предыдущая
следующая
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
содержание |
М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. – 384 с.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
Глава 5. Проблема актуального и потенциального
Данная проблема1 разделяет исследователей власти на сторонников “диспозиционной” и “эпизодической” концепций власти2. Первые (М.Вебер, Р.Тауни, Б.Бэрри, Д.Ронг, П.Моррис и др.) определяют “власть” как потенциал, возможность, способность. Власть характеризуется как “способность заставить людей делать что-то”, это “не событие, а обладание чем-то” (Barry, 1976: 70, 71). Как пишет П.Моррис, “понятие власти всегда относится только к способности, возможности или диспозиционному свойству” (Morriss, 1987: 13).
Во втором подходе (Х.Лассуэлл и Э. Кэплэн, Х.Саймон, Р.Даль, Н.Полсби) “власть” рассматривается как разновидность социального поведения и определяется в терминах актуальной каузальной связи. “Иметь власть” означает “осуществлять власть”, а не просто обладать сделать что-то. Нереализуюшийся потенциал не есть власть; властное отношение возникает лишь в том случае, если данный потенциал успешно используется.
Различие между двумя данными подходами проявляет себя и в используемых исследователями лексических конструкциях: сторонники диспозиционной концепции говорят об “обладании властью”, тогда как их оппоненты предпочитают “осуществление власти”.
При проведении эмпирических исследований нередко происходит фактическая подмена диспозиционного понимания власти эпизодическим. Как указывает Д.Ронг, некоторые исследователи-эмпирики, формально придерживающиеся диспозиционной точки зрения, [с.122] “на практике часто забывают об этом, отождествляя власть с ее осуществлением и ограничивая исследование проявлениями власти в непосредственно обозреваемых действиях и реакциях на них” (Wrong, 1988: 8). Он ссылается на Э.Роуза (Rose, 1967: 44–50), доказывающего, что многие социальные исследователи определяют власть в диспозиционных терминах, но при этом не принимают на себя обязательства строго следовать этому на практике.
Сторонники эпизодической концепции обычно указывают на “субъективизм” диспозиционного подхода, допускающего, что субъекты могут иметь власть не осуществляя ее. Н.Полсби пишет:
|
утверждение, что любая группа “потенциально” могла осуществлять значимое, решающее или какое-либо иное влияние в общественных делах трудно подвергнуть научному анализу. В самом деле, как можно говорить о том, имеет актор власть или нет, до тех пор, пока какая-то последовательность событий, полностью обозреваемых, не станет свидетельством его власти. Если эти события имеют место, тогда власть данного актора уже является не “потенциальной”, а актуальной. Если же эти события не происходят, то на каком основании мы можем считать актора обладающим властью? Научные основания для такого предположения здесь отсутствуют. (Polsby, 1963: 60) |
Другое возражение состоит в том, что диспозиционная концепция допускает (или, по крайней мере, не исключает) возможности того, что вера в наличие власти у какого-то человека или группы, по сути, наделяет этих людей властью над окружающими; тем самым власть оказывается полностью зависимой от состояния сознания объекта3. [с.123]
Наконец, оппоненты пишут, что рассмотрение власти как потенциала неизбежно ведет к ее отождествлению с источниками власти, ее основой (Simon, 1953: 501–502)4.
Однако на эти аргументы имеются веские возражения и поэтому неудивительно, что большинство исследователей придерживается диспозиционной концепции власти.
В отношении первого аргумента указывается, что Полсби и его сторонники неправильно понимают характер научного знания. Среди специалистов в области философии науки, пишет П.Моррис, считается общепринятым, что в любых науках содержится множество утверждений, которые в принципе невозможно подтвердить или опровергнуть. Однако от этого науки не перестают оставаться науками. Почему все знают о свойстве сахара растворяться и без эмпирических подтверждений этому в каждом конкретном случае? На основе бесчисленного количества наблюдений. Конечно, заключает Моррис, нельзя говорить о власти актора до тех пор, пока какие-то наблюдаемые события не подтвердят ее присутствия. Однако совсем не обязательно, чтобы эти события непременно относились к актуализации именно данной конкретной власти. Придя в зоопарк, человек в состоянии понять, что лев способен его съесть и без “эмпирической проверки” способностей данного льва: для этого достаточно увидеть его челюсти, зубы, мускулы и сопоставить данные наблюдения со знанием поведения животных. Если же и после этого у кого-то еще сохранятся какие-то сомнения, то можно посмотреть, что сделает этот лев с куском мяса (Morriss, 1987: 15–16). Моррис подчеркивает, что поскольку потенциал, в отличие от актуального явления, не обозреваем [с.124] в принципе (обозреваемы лишь его манифестации, проявления), то “нельзя применять операционалистский подход к доказательству в отношении диспозиций (Morriss, 1987: 16)5.
Аналогичный аргумент приводит и Д.Ронг. Свидетельством того, что человек или группа обладают властью, является, по его мнению, частота предыдущих успешных действий по ее осуществлению. “Это позволяет нам сказать, что король или президент по-прежнему "имеют" власть, когда спят в своих постелях” (Wrong, 1988: 7).
Что касается критики диспозиционной концепции за то, что она допускает возможность властных отношений, основанных на вере объекта в какую-то реальную силу субъекта (а тот на самом деле такой силой не обладает), то эта критика также представляется неправомерной. В определенных условиях власть действительно может основываться исключительно на вере объекта. Эти условия четко обозначил Д.Ронг:
|
Если актор считается обладающим властью, если он знает, что другие акторы убеждены в этом, и если он поддерживает эту уверенность и использует ее для вмешательства в действия других или наказания их за попытки неповиновения, тогда актор действительно обладает властью и эта власть изначально была получена им (без каких-либо оснований) от других людей. Но если он не осознает, что другие считают его обладающим властью, или не принимает их веру всерьез при выборе стратегии своего поведения, то в этом случае он не обладает властью, а убежденность в его власти является ложной. Мы не считаем, что люди, проживающие на одной улице с параноиком имеют власть над ним только потому, что он не выходит из дома, боясь их нападения. Мы также не можем сказать, что Коммунистическая партия в Америке имеет большую власть на том основании, что какая-то часть населения, находящаяся под влиянием крайне правых идеологов, искренне верит в это” (Wrong, 1994: 68). [с.125] |
Наконец, об отождествлении власти с ресурсами (источниками) власти. Действительно, данная ошибка может возникнуть именно в диспозиционной трактовке власти. Однако это отнюдь не является неизбежным следствием рассмотрения власти как способности, и ее, как показывает имеющийся опыт концептуализации власти, можно избежать. Во-первых, путем включения в определение власти дополнительных переменных (например, интенции субъекта). Тем самым власть специфицируется как определенный вид способности и ее уже невозможно отождествить с ресурсами власти, лежащими в основании этой способности. Во-вторых, для избегания указанной ошибки власть следует представить как отношение между субъектом и объектом, подчеркивая, что способность субъекта осуществлять власть над объектом ограничивается определенными сферами поведения или сознания объекта. В таком случае мы уже будем говорить не о какой-то абстрактной способности субъекта (способности “вообще”), а о его конкретной способности навязать свою волю объекту в определенном отношении. При этом будут приняты во внимание ресурсы и возможности сопротивления объекта. В-третьих, следует с самого начала указать на конкретные различия между властью как потенциалом (способностью) и потенциалом для власти (способностью иметь власть в будущем)6.
Сравнивая диспозиционную и эпизодическую концепции власти, следует указать и на ряд проблем, которые неизбежно возникают при концептуализации власти в терминах актуального поведения. Прежде всего, она ведет к тенденции недооценивать “скрытые” формы власти, в частности формы власти над сознанием и установками людей, которые особенно трудно идентифицировать. Кроме того, акцент на поведении создает опасность неучета “второго лица власти”. Отсутствие поведения, как показали П.Бэкрэк и М.Бэрэтц, можно рассматривать как определенную форму поведения, [с.126] не-решения – как решения (Bachrach and Baratz, 1970). “Если правительство систематически воздерживается от действий в определенных сферах или в интересах каких-то слоев населения, – пишут Р.Моккен и Ф.Стокмэн о проблеме, возникающей при отождествлении власти с ее наблюдаемым осуществлением, – то можно придти к ложному заключению о том, что правительство не имеет необходимой власти в этих сферах” (Mokken and Stokman, 1976: 40).
Концептуализация власти как деятельности приводит и к переоценке реальной власти отдельных акторов, например, в случаях, когда группы с относительно слабыми позициями в структуре власти прибегают к интенсивным экстремальным формам действия, которые, в соответствии с данной концептуализацией, можно принять за осуществление власти. Между тем обращение к силе, как показывает опыт, чаще свидетельствует о крахе власти или о ее слабости7. Прочная власть, базирующаяся на солидных ресурсах, может и не проявляться в манифестированных (видимых) действиях. Наконец, и с семантической точки зрения власть, как уже отмечалось ранее, предпочтительнее определить как возможность (способность).
Таким образом, власть – это способность субъекта оказать воздействие на объект. Если субъект не обладает данной способностью, он не обладает властью. Способность воздействовать на объект, тем самым, является обязательным элементом власти, одним из ее определяющих свойств.
Другой вывод, естественно вытекающий из диспозиционного понимания власти, состоит в том, что власть может существовать без своей актуализации в сознании и/или поведении объекта. В ряде случаев субъект может предпочесть отложить реализацию своих намерений или надеяться, что этот же результат может быть достигнут и без его вмешательства. Нередко власть [с.127] вообще не ведет к установлению актуальной каузальной связи между субъектом и объектом, например в случаях, когда субъект по тем или иным причинам теряет способность воздействовать на объект или же меняет свои намерения. То есть, субъект может обладать властью над объектом, не осуществляя ее.
Этот вывод требует уточнения, поскольку довольно часто “обладание властью”, “осуществление власти”, “потенциальная власть” и ряд других выражений используется достаточно произвольно, что подчас приводит к путанице в понятиях и затруднениям в их толковании. Рассмотрим несколько видов отношений между субъектом и объектом:
1. А способен заставить Б делать то, что тот иначе не стал бы делать; если А решит воспользоваться своей способностью, то Б подчинится ему. Однако А либо вообще не знает о существовании Б или о существовании своей способности в отношении Б, либо не имеет интенции влиять на Б. Поэтому А не использует свои ресурсы воздействия на Б.
2. А способен заставить Б делать то, что тот иначе не стал бы делать, но не использует свои ресурсы, хотя и рассматривает подчинение Б в качестве желаемой альтернативы (преференции). При этом отсутствуют “правление предвиденных реакций” (Б не действует в соответствии с преференциями А).
3. А способен заставить Б делать то, что тот иначе не стал бы делать, но А не предпринимает каких-либо действий в отношении Б. Тем не менее, Б действует в соответствии с интенциями А, предвидя его возможные реакции (“правление предвиденных реакций”).
4. А способен заставить Б делать то, что тот иначе не стал бы делать; А воздействует на Б и Б подчиняется А, т.е. делает то, что хочет А8. [с.128]
Первая ситуация характеризует возможную власть (потенциал для власти). А не имеет власти над Б (актуальной, потенциальной или какой-либо иной). А обладает лишь ресурсами, потенциалом, который (гипотетически) может стать основой властного отношения в будущем.
Второй случай представляет собой описание “чисто диспозиционной” концепции власти. Б.Бэрри, П.Моррис и другие ее сторонники ограничивают власть только данным видом отношений между субъектом и объектом, исключая актуализацию (осуществление) власти из содержания понятия. Подчеркивая это, Моррис пишет, что, “хотя многие события можно было бы рассматривать как осуществление власти, вокабуляр власти следует использовать лишь если нас специально интересует возможность производить подобного рода события, а не сами события” (Morriss, 1987: 22).
Для объяснения данного случая исследователи пользуются различной терминологией. Д. Ронг, например, использует два термина – “власть как потенциал” (или “потенциальная власть”) и “латентная власть”, отдавая предпочтение последнему, поскольку термин “потенциальная власть” при его широком толковании может быть интерпретирован в значении “возможная власть” (Wrong, 1994: 68–69). Однако “латентная власть” у него иногда используется для обозначения власти в форме правления предвиденных реакций (третий вид отношений), тем самым смазывается различие между двумя различными видами отношений (вторым и третьим).
У.Поллард и Т.Митчел (Pollard and Mitchell, 1972) различают “возможную власть” и “потенциальную власть”. Первая характеризует ситуации второго типа, а вторая применяется в отношении “правления предвиденных реакций” (третий вид отношений).
П.Моррис так же, как и Д.Ронг, различает потенциальность, присущую любой власти (власти как способности) и потенциальность как свойство латентной власти. “Латентная власть” у Морриса означает “потенциал для власти” (первая ситуация), она является потенциальной в том смысле, что еще не существует. “Власть [с.129] правителя, – пишет Моррис, – существует и в тот момент, когда она не используется; в то время как прямой наследник еще не обладает властью, его власть латентная (Morriss, 1987: 59).
П.Бэкрэк и М.Бэрэтц (Bachrach and Baratz, 1970) иначе используют эти понятия. Под “латентной властью” они имеют в виду “власть как потенциал” (вторая ситуация), а под “потенциальной властью” – “потенциал для власти” (первая ситуация).
При всех приведенных выше терминологических различиях, власть и потенциал для власти в диспозиционной концепции обычно довольно четко разграничиваются, а собственно власть описывается как способность, возможность, диспозиция. Иные трактовки предлагаются сторонниками эпизодической концепции власти. Они, по сути, ограничивают власть третьим и четвертым видами отношений. Р.Даль и Ф.Оппенхейм используют термин “иметь власть” (“обладание властью”) применительно к третьему виду отношений (“правление предвиденных реакций”), а “осуществлять власть” (“осуществление власти”) – к четвертому (Dahl, 1986: 52; Oppenheim, 1976: 108). Оба рассматривают эти два отношения как разновидности (типы) власти. В отличие от Бэрри и Морриса, Оппенхейм подчеркивает, что “обладание властью” означает, что субъект непосредственно делает что-то, добиваясь подчинения объекта, а не просто обладает соответствующей способностью (Oppenheim, 1976: 109).
На мой взгляд, термин “латентная власть” (точнее было бы сказать “латентное осуществление власти”)9 более соответствует третьему виду отношений. В отличие от второго, где субъект только обладает властью, но не осуществляет ее (власть не актуализируется в изменении сознания и поведения объекта), в отношении третьего типа субъект оказывает влияние на объект (влияние оказывает само наличие субъекта). Здесь уже имеет место не только обладание властью: субъект оказывает воздействие на объект и является [с.130] непосредственной причиной изменения поведения объекта. Хотя субъект и не предпринимает каких-либо видимых действий в отношении объекта, его не-действие (но присутствие) оказывается достаточным для достижения необходимого результата10.
Наконец, четвертый случай можно обозначить как “открытое осуществление власти”.
Отвергая бихевиоралистские концепции власти, я, однако, считаю неправомерным противопоставление власти (потенциала) ее актуализации, что, как уже отмечалось, нередко имеет место у сторонников “чистого” диспозиционного подхода. На мой взгляд, власть (потенциал) и осуществление власти (реализация потенциала) тесно взаимосвязаны. То, что власть может существовать без своей актуализации, не означает, что актуализация власти не имеет ничего общего с властью; поэтому различие между властью как потенциалом и актуализацией этого потенциала не следует возводить в абсолют. Во-первых, возможность действия есть потенциальное существование действия; способность вызывать каузальное воздействие есть потенциальная каузация. Возможность и действительность представляют собой две последовательные стадии развития любого явления, они олицетворяют процесс движения от причины к следствию. Действительность содержит в себе возможность своего дальнейшего изменения и развития. В этом смысле потенциал и действие неразделимы. Как указывает Ф.Чэйзел, “дихотомия между возможностью и ее актуализацией представляется неприемлемой. Она была бы такой же необоснованной, как и разделение между профессиональными навыками рабочего и его работой, где эти навыки реализуются” (Chazel, 1976: 61).
Во-вторых, власть как потенциал обычно имеет тенденцию к своей актуализации: если у А есть интенция повлиять на Б с целью достижения какого-то желаемого для А результата, то вероятность превращения потенциальной каузальной связи в актуальную весьма велика. Кроме того, объект сам может действовать в [с.131] соответствии с волей субъекта (“правление предвиденных реакций”).
В-третьих, в некоторых случаях ресурсы власти (потенциал) возникают только в процессе деятельности, т.е. способность А обеспечить подчинение Б появляется лишь тогда, когда А начинает действовать в этом направлении. Например, главным ресурсом небольших политических групп выступает их политическая активность, только она позволяет им добиваться желаемых результатов. В этих случаях обладание властью, по сути говоря, становится осуществлением власти.
В-четвертых, способность осуществлять власть часто основывается на (предыдущем) осуществлении власти. Например, способность А принудить Б делать то, что тот иначе не стал бы делать, может опираться на успешные попытки принуждения Б, имевшие место ранее. Осуществление власти, в этом смысле, является (хотя, конечно же, не всегда) свидетельством наличия власти. Поскольку актуальная власть (открытое осуществление власти) есть реализация власти как потенциала, то наличие актуальной власти означает наличие власти как потенциала (но, как уже отмечалось ранее, не наоборот). Власть, разумеется, может “исчезнуть” после ее актуализации, например, если субъект израсходовал все ресурсы принуждения. Однако в момент ее осуществления он обладал властью, тогда он был способен обеспечить подчинение объекта.
Таким образом, субъект может (1) иметь потенциал для власти (возможную власть), (2) обладать властью, не осуществляя ее, (3) осуществлять латентную власть (в форме правления предвиденных реакций) или (4) прибегать к открытому осуществлению власти. За исключением первого случая, где власти еще нет, остальные ситуации обозначают различные формы ее существования. Однако ядро понятия, представляющее собой его устойчивый элемент, составляет лишь обладание властью, поскольку только оно имеет место в любой форме власти и может существовать без актуализации. [с.132]
1
В англоязычной литературе она обозначается как “актуально-потенциальная проблема” (actual/potential problem). Последняя также (и чаще) обозначается английским словом “agency”, которое в данном контексте можно перевести как “действие”, “деятельность”. Данное обвинение обычно высказывается в отношении так называемого “репутационного” метода исследования распределения власти в социальных общностях, используемого для определения принадлежности власти тем или иным индивидам и группам (См.: Polsby, 1963; 47–53; Wolfinger, 1960: 636–644). Однако этот же аргумент можно использовать и наоборот – для защиты диспозиционного подхода, который, в отличие от эпизодического, способен учесть эти случаи. Д.Ронг признает, что концептуализация власти как диспозиции, возможности действительно заключает в себе опасность рассмотрения власти как принадлежности субъекта, который направляет ее на объект. Однако он считает, что этого можно избежать, если строго подходить к власти как к отношению между акторами (Wrong, 1988: 8–9). Согласно операционалистскому подходу, в науке должны использоваться только те понятия, которые характеризуют непосредственно наблюдаемые явления.6
Я вернусь к этой проблеме несколько позже в данной главе, а также в главе 10 “Действие, структура и власть”. Об этом писал Ч. Мэрриам еще в 30-х годах: “Когда власть использует насилие, она является не самой сильной, а самой слабой” (Merriam, 1939: 180). Здесь я сознательно опускаю некоторые другие возможные случаи (например, первый случай может быть модифицирован путем включения “правления предвиденных реакций”) и не останавливаюсь на ряде существенных нюансов в значении понятий “интенция”, “рациональное восприятие”, “ресурсы власти” и др., сосредоточивая внимание исключительно на “актуально-потенциальной проблеме”. Предпочтительнее термин “скрытая власть”, поскольку слово “латентный” используется как в значении “скрытый”, так и в значении “потенциальный”. Разумеется, не все случаи “правления предвиденных реакций”, как мы увидим далее (6. “Власть и интенция”) следует относить к осуществлению власти.
|
|
предыдущая |
|
следующая |
|
содержание |