонитяне и моавитяне, о которых во Второзаконии (XXIII, 6) написано: «Не желай им ни благополучия (так правильнее в этом месте перевести, чем «не желай им ни мира»), ни добра во все дни твои, вовеки». Этими словами хотя и воспрещено заключать выгодные для указанных народов договоры, но отнюдь не разрешено тем самым ведение против них войны, или, пожалуй, – таково мнение некоторых евреев – воспрещено просить у них мира и даже принимать его от них, когда они предлагают. Во всяком случае во Второзаконии (II, 19) отрицается право войны против аммонитян; и Иефта поднял на них оружие не иначе, как после попыток достижения мирных отношений, и Давид делал то же, пока ему не были причинены тяжкие обиды (кн. Судей, XI, 16; II Самуил, X).

6. Остается сказать о военном союзе. До провозглашения закона военные союзы с языческими народами, по-видимому, не были воспрещены, примером чего может служить Авраам¹², оказывавший нечестивым садомитам военную помощь. Нельзя прочесть, чтобы вообще в этом вопросе было произведено какое-либо изменение законом Моисеевым. Как

6. но, стойкую позицию занимали асмонеи, столь твердые в соблюдении и почитании закона¹³, что видно по благоговейному соблюдению ими субботы, они пользовались оружием только для самозащиты, но не для иных целей. И все же они заключили договоры с лакедемонянами и римлянами, с утверждения их иереев и народа; больше того, в честь своих союзников они устроили публичные торжественные [c. 391] жертвоприношения. Что же касается случаев, приводимых в пользу обратного мнения, то они имеют особые основания.

7. Если каких-либо царей или народы, за исключением поименованных прямо в законе, бог через пророков называет ненавистными ему и обреченными на наказание, то оказывать им защиту или заключать с ними военный союз, без сомнения, являлось греховным. Сюда именно относятся следующие слова пророка Иосафату¹⁴ о царе израильском: «Станешь ли ты помогать нечестивцу и любить ненавидящих господа? За это на тебя падет гнев от лица господня»¹⁵ (Паралипоменон, II, XIX, 2). Неблагополучный исход войны уже заранее предрекал пророк Михей. И вот слова другого пророка к Амасии: «Пусть не идет с тобой войско израильское, потому что нет господа с израильтянами, со всеми сынами Ефраимовыми» (Паралипоменон, II, XXV, 7).

Но что это вытекает не из природы договора, а лишь из некоторого особого свойства лица, видно из того факта, что Иосафат был сурово порицаем сильными внушениями за вступление ради торговых сношений в союз с Охозией, царем израильским, подобный тому, в какой вступили Давид и Соломон с Хирамом, которые, как мы сказали, за это не только не заслужили порицания, но даже получили одобрение (Паралипоменон, II, XX, 37). Ибо дополнительное указание на нечестие Охозии следует относить ко всей его жизни, за которую бог разгневался на него и воспротивился всем его начинаниям. Так эта история изъясняется в книге под названием «Постановлений Климента» (кн. VI, гл. XVIII).

8. Необходимо также отметить, что хуже было положение тех потомков Иакова, которые отстали от истинного бога после признания его, нежели положение чужестранных народов. Ибо на этих отступников вооружилась прочая часть народа, о чем можно прочесть во Второзаконии (XIII, 13)¹⁶.

9. Некоторые договоры вызывали нарекания ввиду недостатков воли сторон. Так, пророк упрекал Азу за то, что тот обратился к содействию сирийцев, не полагаясь на бога; это выразилось в отправлении им сирийцам предметов, посвященных богу (Паралипоменон, II, XVI, 2, 7; Исайя, VIII, 6). Тот же царь был обвинен за то, что полагался на врачей, а не на бога (Паралипоменон, II, XVI, 12; Амвросий, «На послание к римлянам», гл. 3; Auctor Imperfectus, «На евангелие от Матфея», гл. XVI). Очевидно, из этой истории отнюдь не следует, что само по себе и вообще дурно как вступать в союзный договор с народами, подобными сирийцам, так и советоваться с врачами. Ведь многое, что само по себе не воспрещено, тем не менее извращается намерением, как, например, перепись населения при Давиде (II Самуил, XXIV), выставление сокровищ Езекией (II кн. Царств, XX, 13). Так, в ином месте встречает порицание доверие к египтянам (Исайя, XXXI, I), тогда как Соломону не возбранялось вступить в свойство с египтянином путем брачного союза (I кн. Царств, III, 1).

10. К сказанному нужно добавить, что евреям при господстве ветхого завета давались обещания побед, если они будут соблюдать закон; так что они не нуждались в обращении к человеческой помощи (Второзаконие, XXVIII, 7). У Соломона даже, по правде, имеется немало изречений о необходимости избегать общения с нечестивыми (Притчи, I, 15; XIII, 20; XXII, 24; XXIV, 1), но это – правила благоразумия, а не предписания [c. 392] закона; и такие правила, как и большинство нравственных правил, допускают многочисленные изъятия.

1. Евангельский закон ничего не изменил в этой части; напротив, он даже еще в большей мере благоприятствует заключению договоров, которыми в справедливом деле оказывается помощь также тем, кто чужд истинной религии; ибо он предоставил творить благо каждому человеку при благоприятных обстоятельствах не только свободно и как нечто похвальное, но и как нечто, предписанное заповедью (Витториа, «Сообщение об Индии», I, № 15 и 17; Франсиско Ариас, «О войне», № 192; Каэтан, «На Фому Аквинского, Secunda Secundae», вопр. 40, ст. 1; Молина, тракт. II, спорн. вопр. 112). По примеру бога, чье солнце светит равно добрым и злым и чей дождик служит тем и другим, нам поведено не лишать никого из рода человеческого наших благодеяний (евангелие от Матфея, V, 45). Отлично сказано у Тертуллиана: «Пока таинство хранилось только в среде Израиля, то милосердие по заслугам господь предписывал только по отношению к их братьям. Когда же он даровал Христу в наследие народы и дал во владение пределы земли, тогда стало сбываться предреченное пророком Осиею: «Народ, который не был моим, стал моим, и не получивший милосердия, его получил». С тех пор Христос распространил на всех людей закон братского благоволения, не исключая никого ни из милосердия, ни из призвания».

2. Это должно быть принято с соблюдением различия степеней, так что мы должны оказывать благодеяния всем, но в особенности единоверцам (посл. ап. Павла к галатам, VI, 10). В «Постановлениях Климента» мы читаем: «Всем предоставлено широкое участие в нашем деле служения, но так, что доля участия святых больше, нежели прочих» (кн. VII, гл. III). «Совершенная щедрость, – говорит Амвросий («Об обязанностях», кн. I, гл. 3), – сообразуется с верой, причиной, местом и временем». Сходно сказано у Аристотеля: «Ведь не пристало пользоваться равным попечением чужестранцам и друзьям» («Этика Никомаха», кн. IV).

3. Тесное семейное общение с людьми чуждой религии не воспрещено; разрешается оно даже с теми, кто в худшем положении, то есть с теми, кто отпал от правил христианского учения; воспрещено только лишь тесное общение без необходимости, но не такое, которое дает надежду на исправление с их стороны (посл. II ап. Павла к фессалоникийцам, I, 15). У апостола Павла (посл. II к коринфянам, VI, 14) есть следующие слова: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными; ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Сатаной? Или какое соучастие верного с неверным?». Эти слова имеют отношение к тем, кто пирует в капищах и либо творит идолослужение, либо являет вид творящего таковое». Последующие слова это подтверждают: «Какая совместность храма божия с идолами?». Сходное с этим мы находим в послании первом к тем же коринфянам (X, 21): «Вы не можете быть участниками трапезы господа и трапезы демонов».

4. Правильные выводы не исходят ни из того положения, что не следует оказывать добровольное повиновение власти нечестивых, ни из того, что не следует вступать с ними в браки. Ибо в том и другом случаях грозит великая опасность или, по [c. 393] крайней мере, возникает больше затруднений для служения истинной религии. Добавь тут, что такие узы гораздо длительнее и брачный выбор свободнее, тогда как союзные договоры заключаются в зависимости от условий времени и места. Подобно тому как оказывать благодеяния язычникам не есть великое зло, так равно и испрошеяие их содействия не является таковым; ибо Павел взывал к содействию цезаря и трибуна (Сильвестр, на слово «война», ч. I, № 9, закл. 3; Панормитан, на С. quod super, de voto).

XI. Предосторожность в такого рода договорах.

1. В этом нет никакой внутренней или всеобщей порчи, но все зависит от обстоятельств¹⁷. Нужно остерегаться того, чтобы чрезмерное смешение не заражало слабых. С этой целью полезно соблюдать раздельность жилищ; как, например, израильтяне обитали отдельно от египтян. И потому не лишены смысла следующие стихи Анаксандрида:

Сюда относится и то, что мы приводили в другом месте о сомнениях иудеев и христиан относительно возможности совместной военной службы с язычниками {кн. I, гл. 2).

2. Но если от такого общения военные силы язычников получают еще большее приращение, то от него следует воздерживаться; исключение может быть сделано лишь для случая крайней необходимости (Сильвестр, на слово «война», ч. I, № 9, закл. 3). Здесь уместно привести сказанное по сходному поводу Фукидидом (кн. I): «Тем, кто окружен кознями, как мы со стороны афинян, не нужно вменять это в преступление, если они ищут спасения не только с помощью военных сил греков, но и варваров». Ведь, в самом деле, не достаточно же любое основание для того, чтобы предпринять что-либо, что если не прямо, то тем не менее косвенно должно причинить ущерб религии. В первую очередь надлежит стремиться к тому, чтобы удостоиться царствия небесного, то есть к распространению евангелия (евангелие от Матфея, VI, 33).

3. Желательно, чтобы многие государи и народы ныне вняли свободному и благочестивому гласу Фулька, некогда архиепископа реймского, который так увещевал Карла Простого: «Кто не устрашится вас, если вы пожелаете дружбы с врагами господними¹⁸ и на поражение и гибель имени Христова призовете помощь языческого оружия и ненавистный союз с ними? Ибо нет никакой разницы между союзом с язычниками и идолослужением» (Флодоар, «История реймской церкви», кн. IV, гл. VI). Сохранилось у Арриана изречение Александра: «Тяжко преступление тех, кто станет в нарушение законов греков сражаться против греков в пользу варваров».

XII. Все христиане обязаны вступать в договоры, направленные против врагов христианства.

Добавлю здесь еще: так как все христиане – члены единого тела, то это повелевает особенно сочувственно переживать взаимные страдания и бедствия, составляют ли они удел отдельных лиц или же народов как таковых, а также царей как таковых (посл. I к коринфянам, XII, 18, 26). Ибо надлежит служить Христу не только каждому в отдельности, но и в меру врученной каждому власти. Этого долга не могут исполнить цари и народы, если против опустошений вооруженной рукой нечестивых врагов они не оказывают взаимно помощи¹⁹, что не [c. 394] может осуществляться успешно иначе, как путем вступления с такой целью в союз. Подобный союз был уже некогда заключен и главой союза был с общего согласия поставлен римский император. Следовательно, все христиане должны ради общей цели по мере их сил доставлять воинов и деньги. И я не вижу, как они смогут в противном случае оправдаться, если не будут удержаны у себя дома неизбежной войной или сходным с ней бедствием.

XIII. Если многие из объединенных договором государств ведут войну, то кому надлежит преимущественно оказать помощь? Разъясняется роведением различий.

1. Нередко также возникает вопрос: если несколько государств ведут войну, то какому из них должен оказывать помощь тот, кто связан союзами с обеими воюющими сторонами. Здесь прежде всего нужно иметь в виду, что сказано нами выше, а именно, что нет обязательства к ведению несправедливой войны. Оттого заслуживают предпочтения те из союзников²⁰, на чьей стороне справедливые причины войны, если война ведется с чужестранцем и даже с союзником. Так, Демосфен в речи о Мегалополе показал, что афиняне должны оказывать помощь союзникам мессенянам против лакедемонян, также их союзников, если право будет нарушено последними.

Но верно это в том случае, если не договорятся о том, чтобы не оказывать помощи союзнику. В соглашении Ганнибала с македонянами было предусмотрено: «Мы будем врагами врагов друг друга за исключением царей, государств и портов, с которыми нами заключен договор дружбы» (Полибий, кн. VI).

2. Если же союзники поспорят между собой по причинам несправедливым с той и с другой стороны, что легко может случиться, то следует воздерживаться от помощи как одному, так и другому. Так, в пятой речи Аристида о битве при Левктре сказано: «Если бы у них попросили помощи против других противников, то такая сделка не представляла бы затруднений, если же попросил бы об этом один из союзников против другого, то они не имели намерения вмешиваться».

3. Если союзники станут воевать друг с другом каждый по справедливой причине, то поскольку возможно оказать помощь тому и другому в виде посылки солдат и денег, ее нужно оказать, подобно тому как это делается в отношении личных кредиторов. Коль скоро же требуется личное участие самого давшего обеим сторонам обещание, не допускающее разделения, то разум предписывает, чтобы предпочтение было отдано союзнику, с которым заключен более давний договор²¹. Это говорят акарнаняне спартанцам у Полибия (кн. IX); сюда же относится ответ римского консула, данный жителям Кампаньи: «Союз дружбы следует заключать таким образом, чтобы этим не нарушалась старинная дружба и союз»²².

4. Но необходимо допустить изъятие, что обязательство сохраняет силу, если позднейший договор не включает, кроме какого-либо обещания, ничего такого, что содержит в себе, так сказать, передачу собственности или каких-либо форм подчинения²³ (Сильвестр, на слово «война», ч. I, № 7). Ибо здесь, как и при продаже, мы говорим, что заслуживает предпочтения первое соглашение²⁴, если последующим не передана собственность. Так, у Ливия (кн. VI) непезиняне договор о капитуляции соблюдали более свято, чем договор дружбы. Другие проводят здесь более тонкие различия, но сказанное, как я полагаю, вернее, так как оно проще.

XIV. Можно ли договор считать возобновленным молчаливым соглашением?

По истечении срока договора нельзя полагать, чтобы он возобновлялся молчаливо, если только не явствует иное из [c. 395] фактов, не допускающих никакого противного толкования. Ибо ведь легко не может быть сделано заключение о возникновении нового обязательства (Децио, «Заключения», 407).

XV. Освобождает ли столону вероломство другой стороны?

Если одна сторона нарушит соглашение, то другая может отступиться от союза, ибо каждая статья договора имеет силу условия (Децио, «Заключения», 265; Цеполла, «Заключения», 451, 455, 461). Примером может послужить следующее место у Фукидида (кн. I): «Ответственность за нарушение клятвенного договора несут не те, кто, будучи предоставлен самому себе, ищет убежища и покровительства, но те, кто покидает своих союзников». В другом месте у него же читаем: «Если что-нибудь из обещанного не исполнит та или другая сторона, то договор нарушен». Однако это верно постольку, поскольку не противоречит иному соглашению; ибо иногда устанавливается, что договор не будет расторгаться по причине любого нарушения.

XVI. К чему обязаны давшие одностороннее обещание, если обещание не получит одобрения; где сообщается об обязательстве кавдинском.

1. Торжественных обещаний по содержанию может быть столько же видов, сколько и договоров. Обещания и договоры различаются ведь лишь по степени власти лиц, которые к ним прибегают. Но имеется два вопроса, которые обычно возникают по поводу обещаний.

Во-первых, если обещание не будет одобрено царем или государством, то спрашивается, к чему обязываются давшие обещание – к тому ли, чтобы возместить причиненный ущерб, или же к восстановлению дел в том состоянии, в котором они находились до дачи обещания, или же к личной ответственности. Первое мнение, по-видимому, соответствует римскому цивильному праву; второе – справедливости, на чем настаивали народные трибуны Л. Ливий и Кв. Мелий в кавдинском споре; третье мнение освящено обычаем, как ясно из примера обоих знаменитых обещаний – кавдинского и нумантинского.

Но прежде всего нужно иметь в виду, что тот, кому принадлежит верховная власть, ни в какой мере не связан такими обещаниями. Отлично ответил римлянам Постумий: «Вы ничего не пообещали врагу, не уполномочили никого из граждан давать обязательства от вашего имени. Следовательно, у вас не о чем толковать ни с нами ввиду того, что вы ничего нам не поручали, ни с самнитянами, с которыми вы не заключили никаких сделок». Одинаково превосходно он говорит: «Без согласия народа невозможно закончить какое-либо обязательство, связывающее народ». И еще не менее правильно сказано: «Если есть что-нибудь, к чему народ мог бы быть обязан, то он может быть обязан ко всему».

2. Следовательно, народ не нес ответственности ни по возмещению причиненного ущерба, ни по восстановлению чего-либо. Ибо если бы самнитяне имели намерение вступить с народом в сделку, то они должны были удержать войско свое близ Кавдинского ущелья и отправить к римлянам послов для переговоров с сенатом и римским народом о мирном договоре и его условиях, предоставив им судить, насколько важно было сохранить войско в неприкосновенности. Тогда только, если бы было нарушено соглашение, они могли бы сказать то, что утверждали они и нумантинцы, согласно Веллею Патеркулу, а именно – что нарушение клятвенного обещания не следует смывать кровью одного лица. [c. 396]

3. С большим основанием можно было сказать, что все воины были связаны обязательством²⁵. И, конечно, это было²⁶ и представлением шестисот заложников, которых они потребовали²⁷, то они могли вменить это лишь в вину себе самим. Напротив, если бы договаривающиеся лица претендовали на обладание полномочиями для ведения переговоров от имени народа, то они были бы обязаны возместить злоумышленно причиненный ущерб. Если же оказалось бы, что злой умысел отсутствовал, то они обязаны были бы возместить ущерб, причиненный неутверждением сделки, согласно природе последней. В этом случае договаривающиеся несли бы не только личную, но и имущественную ответственность перед самнитянами, поскольку не было прямо предусмотрено, что наказание заменяет возмещение ущерба. Ибо относительно заложников было договорено, что они отвечают головой за несоблюдение договора. Было ли предусмотрено, что договаривающиеся лица подлежат такому же наказанию, осталось невыясненным. А такого рода оговорка о наказании приводит к тому, что если исполнение требуемого не может иметь места, то не остается никакого иного обязательства. Ибо тогда верное удовлетворение заступит место неопределенного возмещения. Ведь в те времена в самом деле господствовало общее убеждение, что даже жизнь тоже могла служить действительным залогом.

4. У нас же вследствие иных понятий, я полагаю, для такого обещания обеспечением причиненного ущерба служит сначала имущество, а затем – личная служба обязанного. Когда сенат отклонил соглашение, заключенное Фабием Максимом²⁸ с неприятелем, то последний продал свое имение за двести тысяч сестерций и тем оправдал доверие к его слову (автор жизнеописаний знаменитых людей, гл. XLIII; Плутарх, жизнеописание Фабия Максима). Самнитяне считали справедливой выдачу Брутула Папия²⁹ вместе с его имуществом как нарушителя перемирия (Ливий, кн. кн. VIII и IX).

XVII. Обязывает ли не утвержденное одностороннее обещание при осведомленности и умолчании другой стороны; что разъясняется с помощью разли чий; также об одностороннем обещании Луктация.

1. Другой вопрос состоит в том, связывает ли торжественное обещание верховную власть при осведомленности и умолчании последней. Здесь прежде всего необходимо различать, дано ли обещание безусловно или же под условием утверждения верховной властью. Ибо в случае невыполнения такого условия (а условия должны исполняться в точности) обязательство недействительно. Это именно имело место в случае обещания Луктация пунийцам. Народ отказался принять на себя обязательство по этому обещанию, потому что оно было сделано без его повеления, и по обсуждении народом был наново заключен другой договор (Ливий, XXI; Полибий, кн. III).

2. Затем нужно удостовериться, имело ли место еще что- нибудь, кроме умолчания; ибо, помимо какой-либо вещи или действия, умолчание не служит достаточно очевидным изъявлением воли, как можно судить по тому, что мы сказали выше об оставлении вещи. Но если присоединятся какие-нибудь иные действия, которые не могут иметь вероятного отношения к другому делу, то тогда можно с достаточным основанием полагать, что сделка утверждена. Таким образом было подтверждено [c. 397] соглашение с жителями Гадеса, как указывает Цицерон в речи «В защиту Бальба».

3. Римляне в споре против карфагенян по вопросу о заключении соглашения с Газдрубалом ссылались на умолчание. Но поскольку это соглашение было составлено в отрицательных выражениях, а именно – чтобы карфагеняне не переходили реку Эбро, то едва ли одно только умолчание могло иметь силу утверждения чужого действия, тогда как с их стороны действий не должно было следовать, исключая тот случай, если бы какой- нибудь карфагенянин, намереваясь перейти Эбро, встретил сопротивление со стороны римлян и повиновался их требованию (Полибий и Ливий, указ, места). Подобный поступок фактически имеет силу положительного действия и не остается в пределах чисто отрицательного действия. Но если бы соглашение Луктация содержало несколько статей и прочие статьи, хотя бы и отступали от общих прав, но явно неизменно соблюдались бы римлянами, то тем самым предположение об утверждении соглашения имело бы достаточно твердое основание.

4. Остается сказать здесь что-нибудь о соглашениях, заключаемых военачальниками и воинами не по предметам верховной власти, но по их частным делам или по предметам, предоставленным их усмотрению. Но толковать об этом будет уместнее, когда дело дойдет до освещения различных случаев бывающих на войне. [c. 398]

² Смотри ниже, книга III, глава XX, § II и сл. Сервий в комментарии на следующий стих «Энеиды» (кн. II):

говорит: «... так как обещания царя считаются обязательствами самого государства». А в связи с тем, что Эней, намереваясь вступить в единоборство, сначала заключает договор с Латином, Сервий пишет: «Он не заставляет Турна произносить клятву, потому что в присутствии царя тот не имеет власти».

⁴ Прибавь Диодора Сицилийского, «Извлечения о посольствах»

⁵ Цезарь говорит о германцах: «Разбой не считается позорным, если производится за пределами государства». Сюда относится свидетельство Тацита («Об обычаях германцев»), а также Саксона Грамматика (кн. XIV и иные места). То же написано о тирренцах у Ссрвия в толковании на VIII и X книги «Энеиды» и о прочих народах в толковании на книгу I «Энеиды». У Диодора Сицилийского сходное встречаем о лузитанцах. С ним согласен Плутарх в жизнеописании Мария: «В те времена у испанцев разбой считался прекраснейшим делом». Совпадает с этим мнение иудеев, которые полагают, что не следует возмещать ущерб, который причинен тем, кто не иудей и не союзник иудеев.

⁶ «Одиссея», песнь III, к которой схолиаст замечает: «Разбой у древних не только не был связан с позором, но даже считался славным делом».

⁷ В книге I; к тому же добавляет: «Этот образ жизни еще не был покры позором, но скорее считался чем-то славным».

⁸ Так, Плиний сообщает, что парфяне со скифами общаются как равные с равными. Помпеи у Лукана о том же парфянском народе говорит:

⁹ Древние греки называли это «союзом для сражения» (Зосима, кн. V).

¹⁰ Пример смотри у Прокопия («Персидский поход», I).

¹¹ То есть Антонин. Каэтан, Толедо, Молина Вальдес, Мальдер.

¹² Он же заключил договор с Эсколом и Анером. Так, и Давид заключил договор с Ахисом и Наасом, Соломон – с египтянами. Аза – с Бенададом.

¹³ Похвала им имеется в халдейском «Таргуме», в книгах Маккавейских, в послании апостола Павла к евреям. Следуя их примеру, императоры и цари христианские заключали договоры как с нехристианами, так и с не вполне христианами. Константин заключил договоры с готами и вандалами; Юстиниан – с лонгобардами; с сарацинами, аланами, гепидами, франками, свевами вандалами – Феодосий, Гонорий, Лев, Ираклий, Василий. Исаак Ангел, Палеолог; с маврами – короли испанские Альфонс Испанский, Рамиро, Альфонс Девственный, Санхец Кастильский, Фердинанд по прозванию Святой, а также Петр, король леонский, Альфонс Кастильский, мудрейший король; с татарами – Рудольф Габсбургский. Смотри у Иоганна из Картахены, «О праве войны римского первосвященника» (кн. III, гл. I). Юлий II, папа римский, вел переговоры с турками.

¹⁴ Иосиф Флавий говорит: «Он порицал его за заключение союза с Ахавом, человеком нечестивым и преступным». [c. 399]

¹⁵ Грациан писал Валенту, своему дяде, искавшему помощи против скифов, «что недозволено заключать военный союз с врагами божьими» (Зонара).

¹⁷ Смотри речь Фартакса к лазам у Агафия (III). Саксон (кн. IX) говорит словами Людовика, короля французов, Горальду: «Никакое согласие не может проникнуть в души людям, поклоняющимся различным святыням. По этой причине просящему помощи необходимо сначала единение в вере; и нельзя быть соучастниками в великих делах тем, кого разделяет обряд религи ного поклонения».

¹⁸ Пример Манкафы у Никиты Хониата в повествовании о деяниях Исаака Ангела (кн. II). Восхваляется благочестие Эммануила, герцога савойского, который хотя и мог бы завоевать обратно Кипр с помощью турок, но не пожелал сделать этого.

¹⁹ По этому вопросу смотри Мариану (кн. XXX), Паруту (кн. IV), Визаррия (VII и XII).

²⁰ Смотри ниже, книгу III [II], главу XXV, § IV. В присяге на феодальную верность имеются слова: «И если мне будет известно, что ты намерен справедливо напасть на кого-нибудь, и я буду подвергнут общему или особому призыву, то я окажу тебе посильную помощь».

²² Друзьям следует оказывать помощь против врагов, но не против друзей, говорит Птолемей афинянам у Аппиана в «Извлечениях о посольствах».

²⁵ Так, нумантинцы считали, что войско, освобожденное от обещания, должно было быть выдано им, если бы обещание не было утверждено.

²⁶ То были, по сообщению Аппиана, два консула, два квестора, четыре префекта, двенадцать трибунов; все они были выданы по кавдинскому соглашению. По нумантинскому соглашению был выдан один только консул, прочие получили пощаду благодаря Тиберию Гракху, как сообщает Плутарх в жизнеописании Гракхов.

²⁷ Понтий-сын у Аппиана говорит: «Я избираю сильнейших из всадников в качестве заложников, пока народ не утвердит соглашения». Достаточно предоставить заложников произволу тех. кто их принял, как полагали лузитанцы в подобном случае (Мариана, XXI, 12). Те, кто принимает выданных, вправе решать вопрос об освобождении от наказания (Полибий, «Извлечения», СХХII).

²⁸ Диодор Сицилийский. «Пейрезианские извлечения»; Валерий Максим (IV, VIII).

²⁹ Дион, «Извлечения о посольствах». [c. 400]

Библиотека Михаила Грачева

предыдущая

следующая

оглавление

Гроций Г.

О праве войны и мира

предыдущая

следующая

оглавление