предыдущая |
следующая |
|||
оглавление |
Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –
М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 435–441.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста
на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
Марта 8, 1788 г.
К народу штата Нью-Йорк
Рассмотрение главных возражений против предложенного суда в порядке импичмента едва ли ликвидирует остатки неблагоприятных представлений, которые все еще существуют по этому вопросу.
Первое из этих возражений заключается в том, что рассматриваемое положение смешивает законодательную и исполнительную власть в одном органе в нарушение важной и устоявшейся аксиомы, требующей разделения властей. Суть аксиомы рассматривается и проясняется в другом месте, где показано, что она полностью совместима с частичным перемешиванием властей в особых случаях, при этом в главном они остаются отличными и не связанными друг с другом (см. статьи 47–52. – Ред.). Такое частичное перемешивание в некоторых случаях не только уместно, но даже необходимо членам правительства в защитных целях, для сохранения независимости друг от друга. Самые способные специалисты политической [c.435] науки признают, что абсолютное или условное несогласие исполнительной власти с актами законодательного органа превращается в непреодолимый барьер для посягательств последнего на первую. И вероятно, с не меньшими основаниями можно утверждать, что полномочия, касающиеся импичмента, как уже указывалось, являются важным средством сдерживания против посягательств исполнительной власти. Разделение их между двумя ветвями законодательной власти, предоставляя одной право обвинять, другой – судить, позволяет избежать неудобства превращать одних и тех же лиц одновременно в обвинителей и судей и защищает от опасности фракционного преследования в любой из этих ветвей. Поскольку для осуждения требуется большинство в две трети сената, это дополнительное обстоятельство обеспечивает безопасность столь полную, какую можно только пожелать.
Забавно наблюдать, с какой яростью обрушиваются именно на эту часть плана, именно с описанных позиций люди, которые все без исключения заявляют, что восхищаются конституцией штата Нью-Йорк, а ведь она превращает сенат вместе с канцлером и судьями Верховного суда не только в суд в порядке импичмента, но в высшую судебную инстанцию штата по всем гражданским и уголовным делам. Численное соотношение канцлера и судей с сенаторами столь незначительно, что можно обоснованно заявить: судебная власть в штате Нью-Йорк сосредоточена в сенате. Если в этой связи бросаются обвинения плану конвента за отказ от прославленной, часто поминаемой и, по-видимому, так мало понятной аксиомы, то насколько же больше повинна в этом конституция штата Нью-Йорк? (В штате Ныо-Джерси высшая судебная инстанция также является ветвью законодательной власти. В Нью-Гэмпшире, Массачусетсе, Пенсильвании и Северной Каролине одна ветвь законодательной власти является судом по импичменту. – Публий.)
Второе возражение против того, чтобы сенат был судом в порядке импичмента, заключается в том, что это способствует чрезмерному сосредоточению в нем власти, придавая правительству слишком аристократический облик. Сенат, как указывается, должен иметь совпадающие полномочия с исполнительной властью [c.436] при заключении договоров и назначении на должности. Если, говорят возражающие, к этим прерогативам добавить право решать все дела в порядке импичмента, влияние сената получит решительное преимущество. На такое возражение, неопределенное само по себе, нелегко найти точный ответ. Где же мера или критерий, чтобы определить, что даст сенату слишком много, слишком мало или едва ли должную долю влияния? Не будет ли надежнее и значительно проще отбросить эти неопределенные и неточные подсчеты, а рассматривать каждое полномочие само по себе и выносить решение, исходя из общих принципов в зависимости от того, куда вручаются полномочия с наибольшей выгодой и наименьшим неудобством?
Если мы встанем на этот путь, то придем к более разумному, быть может, и более определенному результату. Тогда распределение полномочий заключать договоры, содержащееся в плане конвента, если не ошибаюсь, полностью оправдается соображениями, изложенными в предшествующей статье (Гамильтон ссылается на статью 64, написанную Джоном Джеем. – Ред.) и в других, помещенных в последующем разделе наших исследований (см. статьи 68 и 74. – Ред.). Я верю, что целесообразность соединения сената с исполнительной властью будет не менее удовлетворительно освещена изысканиями в том же разделе. И льщу себя надеждой, что замечаниями в моей последней статье сделано немало в интересах доказательства трудности, если это вообще возможно, найти более подходящее вместилище для полномочий вынесения суждений об импичменте, чем избранное. Если так, тогда гипотетическую угрозу чрезмерного веса сената следует выбросить из наших рассуждений.
Но эту гипотезу как таковую уже опровергли замечаниями относительно срока пребывания в должности, установленного для сенаторов (см. статью 63. – Ред.). Этими замечаниями, как и историческими примерами и логикой событий, показано, что самая популярная ветвь каждого правительства, пронизанная республиканским духом, будучи в целом [c.437] любима народом, обычно полностью равна, если не превосходит, любому другому члену правительства (см. статью 63. – Ред.).
Но независимо от этого самого действенного и оперативного принципа, в плане конвента, ради сохранения равновесия, для национальной палаты представителей предусмотрено несколько важных полномочий в противовес дополнительным прерогативам, которыми наделен сенат. Исключительное право вносить финансовые билли будет принадлежать палате представителей. Только эта палата будет иметь право возбуждать преследование в порядке импичмента – чем не достойный противовес праву решать исход импичмента? Та же палата будет арбитром во всех выборах президента в случаях, когда голоса всех выборщиков не объединятся, что, несомненно, хоть изредка может случиться. Всегда существующая возможность этого послужит для палаты представителей обильным источником влияния. Чем глубже размышления, тем важнее представляется эта конечная функция, эти полномочия решать исход соревнования самых выдающихся граждан за первую должность Союза. Не будет преувеличением сказать, что это средство влияния перевесит все атрибуты сената.
Третье возражение против сената как суда в порядке импичмента выводится из его обязанности назначать на должности. Считается, что сенаторы будут слишком снисходительными судьями поведения тех лиц, которых и они выдвигали на государственные должности. Главное в этом возражении – осуждение практики, принятой правительствами всех штатов, если не всеми известными нам правительствами: я разумею поставить в зависимость удовольствие пребывающих в должности от удовольствия тех, кто их туда назначил. С равной уверенностью можно утверждать, что в этом случае фаворитизм последних – всегда прибежище для недостойного поведения первых. Но описанная практика, в противоречие с этим принципом, проводится исходя из посылки, что ответственность назначающих за пригодность и компетентность облагодетельствованных их выбором, заинтересованность в том, чтобы дела велись достойно и выгодно, создадут достаточные побудительные [c.438] причины для отстранения от участия в них всех, кто своим поведением показал, что не достоин оказанного ему доверия. Пусть факты не всегда подтвердят это предположение, но если оно верно в главном, то сенат, только санкционирующий выбор исполнительной власти, не окажет избранным достаточно сильное пристрастие и не закроет глаза на свидетельства вины столь серьезные, что они побудят представителей нации стать обвинителями.
Если нужны еще доводы для доказательства невозможности такого предрассудка, их можно обнаружить в функциях сената по назначению на должности. Дело президента выдвигать и с согласия сената назначать. Конечно, сенату не придется выбирать. Сенат может отвергнуть выбор исполнительной власти и обязать ее сделать другой, но сенат никоим образом не может выбирать – он может лишь согласиться или отверпгуть выбор президента. Сенат может даже испытывать предпочтение к другому, одновременно соглашаясь с предложенной кандидатурой, ибо не имеет позитивных аргументов против и уверенности в том, что если он не согласится, то в последующем будет выдвинут сенатский фаворит или кто-либо другой, более достойный, чем отвергнутый. Таким образом, едва ли возможно, чтобы сенатское большинство принимало в расчет при назначении другие качества, кроме тех, что, являясь достоинствами, свидетельствуют определенно за, а при доказательстве их отсутствия – против.
Четвертое возражение против сената в роли суда в порядке импичмента касается объединения его с исполнительной властью при заключении договоров. Утверждают, что тогда сенаторы становятся собственными судьями в каждом случае коррупции или предательства при оказании доверия. Предавшие вместе с законодательной властью интересы нации заключением катастрофического договора – говорят возражающие, – как они понесут заслуженное наказание, когда им самим надлежит выносить суждение по поводу обвинения их же в предательстве?
Это возражение распространялось с большей искренностью и большей рассудительностью, чем любое другое, выдвигавшееся против этой части плана. Тем не [c.439] менее я обманусь, если оно не ошибочно в самой своей основе.
Безопасность, в сущности предусмотренная конституцией против коррупции и предательства при заключении договоров, нужно искать в характере тех, кому дано их заключать. Взаимодействие главного должностного лица Союза и двух третей членов инстанции, избранной коллективной мудростью нескольких штатов, – залог верности в этом деле национальных органов. Конвент должным образом обдумал наказание президента за отклонение от инструкций сената или нечестность при проведении вверенных ему переговоров. При этом, вероятно, имелось также в виду наказание некоторых выдающихся деятелей сената, которые торгуют своим влиянием в нем, став продажными наймитами иностранной коррупции. Но конвент не мог с большими или хотя бы равными основаниями вообразить импичмент и наказание двух третей сената, одобрившего недостойный договор, или большинства в этой или другой ветви национальной законодательной власти, принявшей губительный или неконституционный закон, на что, по моему мнению, никогда не пойдет никакое правительство. Как в самом деле большинство в палате представителей может подвергнуть себя импичменту? Очевидно, не больше чем две трети сената осудят себя. И тем не менее на каком основании большинство палаты представителей, жертвуя интересами общества в угоду несправедливому и тираническому законодательному акту, ускользает безнаказанным в большей степени, чем две трети сената, приносящие в жертву те же интересы заключением пагубного мира с иностранной державой? Справедливость требует, чтобы во всех таких случаях была очень существенна необходимая свобода обсуждения в законодательном собрании, чтобы его члены не несли наказание за действия в коллективном качестве; безопасность общества зависит от заботы, с какой власть вверяют людям, заинтересованным оправдать оказанное им доверие, и стараются в максимальной степени затруднить любую возможность преследовать интересы, противные общественному благу.
Что же касается дурного поведения президента, извращающего инструкции или противоречащего мнению сената, нет нужды беспокоиться по поводу нехватки [c.440] решимости у этого органа наказать злоупотребление его доверием или отстоять свою власть. Тут можно положиться на гордость сенаторов, если не на их добродетели. И даже в случае коррупции ведущих членов, чьими ухищрениями и влиянием большинство могло быть втянуто в меры, отвратительные сообществу, если доказательства коррупции окажутся убедительными, обычные склонности натуры человека оправдают наше заключение: как всегда, не обнаружится нехватки желания отвлечь общественное негодование от себя, с готовностью принеся в жертву виновников дурного правления и позора.
Публий [c.441]
предыдущая |
следующая |
|||
оглавление |